Облака среди звезд

Я рассмеялась, мысленно представив себе Доджа в ресторане.

— У меня был только один поклонник, и тот анархист.

Макс улыбнулся, так что сверкнули его ослепительно белые и зубы.

— Не могу поверить. Вы меня удивляете, Хэрриет. Только один поклонник у такой красивой женщины?

— Я почти никуда не ходила. Мне нравилось сидеть дома.

— Не верю, вы что-то от меня скрываете.

Но мне настолько неприятно было вспоминать о Додже, что я постаралась перевести разговор на другую тему.

— Какие чудесные цветы, — я кивнула на серебряную вазочку, — мне очень нравятся ландыши. И так пахнут даже в ноябре!

— Простите, Хэрриет, — вдруг серьезно произнес Макс, — это вовсе не мое дело…

— Что?

— Ничего. Давайте забудем об этом. Я не хотел огорчать вас. Расскажите мне лучше о вашей новой работе.

Мы успели выпить полбутылки шампанского, пока я делилась с Максом своими впечатлениями от «Брикстон Меркьюри». И к концу рассказа на лице его появилось скучающее выражение. Уже подали устричный коктейль, а я все рассказывала о спиритическом сеансе.

— Они свежие? — спросил Макс, кивнув на устриц.

— Даже слишком, по-моему, они еще живые… — Он с интересом наблюдал за мной. — Никогда не ела их раньше.

— Попробуйте, они вполне приличные.

— Может быть, лучше вы их съедите? Мне так будет легче… — Я положила вилку на край тарелки. — Не хочу показаться сентиментальной, но мне их жалко — я никогда не могла смириться с безжалостными законами пищевой пирамиды, царящими в природе.

Макс улыбнулся и продекламировал, не сводя с меня глаз:

А юных устриц удержать Какой бы смертный мог? Они в нарядных башмачках Выходят на песок. Что очень странно — ведь у них Нет и в помине ног!

— «Алиса в Зазеркалье», с детства обожаю эту книгу, — призналась я Максу. — Руперт подарил ее мне на день рожденья много лет назад.

— Руперт Вульвеспурджес? Я не знал, что вы близко знакомы.

— Да, я тогда была еще ребенком. Но потом мы долгое время не виделись. И только недавно встретились снова. И теперь я понимаю, что он очень изменился, и почти ничего не знаю о его нынешней жизни.

— Мне кажется, вообще нет человека, который бы мог похвастаться, что знает что-то о его жизни.

— Он не нравится вам?

— Нет. Вовсе нет. К тому же не так много общаюсь с ним. Оно и понятно, Руперт не питает симпатии к актерам. Он странный человек. На мой взгляд, суховат и немного зануден. Даже когда руководил театральными постановками, с ним было не просто работать. Я предпочитаю Арчи. С ним гораздо веселее, и потом, Руперт всегда говорит на такие сложные темы, а я поверхностный, ленивый человек и склонен болтать обо всяких пустяках.

Макс улыбнулся, и я подумала, Каролине очень повезло с мужем. Во всяком случае, Макс был настолько очарователен, что его гипнотическое обаяние действовало даже на женщин за соседними столиками.

— Я впервые слышу, что он ставил пьесы.

— Он сделал очень хорошую постановку «Гедды Габлер» в Нью-Йорке, совсем недавно. А в прошлом году участвовал в подготовке «Фиделио» для оперного театра.

— Вот это да! — Я была вне себя от изумления — оказывается, Руперт знаменитость в театральном мире, а я и не подозревала об этом.

— Хэрриет, скажите мне, в чем вы действительно нуждаетесь? — Макс положил свою руку поверх моей, легонько сжав ее. — Я могу что-нибудь сделать для вас? Готов оказать вам любую помощь, какая в моих силах.

— Ваш отец был для меня идеалом, моим учителем и примером для подражания. Он способен заставить зрителей поверить в истинность происходящего, заворожить их. А без этой магии не существует настоящего театра, и всем нам следовало бы учиться этому у него. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, думаю о вашем отце и горжусь тем, что мне выпала честь работать с ним вместе.

Я не раз видела людей, восхищавшихся талантом моего отца, он всегда находился в центре внимания, и я успела привыкнуть к этому. Но только после слов Макса я смогла понять, насколько велико на самом деле было обожание, которым окружала публика моего отца.

— Как чувствует себя Каролина? — спросила я, стремясь немного охладить его восторженный настрой, к тому же я ни на миг не позволяла себе забыть, что он женат, и беспокоилась о том, что этот ужин в дорогом ресторане не все способны были бы воспринять как невинную дружескую встречу.

— Она улетела в Окленд, навестить сестру. Надеюсь, там ей будет лучше. — Он помолчал немного и добавил: — Я виню себя за то, что уделял ей мало внимания. Но во многом ее образ жизни и деньги причинили ей еще больше вреда.

— О нет, — живо возразила я, — без денег у людей возникает куда больше проблем.

Макс в тот вечер заехал за мной на дорогой спортивной машине. Вряд ли он смог приобрести такой автомобиль, если бы не состояние Каролины.

— Самое худшее, что нас с ней интересуют совершенно разные вещи. Я вас не утомляю?

— Ничуть… — покачала я головой.

— Каролина не понимает, что не все можно купить за деньги. Она покупает мне костюмы, машины, картины, книги — все, что только можно пожелать. Но я обычный человек, и до того, как мы поженились, носил дешевые джинсы и старое пальто, но вовсе не чувствовал себя несчастным. Мне недоступны были путешествия по всему миру, деликатесы и дорогие отели, но зато я мог сидеть на скамейке в осеннем парке и читать стихи в свое удовольствие.

— О, я вас понимаю! Мне пора возвращаться. Я обещала Корделии, что не задержусь допоздна.

Корделия и без того была недовольна, что я покинула несчастного Марка-Антония после всех его страданий, и к тому же ей предстояло оставаться дома вечером совсем одной.

— Как жаль! — с досадой воскликнул Макс. — Но ведь Корделия уже не такая маленькая…

— Дело не только в этом. Наш пропавший кот нашелся, о нем нужно позаботиться.

Я рассказала Максу драматичную историю исчезновения Марка-Антония. Он с пониманием кивнул и подозвал официанта, попросив принести счет как можно скорее. Я заметила, что женщина, следившая за нами весь вечер, провожала Макса восхищенным взглядом.