Обман и обольщение

– Мэгги, что ты имеешь в виду? – спросил Тревор. Но Маргарет не так-то просто было провести.

– Если на нас напали бандиты, откуда у тебя взялись деньги, чтобы заплатить Густаво и Софии?

– А, ты про это. Ну, нам же удалось сбежать на одной из бандитских лошадей, разве ты не помнишь? И в седельной сумке мы обнаружили немного денег.

– Нам очень повезло, – саркастически заметила Маргарет. – Ты врешь и глазом не моргнув.

– Это ложь во спасение, – сказал Тревор. – Мы должны были вознаградить Густаво и Софию за их доброту.

– Разумеется. Но меня удивляет, что ты можешь убедить кого угодно в чем угодно.

– Ошибаешься. Мне не удалось убедить тебя выйти за меня замуж.

– Ты даже не пытался. Сказал это таким тоном, словно все было предрешено заранее.

– А что я должен был делать? Опуститься перед тобой на колени и попросить твоей руки, сказав, что моя мамочка уже одобрила мой выбор и что все общество будет нам завидовать?

Образ Тревора на коленях, лепечущего признания, как это делал Роджер, был слишком комичным. Маргарет не выдержала и рассмеялась.

– То есть это не сработало бы, верно? – спросил он, смеясь вместе с ней. – Скажи, что должен сделать мужчина, чтобы завоевать тебя? Через какие испытания пройти? Прискакать за тобой на белом коне, убить дракона и увезти тебя в прекрасный замок?

Маргарет притворилась, будто обдумывает его слова, а потом проговорила:

– Такой вариант, пожалуй, устроил бы меня.

– Нет, не устроил бы. Я уже сделал это, но ты не воспылала ко мне нежными чувствами. Правда, Хадриан черный, а не белый, Эмилио больше похож на змею, чем на дракона, а что касается замка… – Тревор жестом указал на руины вдоль дороги, – то он не очень-то прекрасен. У него явно протекает крыша.

Поразмыслив, Маргарет пришла к выводу, что Тревор прав. Он хоть не рыцарь на белом коне, но он спас ее.

– Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты спас мне жизнь. Прости меня, пожалуйста.

– Забудь об этом. Мне не нужна твоя благодарность.

– А что тебе нужно?

– Чтобы ты принимала меня таким, какой я есть.

– А какой ты? Как только я начинаю думать, что поняла тебя, ты меняешься. Общаться с тобой – все равно что стоять на зыбучем песке.

– Ты должна доверять мне.

– Доверять? Не так это просто. То ты предлагаешь мне дружбу, то говоришь, что собираешься меня соблазнить. Так кто ты? Злодей или герой?

– И то и другое, Мэгги. Почему все должно быть либо черным, либо белым?

– Не знаю, – растерянно произнесла Маргарет. – Скажи, в тебе больше зла или добра?

– Это тебе решать, – помолчав, ответил Тревор.

С той ночи, которую они провели в пещере, прошла неделя. За это время Тревор ни разу не прикоснулся к ней. Маргарет не забыла его страстные ласки и терялась в догадках. Почему вдруг он к ней охладел?

Они ехали на юг, по направлению к Неаполю, и пейзаж постепенно менялся. В отличие от суровых Абруццких гор здесь все зеленело и цвело. Серо-зеленую листву оливковых деревьев ласкал мягкий, теплый ветер, а луга пестрели весенними цветами. На одном из таких лугов они остановились, чтобы пообедать. Удобно устроившись на одеяле под оливковым деревом, достали сумку с провизией, которую им дала София, и наелись до отвала. Тревор лег на одеяло с яблоком в руках, а Маргарет отправилась погулять в ближайшую рощу.

Когда она вернулась, то обнаружила, что Тревор сидит, скрестив ноги, и пишет письмо.

– Кому ты пишешь? – спросила Маргарет.

– Корнелии и Эдварду, чтобы они знали, что с нами все в порядке и что мы приедем в Неаполь примерно через неделю, – ответил Тревор: – Не хочу, чтобы они волновались. Если я отправлю письмо из ближайшего города, они получат его гораздо раньше, чем мы приедем.

– А кому еще ты пишешь? – с любопытством спросила Маргарет, заметив второе письмо, выглядывающее из отделения его папки для письменных принадлежностей.

– Это тебя не касается.

Маргарет выхватила папку и побежала прочь.

– Мэгги, вернись! – крикнул Тревор.

Девушка остановилась и, подняв письмо, помахала им в воздухе.

– Отдай письмо. – Тревор поднялся. Маргарет покачала головой и стала пятиться. Тревор догнал ее, схватил за талию, привлек к себе и, потеряв равновесие, упал на траву, увлекая за собой Маргарет. Девушка упала на него и тут же попыталась встать, но Тревор удержал ее. Маргарет так хохотала, что у нее не быдо сил сопротивляться.

Тревор выбрался из-под нее и лег сверху, прижав Маргарет к земле, и, выхватив у нее письмо, засунул его в карман штанов, решив при первой же возможности уничтожить его. Письмо к матери не содержало ничего такого, чего не знала Маргарет, но он не хотел, чтобы Маргарет удовлетворила свое любопытство, выкрав его позже.

– Теперь тебе никуда не деться.

Маргарет знала, что ее попытки ни к чему не приведут, перестала смеяться и посмотрела ему в глаза, синие, как вечернее небо.

– Я не стала бы читать твоего письма, честное слово. – Голос Маргарет дрогнул.

– Это не спасет тебя. Ты бросила мне вызов, я выиграл, а ты проиграла. А теперь я думаю, какую награду потребовать за это. – Тревор провел кончиком пальца по губам Маргарет и дерзко улыбнулся ей. – Что должен делать мужчина, когда ему в руки попадается красивая женщина?

Маргарет нахмурилась и сказала:

– Не говори так. Не лги мне.

– Мэгги, ты действительно красивая. Такая красивая, что дух захватывает.

– Хватит! Я не красивая, и с твоей стороны очень жестоко говорить мне такие вещи.

– Жестоко? – Тревор удивленно уставился на нее. – С чего ты взяла, что ты некрасивая?

– Я вижу свое отражение в зеркале.

Маргарет снова попыталась высвободиться, но Тревор не отпускал ее, и девушка сдалась, учащенно дыша.

– Ты само совершенство. Маргарет, твои губы созданы для поцелуев, а бархатистая кожа – для ласк. – Тревор усадил Маргарет себе на колени. – Помнишь брелок, который я подарил тебе в Риме? Я купил его, потому что твоя фигура напоминает мне скрипку. – Тревор с благоговением очертил ладонями изгиб ее талии. – При виде этих женственных округлостей мои руки сами тянутся к тебе. Ты говоришь, что мечтаешь о благородном рыцаре, и я стараюсь стать им, но, Мэгги, ни один мужчина не сможет смотреть на тебя и оставаться бесстрастным. Я вот не могу. Я… – Его голос дрогнул, когда ладони коснулись ее груди.