Обман

— Без проблем.

Что-то прямо… без огонька.

Глава шестнадцатая: Вера

На самом деле все печальнее некуда.

Во-первых, всю дорогу до кафе я только то и делаю, что глазею на руки Егора, и все больше убеждаюсь, что и по рукам он конкретно проигрывает моему «женишку». То есть совершенно проигрывает: у него какие-то вялые пальцы, и я понятия не имею, как это. Ну вот просто вялые и все. Ни тебе красивых вен, ни мозолей от штанги. Тоска смертная, а не руки. Если притронется, то ощущения будут, словно пышечку приголубила. Бррр…

А во-вторых еще «веселее», потому что одновременно с этим я умудряюсь каким-то образом переписываться с Червинским. То есть, пока еду на что-то вроде «почти не свидание, но очень на то похоже», я вовсю флиртую с Мариком в мессенджере: отвечаю на его заигрывания всякими наводящими ответо-вопросами. А если по-простому — мы просто дуреем. И мне все больше кажется, что в голове Червинского не только опилки, но и проблески мозгов. В конце концов, не зря же он руководит огромной папочкиной компанией и при этом умудрился не развалить ее, а приумножить капитал.

Но все равно он придурок, потому что когда в ответ на мое очередное: «не такой уж ты и красавчик, чтобы я за тебя замуж…» берет — и присылает фотографию из душа. Спиной и за мокрой пластиковой перегородкой, но, блииииин…

В общем, я со зла отключаю мобильный интернет и бросаю телефон в сумку.

— Все хорошо? — беспокоится Егор, а я просто машу рукой.

Это свидание становится все больше похоже на скучный секс: просто терпишь, постанываешь и ждешь, когда, наконец, закончится, чтобы поскорее баиньки.

Егор выбирает небольшой бар в восточном стиле, хоть все эти кальяны, подушки и странные алкогольные напитки я терпеть не могу, а восточные сладости на ночь не позволяю себе даже я — та еще разгильдяйка. Между прочим, в моем доме и весов-то нет.

Мы садимся за стол возле окна, и я радуюсь, как ребенок, потому что до Нового года остались считанные дни, и если Егор будет и дальше таким же скучным, я буду разглядывать людей с покупками, гирляндами и елками через плечо. С моей работой и, чего уж там, довольно толстой ленью, мой новогодний декор пройдет за пять минут тридцать первого вечером, путем втыкания сосновой ветки в старую бабушкину вазу. Не всем нужна елка до небес и дизайнерские шары.

— Как у тебя дела, Вера? — спрашивает Егор, когда приносят наш заказ. Я выбрала безалкогольный мохито и какие-то веганские кексы. На вкус как трава.

— У меня все хорошо, — лучезарно улыбаюсь в ответ. Он правда решил начать прямо вот так издалека? Зря я согласилась встретиться вечером: днем был бы повод сказать, что пора на работу. — Работаю, поднимаюсь по карьерной лестнице, набираюсь опыта и через годик хочу открыть свою практику.

— Ты всегда была карьеристкой, — немного снисходительно говорит Егор.

— А ты всегда считал, что я слишком красива, чтобы быть умной, — отвечаю я, не особо маскируя иронию. Год назад это казались почти милым, а сейчас ужасно злит. Откуда в мужчинах эта ересь, что красивая девушка — обязательно дурочка с полным гламуром головного мозга? Вот из-за него и приходится маскироваться под серу мышь.

— Я просто считал, что такая красивая девушка не должна пропадать в душном офисе, если может просто наслаждаться жизнью.

— Знаешь, не всем роль содержанки кажется вершиной эволюции, — снова довольно грубо отвечаю я, и Егор, посмеиваясь, машет салфеткой как белым флагом. — Мозг нужно кормить и тренировать, как и тело. А то он покроется коркой жира, станет гладким и крохотным, как орех.

И снова перед глазами зад Марика.

Только на этот раз почему-то в джинсах. Я даже закрываю и открываю глаза, чтобы навести резкость на сидящего напротив Егора, но задница Червинского все равно в фокусе.

Наверное, потому что сейчас она не плод моего воображения, а настоящая реальность, проходящая за спиной Егора.

И не одна.

А под руку с какой-то… девицей, которая весит на локте Червинского, словно клещ.

И еще что-то очень энергично рассказывает, и улыбается на все тридцать два, а этот… паразит! Смеется в ответ и вообще не замечает ничего вокруг. Конкретно — не замечает меня, а ведь я от неожиданности даже встали и сделанный из туалетной бумаги веганский кекс вприпрыжку покатился с тарелки прямо на пол.

— Что случилось? — Егор оглядывается, но сладкая парочка уже успела исчезнуть в дальней части зала.

— Показалось, — сквозь зубы цежу я.

И мне просто никак не сидится на месте, потому что внутри все клокочет и бурлит.

Нет, я, конечно, знала, что Бабник — тот еще бабник, но писать мне, что он просто в полном охуении — дословно! — от меня, слать мне свои голые фотки, а через полчаса тащить на свидание безмозглую дуру… Это вообще ни в какие рамки. Я соглашалась быть его фиктивной невестой, но не подписывалась на рога!

— … и когда я тебя увидел, сразу понял, что совершил…

— Извини, мне нужно в туалет, — бросаю я, даже не дослушав, что там понял и совершил Егор.

Сейчас это вообще последнее, что меня интересует.

Я должна предстать перед ясные очи Червинского, и показать его распрекрасной девице, какие «кадры» шлет ее благоверный другой женщине. Посмотрим, что она защебечет в ответ на эти откровения.

Интересно, а туалет вообще в той стороне?

Не то, чтобы я очень переживала об отсутствии обоснуя, почему меня понесло именно в ту сторону, но лучше иметь хотя бы один аргумент в свою пользу, чем не иметь его вовсе.

Тем более, что театрально это будет выглядеть лучше именно так: «Я вот тут шла, ничего не подозревала, а тут — ложь цветет буйным цветом!» Не совсем так, но у меня есть минута, чтобы поработать над текстом.

Я быстро крадусь по залу, наплевав на то, что собственное тело играет явно в команде противника: то я правда иду в полуприсядку, словно хочу скрыться от людей на ровном месте, то случайно задеваю плечом официантку, которая неловко разворачивается и полный поднос тарелок едва нее летит на пол. Хорошо, что успеваю вовремя подставить руки и спасти девчонку от финансовой дыры размером в пропасть. Она смотрит на меня огромными перепуганными глазами, но я быстро исчезаю со сцены. Сегодня у меня совершенно другая роль и другие планы. Сегодня я буду Верочка-мясник, и если Червинский думает, что что-то знает о женской злости, то у существенно обогащу его знания.

Ожидаемо, никакого туалета в этой части зала нет. И вообще ничего нет — ни единой проклятой двери, чтобы я могла прикинуться чайником и сказать, что просо заблудилась.

А вот отгороженная декоративными стойками часть зала как раз передо мной и именно оттуда раздается тот дурацкий смех. Никогда не понимала, зачем женщины смеется громче, чем играет музыка. Это такая мода — «услышьте мое счастье, неудачницы» называется?

— Марик, ты просто милаха! — визжит эта недорезанная. — Ну давай — покажи мне, видишь, уже никакого терпения нет.