Обман
Шрифт:
Я вижу выражение лица Гарри, хотя оно и скрыто капюшоном прорезиненного плаща. Угрюмое, злое выражение. Черты лица заострены, желваки играют.
Боже мой! Был ли он хоть когда-нибудь счастлив? Хотя бы в первые годы нашей совместной жизни?
Да, Гарри пытался быть счастливым. Он старался подходить к женитьбе так же, как и ко всему остальному: с аккуратностью и дисциплинированностью. Но внутри всегда оставлял часть себя, которую никому не доверял и в которую никого не пускал. Он знал, что я любила его, но, судя по всему, так и не смог вполне принять это чувство – вероятно, оно казалось ему
Я прекрасно знаю, что лодка Гарри находится сейчас в лодочном ангаре в Уоддрингфилде, но это не мешает мне бросить взгляд на то место, где она обычно болталась привязанной к пирсу. Как часто любил Гарри, прыгнув в нее, дернуть шнур подвесного мотора и унестись в паб в Уолдрингфилд на огромной скорости.
Сейчас отлив и вода из реки ушла, небольшая зыбь лениво лижет обнажившийся илистый берег. Посредине реки, вверх по течению, медленно поднимается небольшой катер. На противоположном берегу виднеется группа людей, идущих друг за другом по тропинке, извивающейся вдоль реки. Там же, километрах в двух ниже по течению, расположена большая платная пристань для путешествующих по реке яхт. Их много сейчас сгрудилось у причальной стенки – время года благоприятствует парусным прогулкам, к тому же начинается уик-энд. Завтра река будет заполнена яхтами и катерами, везде будут слышны смех и говор людей. Эти места считаются одними из самых живописных в южной части страны.
Последний раз я была здесь в сопровождении старшего полицейского офицера Доусона. Я показала ему пристань и рассказала об обстоятельствах отплытия Гарри. Это было спустя пятеро суток после его исчезновения. В тот холодный день на реке гулял сильный ветер. Вокруг не было ни души.
Я запомнила этот день и еще по одной причине: именно тогда я впервые поняла, что мне необходимо как можно быстрее уехать из Пеннигейта самой и увезти детей. Оставаться там наедине со всем, что свалилось на нас, больше было нельзя. Иначе моя семья погибла бы.
Я выхожу на тропинку и иду в обратном направлении. Продолжаю звать Джоша со все возрастающим беспокойством. В тот момент, когда я останавливаюсь, чтобы перевести дух, сзади раздается:
– Мам!
– Где ты был? – кричу я, еле сдерживая гнев. Губы у Джоша морщатся, брови насупливаются.
Я оглядываюсь кругом и понимаю, что мы находимся на территории, где сыну разрешено гулять, хотя и на самой ее границе. Напряжение внутри меня несколько ослабевает.
– Разве ты не слышал меня? – уже спокойнее спрашиваю я.
Джош отрицательно мотает головой.
– Ну извини, дорогой, – вздыхаю я. – Рот у сына немного разглаживается. Это знак примирения. Охваченная эмоциями, я порывисто обнимаю его за плечи и прижимаю к себе. – Будем ужинать? – Мое предложение он воспринимает безо всякого энтузиазма. Мы идем по тропинке вверх. – Трудный был сегодня день, – замечаю я как бы между прочим. Знаю, что он устал и не слишком расположен к разговору, но мне хочется восстановить с ним ту линию отношений, которая была несколько нарушена вихрем событий последних дней. – Хорошо погулял? –
спрашиваю я.Его плечи поднимаются – Джош часто заменяет свою речь жестами. Я отмечаю про себя, что одежда сына осталась сравнительно чистой: необычно для его прогулок в саду. Интересно, чем он занимался?
– Тайник в порядке?
Джош выдвигает нижнюю губу, что, видимо, должно означать утвердительный ответ.
Я лихорадочно придумываю следующий вопрос:
– Есть что-нибудь новенькое?
– Там кто-то был.
– Где?
– В лесу.
– Туристы?
– Ага, в кустарнике, – кивает Джош.
В голове у меня прыгают мысли о бродягах и растлителях малолетних.
– Ты кого-нибудь видел?
Он отрицательно качает головой.
– Следы-то были давнишние.
«Следы». Все это часть скаутских штучек Джоша, всех этих полупартизанских навыков. Я никогда этого не понимала, но то, что следы давнишние, поняла хорошо.
– Этот кто-то воспользовался твоим тайником?
Джош презрительно кривит губы, из чего я заключаю, что тайник так хорошо замаскирован, что постороннему его не обнаружить.
Тропинка становится все круче. Мы медленно идем по темнеющему лесу. Джош пинает камешки носком ботинка.
– Может, пригласим завтра кого-нибудь из твоих школьных друзей? – С несколько искусственным оживлением предлагаю я. – Дэна или еще кого?
Джош весьма сдержанно относится к моим попыткам поближе свести его со сверстниками. Ему, в принципе, нравится проводить время с Дэном, но с таким же удовольствием он играет и один. На этот раз, однако, я полна решимости реализовать свое предложение. С понедельника Джош пойдет в школу и общение с Дэном должно помочь ему настроиться на несколько забытый им ритм жизни и атмосферу школьного коллектива.
– Думаю, мне даже удалось бы договориться с отцом Дэна, чтобы он взял вас на рыбалку.
– На рыбалку меня берет с собой Ричард, – как бы между прочим произносит он.
– Ричард? Какой Ричард?
Джош озадаченно смотрит на меня, как бы удивляясь моей неосведомленности.
– Друг отца, – объясняет он.
– Ааа… – тяну я. При этом в памяти возникает лицо в проеме дверцы машины. – Ты имеешь в виду Ричарда Морланда?
– Ну да. Он служил в морской пехоте.
– Да, да… Я припоминаю. А когда он сказал тебе про рыбалку?
Вопрос заставляет Джоша задуматься. Он всегда испытывает трудности в определении времени.
– Хм… Когда пьют чай.
– То есть, когда я отвозила Кэти?
– Ага.
– Он что, звонил?
– Нет, я его видел.
– Где?
– Да он приходил сюда.
– Вот как? Но я ведь просила тебя, чтобы ты не разговаривал с незнакомыми людьми.
Джош на секунду задумывается.
– Какой же он незнакомый? Я ведь познакомился с ним еще утром. А разговаривали мы в присутствии дяди Леонарда.
– На панихиде?
Джош кивает.
– Ах так… – бормочу я. Мы продолжаем идти. – Я не знала этого. Ну ладно, посмотрим.
– Он сказал, что позвонит тебе. – В голосе сына слышатся нотки надежды. Джош любит рыбалку больше всего на свете, и после стольких недель вынужденного пребывания в нашем с Кэти обществе он, конечно, хочет вырваться на рыбную ловлю в мужской компании.