Обитель Варн

— Урва, — прошипела она, поднимаясь и желая убить брата, посмевшего помешать

ей получить столь важный ответ на столь важный для нее вопрос. Кинулась на него.

Тот увернулся грациозно и немного лениво, усмехнулся и, оглушив Лесс ударом по

лицу, схватил ее за шиворот и взмыл вверх. Она брыкалась, шипела, норовя укусить

его, вырваться, сбежать, но силы были не равны. Он чуть придушил ее, чтоб

снизить сопротивление и, доставив до замка, кинул в слепой проем окна. Лесс

прокатилась по мраморному полу, врезалась в стену, сбивая с нее древнее знамя

усопшей гвардии, и вскочила с желанием отомстить. Она стремительно направилась к

окну и… вновь была откинута к стене. Проем окна был закрыт для нее — ни

витражей, ни стекла, ни пластика, ни единой видимой преграды — и все же ей не

пройти.

Урва, парящий за окном, усмехнулся, глядя в лицо сестры, легко вспрыгнул на

подоконник. Лесс почувствовала себя загнанной и сникла, свесила голову,

сообразив, что без воли вожака проходы из замка не закрывают. И вздрогнула,

услышав неспешные шаги — Бэф нарочно шел к ней через зал, как простой смертный.

Варн так же медленно поднялась и застыла в ожидании, не смея поднять глаз на

вожака.

— Посмотри на меня, — приказал он, останавливаясь напротив. Лесс несмело

взглянула и тут же вновь уставилась в пол под ногами.

— Человек опасен…

— У тебя любой человек — опасен! — неожиданно для себя возмутилась Варн,

вскинулась, приподнявшись над полом, и нервно закружила вокруг Бэф. — Он знает

про меня! Он знает меня! Он чувствует нас и знает, что нас мучает! Он — свой, он

— такой же, как мы, иначе бы он не понимал этого, не знал! Чем он может быть

опасен?! Что он может сделать нам?! Нам!! Он лоялен, он полезен и интересен. Они

могут помочь избавить нас от холода!

Бэф не пошевелился, лишь тихо спросил, когда Варн зависла перед его лицом,

перестав кружить вокруг:

— Ты смеешь кричать на вожака?

Лесс испуганно моргнула:

— Я…

— Ты смеешь указывать мне? — чуть громче спросил он. Лесс задрожала, мгновенно

замерзнув, и рухнула на пол к ногам Бэфросиаста. — Что ты знаешь о людях? Что

ты знаешь о себе, чтоб рассуждать?!

Голос вожака гневным вихрем пробежал по зале, срывая ветхие гобелены и флаги со

стен. Лесс сжалась.

— Встань, — приказал Бэф уже ровным голосом. — Посмотри на меня.

Лесс посмотрела. Тепло карих глаз проникло в каждый уголок ее сознания и

вычистило память.

— Спи сестра, — прошептал Бэф. Лесс сонно качнулась, и упала бы, но сильные

руки вожака подхватили ее, прижали к груди, — спи моя печаль, спи.

Лесс застонала во сне, тяжело вздохнула, опалив грудь Бэф дыханием. И тот

зажмурился от блаженства, услышав в ответ три негромких удара в своей груди.

С ней, только с ней он почувствовал сначала шорох в груди, потом толчок и стук.

И вот счет ударов вырос до трех. И каждый рождал незнакомое чувство — острое,

сильное, странное. Он готов был отказаться ради него от бессмертия, от пьянящего

чувства полета, от самой свободы.

Может, счет ударов будет расти?

Облака разошлись, открывая око луны, и та, взглянув на размечтавшегося Варн,

засмеялась.

Бэф открыл глаза, с досадой покосился на светило — не твое дело! Луна фыркнула и

прикрыла бок одеялом туч.

Вожак передал Лесс Урва:

— Отнеси ее в спальню.

И резко смолк, отвернулся, сообразив, что чуть не добавил — в мою спальню.

Взгляд скользнул в оконный проем: Луна права — мечта и надежда — удел человека,

а он — Варн.

.

— Понимаешь, Алиса, все что было — детство. Но мы выросли, мы изменились. Я по-прежнему

отношусь к тебе очень хорошо, даже люблю, но как сестру, друга. И-и-и…э-э-э…обстоятельства

изменились.

— У тебя появилась другая? — глухо спросила девушка.

— Ну-у…да-а, — Игорь не знал, как объяснить ей мягко, но доходчиво, что их

отношения закончились. Травмировать Алису не хотелось, но и иного выхода не было.

Его больше не прельщала переписка с рядовой, но, учитывая, что она выполняет

гражданский долг и все-таки не чужая ему, почти невеста, и по глупым условностям

он должен хотя бы объясниться с ней.

Алиса видела, что Игорю неуютно: он хочет сказать многое, но не может. Парень то

ли сожалел, что пришлось пойти на столь неприятный разговор, то ли пытался смять

его, закончив побыстрей, и мечтал нажать кнопку выхода, а потом стереть память

видеофона, чтоб ничто никогда не напоминало ему о неприглядном поступке, о

бывшей возлюбленной.

Алисе было больно. Она и сама не понимала, как держится, где находит силы не

сорваться на крик, не уйти в истерику и не облить Игоря потоком обвинений, угроз.

Злость смешивалась в груди с завистью, ненависть смешивалась с любовью и

хотелось с ровнять с грязью эту холеную рожицу возлюбленного, вернуть ему хоть

часть того горя, что он ей причиняет. Мысль вернуть его, надавив на жалость,

отпала сама — какой смысл, если Сталеску еще год служить. Она здесь, он — там.

Она измученная, доведенная службой и служаками до края нервного срыва,

измотанная, похожая на страшный сон в своем выгоревшем топике. Он — такой весь

аккуратный прилизанный, правильный от формы черепа до узла студенческого

галстучка. Его ждут карьера, почет, уважение, стабильность. Ее неизвестность.