Обман зрения

— Скажите, миссис Гриффин, зачем вы сохраняете все свои вещи?

— Я их не сохраняю. Просто мне трудно что-либо выбросить.

— Почему?

— Не знаю. Не могу ни с чем расстаться. Это слишком нелегко для меня. Всякий раз, когда я собираюсь от чего-то избавиться, у меня возникает ощущение, что я выбрасываю часть своей жизни. Видите ли, Фейт, в один прекрасный день этот дом станет живым свидетельством прошлого. Я предусмотрела это в своем завещании и оставила деньги на его содержание. Это будет маленький музей, оазис покоя в этом ужасном мире. Его посетители смогут увидеть, какой была жизнь людей, которые смогли противостоять уродству современной жизни.

— Вы собираетесь превратить «Хейвен» в музей?

— Да. Гриффины — важная часть американской культуры. Я уверена, что людям будет интересно узнать, как мы жили. Вот почему ваша работа должна быть безукоризненной, Фейт. Ее увидят тысячи людей, когда нас с вами уже не будет на свете.

«Так вот к чему она стремится. К бессмертию», — подумала я про себя.

— Фейт, дорогая, вы же знаете, как я вас люблю. У меня такое ощущение, будто Кэсси вернулась к жизни. Мне ничего для вас не жаль.

— Вы очень добры.

— Поймите меня правильно, я вовсе не сержусь. Наоборот, восхищаюсь вами. Скажите, почему вы решили принять ванну в моей ванной комнате?

Я вспыхнула от смущения, хотя была готова к этому вопросу. Если Дин информировал свою хозяйку обо всех моих передвижениях, трудно ожидать, что он пропустил самое интересное.

— Какой странный выбор, — продолжала она. — Почему именно ванна? Мне очень любопытно. Почему вы это сделали?

— Я… мне кажется… — забормотала я, стараясь подобрать нужные слова. — Мне кажется, таким образом я хотела… сократить дистанцию между нами.

— А зачем?

Я не могла понять, дразнит она меня или говорит серьезно, и решила ничего не скрывать.

— Миссис Гриффин, мне казалось, что вы несколько раз порывались сообщить мне нечто важное, но по какой-то причине так и не рискнули.

— А позвольте спросить, как это связано с мытьем в моей ванной комнате?

— Не могу сказать. Тогда мне казалось, что так я смогу вас лучше понять.

— Ну и как, поняли?

— Не знаю.

— Да или нет?

— Возможно, у меня сложилось неверное впечатление, — с трудом произнесла я.

— Какое же?

— Что вы из тех, кто любит вещи больше, чем людей.

— И это все? — спросила она, подняв брови.

— Да.

— Вы правы. Я действительно считаю, что иметь дело с вещами проще, чем с людьми. Но ведь это не единственный вывод, к которому вы пришли?

— Единственный. А о чем вы подумали?

— Вы считаете, что мне известно, кто убил мою дочь.

Взглянув на нее, я решила забыть о такте и щепетильности.

— Да, миссис Гриффин, именно так я и считаю.

— Тогда почему я это скрываю?

— Не знаю.

Она стала нервно подергивать выбившиеся пряди на своем парике.

— Возможно, вы думаете, что это сделала я? Вот к какому выводу вы пришли.

Я не знала, что ответить.

— Вам ведь приходила в голову такая мысль?

— Да, — прошептала я.

— В какой-то степени вы правы.

Я затаила дыхание. Миссис Гриффин надолго замолчала, потом произнесла:

— Это я ее убила.

Я смотрела на эту странную высохшую старушку, которая, казалось, едва дышала, и пыталась решить, верна ли моя теория или она играет со мной в очередную игру.

— Не в буквальном смысле, конечно, — добавила она, широко раскрыв глаза.

— Тогда кто?

Фрэнсис поморгала.

— Этого я сказать не могу. Но в случившемся есть и моя вина, так что я тоже в ответе за то, что произошло.

Она затрясла головой, повторяя:

— В ответе, в ответе.

Я провела рукой по ее лбу. Он весь горел. Она схватила мою руку и поцеловала.

— Вы все понимаете, я уверена!

— Миссис Гриффин, пожалуйста, скажите мне, что на самом деле произошло. Не держите это в себе. Я уверена, вы сами хотите мне все рассказать.

— Нет, вы не понимаете. Я просто не могу… Ни одна живая душа об этом не узнает. Но уверяю вас, что я люблю не только вещи. Не такая уж я плохая, хотя сделала много такого, о чем впоследствии жалела, и считаю себя виноватой в смерти своей дочери. Каждый божий день я думаю о ней, тоскую без нее, мучаюсь от сознания собственной вины. Нет, я вовсе не злодейка и вполне способна на человеческие чувства! Я хочу, чтобы вы это поняли, Фейт. Вы должны понять и простить. Обещаете мне?

Я не успела ответить. Вернулась сиделка в сопровождении Дина, везущего кресло-каталку. Эта черно-белая парочка своим непреклонным видом напоминала некую суровую скульптурную группу.

— Вот ваше кресло, мадам, — объявил Дин.

— Только ненадолго, — тихо сказала мне Элли.

— Я не уверена, что она вообще захочет выходить, — ответила я.

— Что вы там шепчетесь? — строго спросила старуха. — Я не переношу, когда шепчутся в моем присутствии.

— Так вы будете смотреть мою работу, миссис Гриффин? Дин готов отвезти вас, если вы захотите.

— Нет, — проговорила она, отмахнувшись от нас движением руки. — Я слишком устала. В другой раз.

Дворецкий с сиделкой чуть заметно усмехнулись, как бы празднуя надо мной победу. Я смущенно смотрела, как Дин неторопливо и с достоинством вывозит кресло из спальни. Жаль, что я утратила его расположение.

— А сейчас нам надо немного поспать, — обратилась Элли к миссис Гриффин.

Проскользнув мимо меня, она принялась взбивать подушки и поправлять одеяло, но Фрэнсис жестом приказала ей отойти.

— Я сейчас пойду в зал и кое-что доделаю, а потом поеду домой, — сказала я.

— Подождите! — закричала миссис Гриффин. — Когда я вас снова увижу?

— Через неделю, не позже.

— Подумайте над тем, что я вам сказала.

— Обязательно. Всего хорошего.

Сиделка закрыла за мной дверь. Если у меня и были какие-то сомнения относительно поездки к Роберто Мади, после этого разговора они окончательно исчезли. Вероятно, Гарри был прав, когда утверждал, что миссис Гриффин не убивала Кассандру. Тогда почему она хранила молчание целых двадцать лет и даже на смертном одре отказывается раскрыть тайну? Или правда столь ужасна? Значит, это отец. Безупречный Холт Гриффин. Он — убийца, а она по какой-то причине его покрывает. Но зачем отцу убивать свою собственную дочь?