Обман
Шрифт:
А эти деньги, принадлежавшие благотворительному обществу! Деньги, предназначенные для страдающих существ – сирот!
Боже, Гарри! Что же ты наделал!
Кофе оживляет меня. В голове роятся безумные идеи: собрать друзей Гарри на его защиту. Как? Поговорить с аудиторами и объяснить им. Что?
Я снова в растерянности. И снова и снова задаю себе вопрос: осознавал ли Гарри, к чему он идет? Была ли ситуация с благотворительными деньгами той последней каплей, которая толкнула его за черту?
Вспоминаю последний уик-энд перед его смертью. Я тогда нашла его в три часа утра в гостиной.
Тогда я оставила это без особого внимания, поскольку была слишком поглощена переживаниями по поводу его предательства. Даже через столько месяцев эти переживания занимали меня целиком. Я не хотела прорываться во внутренний мир Гарри, не хотела вызывать его на откровенный разговор, не пыталась получить какие-то объяснения. К тому времени мы превратились в чужих людей, запутавшихся во взаимных обидах и обвинениях. Наше общение сводилось лишь к штампованным сценам. И тогда мы разыграли одну из них.
– Все проверяешь? – спросил Гарри. Голос у него был хриплый, то ли от спиртного, то ли от усталости. А, может, от того и другого вместе.
Несколько секунд я молчала, потом, как это уже не раз было, попыталась увезти разговор в сторону.
– Я подумала, может, нам завтра сходить куда-нибудь пообедать?
Но он легко не сдавался.
– А ты думала, я где? А? – спросил он с возрастающей угрозой.
Я не стала отвечать.
Гарри слегка повернул голову и повторил:
– Ну? Ты думала, где я?
Я устало опустилась в кресло.
– Боже, какая верная жена, – презрительно прошипел он сквозь зубы.
– Я просто не могла уснуть.
– Конечно, не сможешь, если все время держишь один глаз открытым. – Гарри хохотнул.
Его замечание попало в цель. И он знал это. Я действительно не могла удержаться от того, чтобы не следить за ним. И делала это постоянно. Если он исчезал в необычное время, не могла успокоиться до тех пор, пока не узнавала, где он и что делает. Когда он находился дома, я должна была знать, где именно. Думаю, у меня это уже стало превращаться в навязчивую идею.
– Пообедать? – пробормотал он. – А это позволяется?
– Думаю, Кэти и Джош очень бы обрадовались, – проговорила я как можно бодрее, стараясь, чтобы нить разговора не оборвалась.
Последовала длинная пауза, затем он пробормотал:
– У меня слишком много работы.
– Как жаль, – сказала я с искренним сожалением. – Тогда, может, чай? Я имею в виду, дома. Я могла бы испечь пирог.
«Боже, как мне надоело вот так вот изворачиваться!»
Гарри посмотрел на меня странным несфокусированным взглядом, как будто всматриваясь куда-то в будущее, где мне уже нет места. Потом отвернулся и закрыл глаза.
Я еще подождала, но он молчал. Помню, именно тогда меня пронзило сознание того, что несмотря на все мои усилия вернуть
наши прежние отношения мне это уже не удастся. Причина была в том, что желание Гарри разрушить их было сильнее моего желания их сохранить. И я больше не могла сопротивляться ему. До тех пор возможность распада нашей семьи была абсолютно нереальной, она представлялась чем-то отдаленным и невероятным, но в долгом молчании той ужасной ночи я в конце концов поняла: все-таки это может случиться. Поняла… и испугалась. От самой этой мысли мне стало плохо. Меня одновременно охватили чувства отчаяния и гнева.Я назвала его по имени. И подойдя к дивану, встала возле него на колени.
Глаза Гарри оставались закрытыми, губы сжаты в тонкую линию.
Надо мной нависали беззвучные отголоски наших несостоявшихся разговоров. Мне хотелось сказать Гарри что-то новое. Но на ум ничего не приходило. Все слова укладывались в одну фразу:
– Я хочу понять… Просто хочу понять…
Я слышала, что слезы в моем голосе выдают меня. Я понимала, что все делаю не так. К тому времени он уже открыто отстранялся от моих прикосновений, но это не остановило меня протянуть руку и положить на его ладонь. Он напрягся, как будто от электрического разряда.
– Пойдем в постель… Почему ты..? – Голос у меня продолжал дрожать.
Я и сейчас удивляюсь, как смогла это сказать? Ведь мы спали порознь и не прикасались друг к другу уже много недель. Ведь меня к тому времени уже почти добила мысль о том, что все наши беды, возможно, начались из-за каких-то моих ошибок.
Наверно, это предположение было тем единственным, что оставалось в моем распоряжении. Но даже неловко выговаривая его, я со страхом признавалась себе, что обречена на неудачу.
Гарри открыл глаза и уставил взгляд в потолок. Он ничего не говорил. Он ждал. Он заставлял меня ждать. Наконец, Гарри повернул лицо и посмотрел на меня с таким презрением и ненавистью, что я содрогнулась от унижения. Такое впечатление, что он сделал это просто из желания доставить мне боль. В горле у меня пересохло, в висках бешено застучало, в груди забурлил гнев. Раньше я не испытывала ничего подобного. Это была какая-то всепоглощающая волна, которая захлестнула меня целиком. Я подумала о том, как прицельно разрушает Гарри нашу семью, какой ущерб, моральный и материальный, он нам наносит. Мелькнула мысль о Кэти. В тот момент я уже забыла о том, что Гарри находился в состоянии чудовищного стресса, что он был почти болен. Я помнила только, до чего он меня довел. И впервые в жизни мне захотелось ударить его. Доставить ему такую же боль, какую он доставлял мне. На секунду мне захотелось убить его.
Я не помню, сколько тогда прошло времени. Ярость внутри меня наконец улеглась. Я поднялась и вышла из гостиной. Для меня стало очевидно, что в те несколько мгновений произошло нечто страшное. Мы оба перешли Рубикон. Мы оба заглянули в глубину пропасти, в которую скоро могли низвергнуться.
Я открываю дверь в кабинет, и неровный стук машинки прекращается. Маргарет поворачивается ко мне на своем стуле.
– Ну как?
– Да никак, по сути, – пожимаю я плечами. – Список, подготовленный вами, его не заинтересовал.