Обман
Шрифт:
Я же ее правда съем.
И я не знаю женщины красивее.
— Дай я сожгу твою козью шкуру, — бормочу первое, что приходит в мой ослепленный мозг, а в ответ Молька со всей силы топает ногой.
— Ты! Ты! Да кто тебя звал?!
— Я пришел, как договаривались… — туплю я, совершенно убитый видом сверху вниз в ложбинку ее декольте. Умная, красивая, страстная. Женюсь. Прям завтра.
— Я уже нашла жениха, — психует Верочка, и распахивает дверь, за галстук втягивая обратно Туалетного утенка. — Вот, знакомься, Егор — мой жених.
— То есть… вот это все… — Эту ересь даже вслух произносить не хочется, но
Не ради меня и не для меня?!
— Я всегда была красоткой, — спокойно, как удав, заявляет Молька, и в ее взгляде я вижу неприкрытый вызов моему терпению. — Всегда была такой. Уверяю, Мистер Протри глаза, я не стала бы делать пластику даже чтобы увидеть верхний предел вертикального растяжения твоего лица.
Что она только что сказала?
Мы смотрим друг на друга, как два идиота, потому на этот раз адская козочка переиграла саму себя — сказанула от души какую-то хрень, а теперь думает, как я должен ее расшифровать, чтобы понять высокопарный слог.
Но это все ерунда, потому что на повестке дня другой животрепещущий вопрос: какого, блин, хрена она скинула свою козью шкурку для бесхребетного млекопитающего, которое, кроме всего прочего, выдает за своего жениха?!
Правда, думать я сейчас вообще не могу.
Ну правда: как тут думать и анализировать мотивы ее бестолкового поступка, когда перед тобой такая красота, что хоть хватай, забрасывай на плечо и уноси в свой драконий замок, чтобы вытрахивать из нее дурь.
— Ты здесь лишний, — внезапно подает голос эволюционировавший початок кукурузы, и даже задирает подбородок.
Ты что, придурок, правда думаешь, что этого достаточно, чтобы догнать меня в росте?
— Еще щеки надуй — и вылитый «пионер — всем пример», — ворчу я.
Проблемы нужно решать по мере их поступления, а сейчас мне просто необходимо избавиться от «жениха», потому что любопытная козочкина родня уже начинает скапливаться в узком коридоре квартирки ее родителей. Объясняй потом, почему тут вместо меня солирует залетный гастролер погорелого театра.
— Ну-ка выбрось гадость из рук, — пытаясь улыбаться маме моей умницы, и одновременно выбрать из цепких лап козочки галстук Туалетного утенка, сквозь зубы цежу я.
— Да кто ты вообще такой, — возмущается она, но, что характерно, тоже шепотом. — В твоих услугах больше не нуждаюсь.
— Да мне в общем плевать, в чем ты там нуждаешься. Сейчас вытравлю тараканище — и мы с тобой доиграем спектакль. Кстати, очень советую хорошенько насидеться на своей аппетитной заднице, потому что на этот раз ты меня довела до ручки, и я не собираюсь спускать с рук откровенное издевательство над моими самыми искренними побуждениями.
Пока Молька пытается понять, что к чему, я замечаю на тумбе, под всеми моими букетами, ушко ножниц. Быстро выхватываю его и в один выразительный щелчок отрезаю галстук у самого узла. Молька выкатывает глаза, разглядывая вяло поникший в ее руке «язык», Туалетный утенок начинает подозревать, что в этот раз ему точно не уйти живым, и делает шаг к двери.
— Егор, вы уже уходите? — хлопает глазами будущая теща.
Я собираюсь сказать, что он не уходит — он улетает в космос на ближайшие пару жизней, но тут это
недоразумение открывает рот и выдает:— Нет, я как раз хотел попросить Веру… Эмм… Хотел попросить ее… стать моей женой.
И, хоть огрызок галстука смешно топорщится на фоне его рубашки, Тараканище сует руку в карман пиджака и достает оттуда коробку. Берет Мольку за руку и стройным речитативом строчит:
— Ты знаешь, что нам было хорошо вдвоем. И знаешь, какую непростительную ошибку я совершил, поддавшись на условности общества и ультиматум моей семьи. За этот год не было дня, когда бы я не пожалел о случившемся, и только страх быть отвергнутым удерживал меня на расстоянии. Но ты… В моей жизни не было женщи…
Он, конечно, не успевает закончить, потому что я отодвигаю козочку плечом и жестко сжимаю нос умника двумя пальцами. Прямо до приятного хруста. Оказывается, звук вопящего соперника почти так же приятен, как и стон кончающей женщины.
— Видишь ли в чем дело, кузнечик голубых кровей…
Он выпучивает глаза, а я киваю, мол, ты думал, я не разузнаю, что ты такое?
— Так вот: Вера никак не может стать твоей невестой, потому что вчера мы подали заявление в ЗАГС. А она меня так любит, так любит… что не хочет ждать положенный месяц, так что через недельку — максимум — мы станет мужем и женой.
— Что ты несешь?! — шипит моя адская козочка.
— Что? — раздается за моей спиной дружный хор родственников.
— Что? — гундосит Туалетный утенок, глядя на меня заплаканными от боли глазами.
Я молча беру у него коробку, открываю — и, скривившись, сую Вере под нос более чем скромное кольцо.
— Ты правда встречалась вот с этим? Молька, разочаровываешь.
Хотя, после феерического превращения гусеницы в бабочку, она больше никогда и ничем не сможет меня разочаровать. Сейчас закончим сцену — и в ЗАГС, а потом дам задание юристам, чтобы устроили нам быстрый брак без всяких формальностей. Ну а гражданскую церемонию проведем как положено: с платьем и подвязкой, которую я зубами стяну с ее ноги.
— Никогда в жизни не выйду замуж за человека, который интересуется только фасадом, — фыркает Молька.
— Сказала девушка, которая пускает слюни на мой зад, — не теряюсь я. А что, даже забавно с ней пикироваться, у меня в жизни не было девушки, которая даже бабскую истерику превращает в шедевр ораторского искусства.
— Ничего подобного, — морщит нос козочка.
— Правда? — Я заталкиваю коробку с кольцом в рот все еще громко охающего Егорки, и на чистой интуиции интересуюсь: — Тогда покажи заставку телефона. Что у тебя там?
Котик? Мопс? Сердечки-звездочки? Задница твоего без пяти минут мужа?
Судя по тому, как Бледная молька стремительно превращается в Прекрасный цветущий мак, я попал в яблочко.
Глава двадцатая: Вера
Вот свалился же на мою голову этот Червинский!
Все так хорошо шло: я позвонила Егору, прикинулась девой в беде, сказала, что ему нужно притвориться моим спутником на один вечер и он без всяких условий согласился.
Правда, когда сегодня появился на пороге моей квартиры, я с минуту пыталась вспомнить, за что же я в него влюбилась. Ну серый же. Абсолютно посредственный. И улыбка дурацкая, и эти его манеры словно из учебника для младших школьников.