Обналичка и другие операции
Шрифт:
Артур Иванович сидел, слушал и ничего не говорил. Конечно, можно было бы кинуться к любимой женщине, поцеловать ее за такие слова. Но куда тут с костылем и с рукой на перевязи кинешься? Пока соберешь все, что нужно, чтобы встать с дивана, порыв пройдет.
— Да, я никуда не поеду. Конечно, совсем отмахиваться от опасности нельзя. Нашему ребенку угрожают! Вернее, угрожают тебе таким способом. Даже не тебе лично, а государственному чиновнику… бр-р-р, не люблю это слово. Но теперь все стали говорить «чиновник» без всякого осуждения. Для родителей моих «чиновники с кокардой» были в России до 17-го года, а потом все эти бывшие чиновники и дворяне в Париже таксистами работали. В Союзе заправляли не чиновники, а совпартработники… Так вот, я о том, что
— Ну, место как сохранят? Банк ведь частный, — возразил Артур Иванович.
— Знаем мы ваши частные банки! — усмехнулась Маргарита Николаевна. — Еще про частный Сбербанк расскажи. Я говорю о том, что Артур убегает не от того, что ему нож в подворотне показали. Государство его отсылает на время, прячет, потому что парень подвергается опасности из-за своей… ну, из-за твоей профессиональной государственной деятельности! Я хочу подчеркнуть, что отъезд Артура, бегство от опасности — дело не семейное, а государственное!
— Твоя номенклатурная семья наложила на тебя отпечаток на всю жизнь! — с улыбкой сказал Артур Иванович. — Мы как будто поменялись местами. Это чиновный папаша должен говорить, что о сыне позаботится государство, а мамаша, наоборот, должна молить защитить сына, не считаясь ни с чем! Обсуждать больше не будем. Давай, Ритуля, срочно отправлять Артура!
— Ну, что ж, отправлять, так отправлять… — согласилась с мужем Маргарита Николаевна, мысленно уже прикидывая, что ей нужно сделать для отправки Артура.
«А Ритуля-то моя, похоже, не верит, что Артуру действительно грозит опасность…» — подумал Артур Иванович.
Артур, оказавшись первый раз в Европе один, не с родителями, не с товарищами, не в группе, решил, что у него есть месяц законного отпуска и путешествовал, наслаждаясь отсутствием границ и простотой аренды транспортных средств. Ездил на красивых автомобилях, а что? Деньги есть, заработал! Потом взял скутер, а что? Ему ведь двадцать девять лет всего — молодежь!
Путешествуя по Европе и не имея никаких обязанностей, Артур мог наблюдать, размышлять и оценивать. Конечно, в первую очередь хотелось найти отличия, особенности, редкости. Хотелось понять, чем люди отличаются от наших. Почему все стремятся в Европу, как будто тут медом намазано.
Первое сильное впечатление на Артура произвел Берлин, который мы взяли в 45-м году. В этом большом городе памяти о войне осталось меньше, чем памяти о Берлинской стене. У Артура создалось такое впечатление, что не каждый берлинец знает, что происходило в Европе с середины 30-х до середины 40-х годов ХХ века, кто с кем воевал и за что, кто победил в войне. Зато все хорошо знали, что убили многих людей, которые хотели перелезть через Берлинскую стену, что власти ГДР расстреляли мирную демонстрацию и 53 человека погибли, что СССР виноват перед Германией, потому что навязал антинародный режим Ульбрихта и Хонеккера, всемогущую «штази», бедность и прочие беды социализма.
А Германия, если и виновата, то, по обывательскому мнению, только перед берлинскими еврейскими семьями, которым пришлось, забрав ценные вещи и рояли, переехать в Австралию или в Америку. Более 50 миллионов жертв Второй мировой войны, развязанной Германией, почти забыты. Русский солдат-освободитель в плащ-накидке и каске исчез из памяти, остался советский солдат-оккупант, портрет которого выставлен на бывшем пропускном пункте из Восточного Берлина в Западный Берлин Point Charley.
В Трептов-парке поддерживают порядок. Памятник, скульптуры, мраморные сооружения по краям аллеи, зеленые насаждения ухожены. Но посетителей нет совсем. Артур провел там больше часа и видел одну русскую семью и одну группу телевизионщиков, которые снимали приказы Сталина, выбитые на камне, и очень галдели. И это в выходной день в огромном
мемориальном комплексе! Правда, дождик слегка моросил…Второе, что поразило Артура, было огромное влияние средневековья на современную Европу. Со школы у Артура сложилась простая историческая схема: века до 5-го была Римская империя, потом тысячу лет был мрак Средневековья, когда не происходило ничего, потом началась Эпоха Возрождения. А тут оказалось, что именно Средневековье сформировало современную Европу.
Ехал по дороге на скутере, смотрел по сторонам, собирался уже возвращаться и искал, где бы развернуться. Вдруг у скутера заглох двигатель. Скорее всего, какая-нибудь ерунда, чему тут ломаться… Артур слез со скутера, подкатил неисправный «самокат» к краю дороги и прислонил его к ограждению. Присел на корточки и стал смотреть, где у него что… Как учил Николай Михайлович Чистяков? Бензин, зажигание. А, вот, колпачок высоковольтный соскочил со свечи. Артур взял в руки болтающийся высоковольтный провод, осторожно освободил застрявший в соседних железках колпачок и аккуратно надел на свечу…
Рядом с ним остановилась машина, Артур повернул голову. Из автомобиля «Фольксваген Пассат» вышел невысокий мужчина лет сорока и направился к Артуру.
— Good afternoon! Can I help you something? — спросил мужчина.
«Все говорят с иностранцами по-английски! — подумал Артур. — Памятник изобретателю эсперанто в Вене пора сносить…»
— Good afternoon! I am OK! — ответил Артур, полагая, что скутер теперь заведется.
В это время из машины вышла симпатичная брюнетка тех же лет, что и мужчина, наверное, жена, и тоже направилась к Артуру. Видимо, дама сначала не хотела выходить, а потом не выдержала.
— А то я смотрю, русский парень терпит бедствие. Думаю, дай, посмотрю, в чем дело, — продолжил по-русски мужчина.
— А как вы узнали, что я русский?! — спросил удивленно Артур.
— Ой! Не смешите мои тапочки! Тоже мне загадка! Здравствуйте, меня Алла зовут, — сказала подошедшая женщина.
— А я — Борис, — представился мужчина, несколько смущенный активностью жены, и стал объяснять. — Действительно, наших сразу видно. Как вы ковырялись в своем аппарате, как сидели…Только наши так делают…
— Интересно… — сказал Артур.
— Да, интересно, — сказала Алла. — Мы здесь живем 12 лет, и все-таки местные определяют, что мы из России.
Скутер завелся, Борис и Алла уехали, обменявшись с Артуром телефонами.
Новые знакомые показались весьма доброжелательными и приятными людьми. На следующий день Борис позвонил Артуру, и они встретились в Берлине. Артур думал, что придут оба, но пришел один Борис. Борис чувствовал себя обязанным показать вновь прибывшему Берлин. Первым делом пошли в пивную пробовать айсбан, свиную рульку. Но за обедом говорили не о Берлине. Артур спросил: «Как же вы оказались в Германии?» и Борис, соскучившийся по русскому собеседнику, стал рассказывать о себе.
«Мой отец умер, когда мне было 9 лет. Он был военным инженером «без поплавка», т. е. без академии, да еще с «пятым пунктом». По службе продвигался медленно, долго в капитанах ходил. Потом вдруг получил назначение во Львов директором маленького завода по ремонту медицинской аппаратуры, по сути — начальником мастерских. И тогда майора присвоили. Отец говорил, что теперь он «штаб-офицер» и «высокоблагородие». Приятно ему было, а то он уже стеснялся своего капитанства. Однажды его шофер ехал ночью по городу и задавил человека. Генерал вызвал отца, унижал его, грозился выгнать из армии без пенсии. Орал: «Доколе у нас будут продолжаться убийства русских людей по вине всяких Меламедов?!» Как будто это отец кого-то убил, а не солдат-водитель по неосторожности. Отец нервничал страшно, решил написать рапорт, уйти из армии. Но рапорт не дописал, умер от инфаркта…Мы с мамой остались жить во Львове, где под конец жизни служил отец. У нас была комната в коммунальной квартире, и мы с мамой были единственными евреями в доме. Били меня во дворе регулярно.