Облава на волка

– Серьезное дело предстоит мне, – сказал он, глядя в заоконное пространство. – А ты, Анька, должна обеспечить, чтобы один из фрагментов этого серьезного дела прошел нормально. Понимаешь? Если Седой на меня попрет, то так просто мне отмазаться не удастся. – Он так и не обернулся к ней. – Это очень важно. Только ты и сможешь этого своего пассажира опознать. А уж потом…

– А если окажется, что мой пассажир и… бородатый ничего общего между собой не имеют? – осторожно спросила Анна.

– Жопой чувствую, – поморщился Капитон. – Я думаю, не мешай. Мне еще перед Седым оправдываться надо будет.

– Я все сделаю, как надо, – сказала Анна.

Очевидно, слишком спокойный тон Анны окончательно взбесил Капитона.

– Ты сделаешь, как надо! – заорал он, резко обернувшись к ней. – Попробуй только не сделать, как надо! Сука дешевая!

Анна, широко открыв глаза, отступила на шаг от бешено глядящего на нее Капитона и уперлась спиной в стену. От неожиданности она не могла произнести ни слова.

– Ты! – продолжал верещать Капитон. – Все сделаю, как надо! Еще бы ты не сделала! От тебя только и требуется, что раком стоять! Тоже мне нашлась! Блядь самоотверженная! А туда же – стремится к высшему обществу! Кина, сука, насмотрелась… Не дура вроде и жизнь уже видела, а все верит во что-то… Да ты знаешь, что такое настоящая жизнь?! Ты знаешь, что надо вынести, чтобы настоящие бабки заработать?! Да ни хера ты вообще не знаешь! Думаешь через мохнатую дырку свою в царство небесное въехать?! Хрена лысого, поняла?! Подохнешь под забором или от аборта загнешься через два года!..

Капитон замолчал так же внезапно, как и начал свой спонтанный монолог.

– Это если меня слушаться не будешь, – заговорил он более или менее нормальным голосом. – А будешь за меня держаться, все хорошо будет…

Он снова закурил и отвернулся к окну.

– Годика через два, – продолжал он, – когда мы вместе с тобой поработаем, у тебя уже капитал будет небольшой. Разоденем тебя и… За перспективного человечка замуж выдадим. Будешь ты у нас женой банкира. Или режиссера какого-нибудь.

Губы у Анны дрожали так, что она не могла выговорить ни слова. Она внезапно подумала, что уже давно не плакала – даже вспомнить не может, когда плакала в последний раз.

Капитон все смотрел в окно.

– Ладно, – глухо сказал он. – Что-то я того… Расклеился… Нервы.

Неловко наклонив большую круглую голову, он прошел к двери. Анна вздрогнула, когда дверь хлопнула за ним.

Она опустилась на корточки у стены. Рваные клочья тумана метались у нее в голове.

– Совсем ничего не понимаю… – прошептала она, не замечая, что произнесла эти слова вслух, – ничего не… Поспать бы, – пришла ей в голову спасительная мысль. – Нет, сначала надо Капитона успокоить. А то он так разнервничался, что на меня попер. Ему, конечно, надо на ком-то выместить то, что накопилось в душе, но уж больно бурно вымещает… Как бы сейчас не треснул меня по роже, как мне тогда работать – с синяками?

Она вышла из комнаты в прихожую и огляделась. Капитон, судя по звукам, был на кухне – рылся в холодильнике в поисках спиртного, не поверив Анне на слово.

Осторожно ступая, Анна подошла к Капитону и обняла его за плечи.

– Успокойся, – сказала она. – Все образуется. Этот Седой и ногтя на твоей руке не стоит. Уж я-то знаю, какой ты. Ты умнее его, конечно…

– Гы-ы… – осклабился Капитон. – Конечно, умнее. Только у него связей больше… Он же старый бандюга… Шесть или семь… или восемь ходок сделал – вор в законе.

– Ходок?

– Ну… на зоне шесть раз был, – снисходительно пояснил Капитон. – Какая же ты дура, Анька… Ведь давно в городе живешь, пора бы знать…

Анна промолчала.

– Нервы развинтились совсем, – снова пожаловался Капитон. – Никто, сука, ни хрена не понимает. Все самому приходится…

– Бедный мой, – пожалела его боявшаяся нового взрыва эмоций Анна.

– А и правда. – Капитон внезапно обернулся к Анне и крепко сжал руками-клешнями ей бедра. – Полчаса у меня есть…

Он отстранил Анну, посмотрел на часы и принялся сдирать с себя широкие семейные трусы.

Анна послушно распустила поясок халата. Халат сразу упал к ее ногам. Раздевшись, Капитон почесал волосатое брюхо и несильно хлопнул Анну по голой спине.

– Иди-ка сюда, – он толкнул Анну к подоконнику, – ты же знаешь, как мне нравится…

Анна встала у окна, опершись о подоконник локтями и широко расставив ноги.

– Вот та-ак… – прокряхтел Капитон позади нее. – Совсем другое дело…

Капитон вдруг остановился, сжал плечи Анны с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что я сегодня говорил, тебе не жить… Понятно?

– Понятно…

Капитон замолчал и спустя минуту запыхтел, словно растревоженный еж. Анна мягко и послушно двигалась в такт его телу.

«Что-то очень опасное и важное происходит вокруг меня, – подумала она вдруг. – Как бы мне не потеряться в этом… Надо очень постараться, чтобы выгадать из этой ситуации как можно больше для себя. А пока нужно держаться крепче за Капитона… Уж он-то меня не оставит. Все-таки я с ним так давно…»

* * *

Времени и сил для того, чтобы перетащить бесчувственного Матроса в джип Семена, у Щукина не было. Единственное, что он успел сделать, – это схватить в охапку Лилю, добраться вместе с ней до джипа, завести автомобиль и вырулить с пустыря, залитого кровью и заваленного трупами.

И только тогда стали слышны милицейские сирены, вой которых Николай ожидал услышать с минуты на минуту – все то время, пока был на пустыре.

Выкатив на ночную улицу, Щукин свернул в первый попавшийся переулок, остановил машину и заглушил мотор. Посмотрел на себя в зеркало заднего вида и до крови закусил губу из-за яростной волны злости, захлестнувшей его с головой.

– Фраер… – прошипел Щукин, с ненавистью глядя на свое отражение в зеркальном стекле. – Как щенка слепого водили за нос всю дорогу… И кто водил? Ляжечка, червяк навозный… Тьфу!

Николай застонал и заскрипел зубами. Нашарив сигареты в кармане брюк, он закурил. А сделав две глубокие затяжки подряд, немного успокоился и почувствовал в себе силы трезво осмыслить сложившуюся ситуацию.

– Итак, – пробормотал под нос себе Щукин, – что мы имеем?.. А имеем мы то, что нас имеют – во все дыры и со всей радостью… Ладно, это лирика, размыслить, как я буду отрывать голову Ляжечке, надо будет как-нибудь на досуге. А сейчас лучше подумать о том, что мне делать дальше. Семена и «братков» его уже не вернешь. Как не вернешь и тех пятерых людей, которых перестрелял в наркотическом дурмане Матрос… Матрос… Ну, Санька остался с ментами разбираться. Вот пусть они приведут его в чувство и расспросят о том, что на пустыре происходило. А он им и расскажет – о крысах, жрецах, мертвецах и человеке с бородой…

Щукин снова посмотрел на себя в зеркало и несколькими движениями сорвал с лица порядком облезшую и похожую на серую мыльную пену бороду.

– Вот так, – проговорил он, растирая ладонью подбородок, – и нет человека с бородой. Есть Щукин. Николай Владимирович. Готовый действовать. Та-ак… А в каком направлении готов действовать Николай Владимирович Щукин? Ну, перво-наперво надо все-таки вернуться к Ляжечке. Рассказать ему все, как было, живописать ужасы перестрелок, пусть доложит своим хозяевам. Второе – коли уж не попали мы на паром и в ближайшее время, наверное, не попадем, надо заняться выяснением личности этого странного заказчика, которого никто не видел – ни Матрос, ни я, ни даже Ляжечка. Ляжечка ведь как-то связывается с ним – вот через Ляжечку и попробовать выйти. Да! Подать весточку Седому – хотя бы через этих парней Семена… Ну, или по телефону – телефон у них узнать. А потом? А потом, – решил Николай, – посмотрим. После небольшого тайм-аута Щукин снова выходит на поле. Разбегается и бьет – судье по роже. А что? Теперь по моим правилам играть будем.