Обманщики. Пустой сосуд

— Я хочу увидеть капитана, — Ильян достал из рукава связку монет. — Отвезете нас к Сыли, получите больше.

— Что помешает нам снять деньги с твоего тела, мальчик? — капитан показался наконец из трюма.

— Я плачу за дорогу не деньгами, — покачал головой Ильян. — Я лекарь и могу сделать так, что проверяющие не найдут у твоей команды признаки болезни.

— Среди моих людей нет заболевших, — спокойно ответил капитан. — А появятся, попросту ссажу на берег. За борт его.

Меч контрабандист убрал, зато схватил Ильяна в охапку и потащил к борту. Сопротивляться лекарь не стал, наоборот, расслабился и, улучив момент, выскользнул из верхнего халата. Усилие было невелико, но в глазах теперь двоилось, и сердце колотилось, как после долгого бега. Кое-как Ильян перевел дух.

— Лекари останавливают не только тех, кто заражен мором. Думаешь, степная зараза их не встревожит? — и Ильян с самым выразительным видом тронул себя за кончик носа.

Глаза капитана сузились.

— И что ты можешь сделать, мальчишка?

— Что? Вылечить. Невелика задача. У меня с собой нужные травы. Но вы доставите меня и мою ученицу к монастырю Сыли в кратчайший срок.

Капитан посопротивлялся еще какое-то время, больше для вида, но наконец кивнул.

— По рукам, мальчик. Шесть яданов1 с тебя и еще четыре с девчонки.

Ильян смерил его задумчивым взглядом.

— По рукам. Деньги вы получите, когда прибудем на место. Если попытаетесь отнять силой — пожалеете.

Они попытались. На следующую же ночь заявились втроем в потайную каморку, где разместили свою живую контрабанду. Лин спала, свернувшись калачиком под одним из теплых халатов и спрятав нос в пушистую меховую оторочку. Ильян сидел у переборки, закрыв глаза, и слушал собственное сердцебиение, плеск волн, скрипы, издаваемые кораблем. Шаги.

Они вошли, сдвинув в сторону дверь. Двое направились к Лин, третий — к Ильяну. Мелькнула шпилька.

— Сука! — возопил несостоявшийся насильник.

Подскочив, Лин бросилась к Ильяну, готовая закрыть наставника своим худеньким телом. Пришлось отодвигать ее в сторону.

— На кончике шпильки яд. Он вас не убьет, конечно, но парализует. От бедер и…. — Ильян провел пальцем по воздуху. — Выше. Или ниже, как повезет. Противоядие поможет, только если его принять в ближайшие полчаса.

Больше их не беспокоили до конца путешествия, здраво рассудив, что у лекаря и его ученицы есть еще трюки в запасе.

К причалу возле Северного монастыря они прибыли четыре дня спустя.

Ильян выбрался наконец из трюма и вдохнул с наслаждением влажный воздух низин. Впереди возвышалась громада древнего монастыря, своей величиной вполне способная поспорить с горами Сыли. В арку, прорезанную в монастырских стенах, легко проплывали корабли с полной оснасткой. Заплатив оговоренную ранее сумму, Ильян и Лин выбрались на влажный, скользкий причал.

Стена монастыря нависала, скрывая небо. Вверх уводила крутая лестница, перилами которой служила натянутая туго веревка.

— Нам… наверх? — оробела Лин.

Ильян кивнул.

В отличие от многих обителей, чья слава осталась в прошлом, Сыли процветал. Ступени лестницы были истерты не временем, а ногами паломников, которые день за днем поднимались наверх, чтобы преклонить колени перед святынями. Ильяну этот подъем давался нелегко. Немела рука, озноб бил, и с каждым шагом тело становилось все слабее, все беспомощнее. Трижды он останавливался, чтобы передохнуть и переждать приступ, прежде чем добрался до вершины и уперся в массивные, окованные железом ворота.

— А меня пропустят? — тихо, робко спросила идущая следом Лин.

— Вот сейчас и узнаем, — ответил Ильян.

* * *

Сплетни в столицу стекались со всех концов страны, и обычно Цзюрен не придавал им значения. В этих россказнях было немного правды, и вреда от них было больше, чем пользы. Но сейчас он был готов поверить во что угодно.

Вишня зацвела. С каждым годом старое, искривленное, узловатое дерево во дворе цвело все пышнее, точно предчувствовало свой неизбежный конец. Поднявшись тем утром, Цзюрен обнаружил его в бледно-розовом облаке цветов. Ин-Ин уже была там. Стояла, кутаясь в ватное одеяло, и смотрела на старую вишню.

— Зачем ты поднялась и вышла так рано? Холодно!

Подойдя, Цзюрен обнял жену за плечи.

— Идем в дом.

— Вишня так красива, господин… — тихо проговорила Ин-Ин, не сводя с дерева глаз.

— Идем, тебе нужно лечь.

— Не хочу, — заупрямилась обычно покладистая Ин-Ин. Развернувшись в объятиях супруга, она положила ладони ему на грудь. Глянула серьезно. — Я смотрю на вишню в последний раз.

Внутри что-то оборвалось, лопнуло, и наступила пустота, холодная и мертвая. Цзюрен прижал женщину к себе, крепче стиснул в объятьях.

— Не говори глупости.

Прозвучало это грубовато, но Ин-Ин не обиделась, даже будто бы не обратила внимания. Улыбнулась только снисходительно, как улыбаются ребенку.

— Всему приходит конец, мой господин.

Цзюрен принес в сад лежанку, теплые одеяла, устроил женщину и, препоручив ее заботам Ису, вышел в город, как и в прежние дни. Собирать сплетни, раз ничего другого не осталось.

За последние несколько дней город пугающе изменился. Пока еще это было незаметно человеку поверхностному. Еще не закрыли малые ворота, и патрули на мостах были пока незаметны, но над улицами уже витал страх. В тавернах говорили о вещах незначительных, глупых, старательно не поднимая больную и жуткую тему.

Официально в городе заболевших не было.

Цзюрен зашел в первую же таверну по дороге, кивнул своим знакомым — людей сегодня было больше, чем обычно, — и занял стол у окна. Сразу же подбежал прислужник, принес кувшин воды и плошку с орехами, ахнул восторженно — в Кузнечной слободе Цзюрена знали особенно хорошо — и унесся с заказом на кухню.

Предыдущие его прогулки по городу никаких результатов не принесли, а в этот раз повезло, и даже долго ждать не пришлось. Спустя минут десять в таверне показались моряки с одного из кораблей, стоящих сейчас в порту. Они были одеты в пестрые северные одежды и увешаны звенящими амулетами. И голоса их, и манеры были отличны от столичных. Моряки производили немало шума, заставляя всех в таверне кривиться и морщиться.

Сперва их разговоры крутились вокруг заведенных в столице привычек. Затем послышались жалобы на портовых рабочих, на стражников, на взяточников, на капитана и всех присных его. Цзюрен решил уже, что и этот день ничего ему не принесет, и больше пользы будет от посещения храма.

— Братец мой весть прислал из Сыли, — сказал вдруг один из моряков. — Вон где жуть творится!

По залу таверны прошла рябь. Кузнецы — народ серьезный — не могли открыто демонстрировать свой интерес, но монастырь Сыли был местом известным, даже прославленным.