Обними меня на рассвете

Лукан вздохнул. Конечно, Анка не была мертва, но для него она тоже могла быть мертва. Женщина, которая обитала в ее теле, наверняка исчезла.

Потрескивание пламени ревело над покровом тишины. Кейден выбрал именно этот момент, чтобы нарушить его.

— Что значит, что Анка не в себе?

Ему не хотелось отвечать. Он, черт возьми, предпочел бы забыть то, что видел, то, что она ему сказала, и жить в состоянии жалкого незнания. Но он не мог отменить этого утра. Кейден был одним из немногих ярких пятен в жизни Лукана за последние три месяца. То, что Кейден и Сидни жили с ним, сдерживало худшее из его одиночества. Пара его брата была особенно проницательна в отношении его настроения и, казалось, всегда знала, когда ему нужно взбодриться. Но видеоигра или хорошая шутка не могли решить проблему. Ни кекс, ни чай. Но, может быть, логика поможет. Кейден часто давал объективные советы. Возможно, поведение Анки имело бы для него смысл.

— Она вся в синяках — запястья, лодыжки, плечи, шея.

Он закрыл глаза, вспоминая свою ярость, когда сорвал с Анки одежду и обнаружил ушибы почти всех цветов радуги.

— Ляжки, бедра, задница.

— Как будто он ее избил? Этот ублюдок — садист! — прорычал Кейден ему в ухо. — Почему бы ей не уйти и не вернуться домой…

— Я спросил ее о том же самом. Она сказала мне, что попросила Шока связать ее и использовать таким образом. Она говорит, что ей это нужно.

Лукан перевел страдальческий взгляд на брата:

— Анка — самая нежная душа, и она умоляет его сделать ей больно. Почему?

Кейден помолчал, мрачно сжав губы.

— Говоришь, он ее связывает?

— Да.

Признание было подобно удару ножом в грудь.

— По ее собственному выбору.

— А он ее шлепает, порет или хлещет?

Лукан пристально посмотрел на брата.

— Черт возьми, Кейден! Я не задавал вопросы. Разве это имеет значение, черт возьми?

— Не совсем так.

Кейден переступил с ноги на ногу, явно не желая открывать рот, словно это было так же опасно, как открыть Ящик Пандоры.

— А Анка очень старалась во время связи угодить тебе?

Тысячи нежных, сладких воспоминаний дернулись в нем, принося теперь столько же боли, сколько когда-то было наслаждения.

— Да. Ее заботливость, ее желание сделать других счастливыми были одними из самых приятных качеств.

— Слушай внимательно, — инструктировал Кейден тихим голосом. — Эта женщина все еще внутри нее. Она просто начала выражать свою покорную натуру сексуально, а Шок выступает в роли ее Дома.

— Что?

Слова были настолько чуждыми, что Лукан не мог их разобрать.

— Нет! Ей всегда нравилось, когда к ней нежно прикасались, гладили, ласкали, баловали. Связанная и избитая? Никогда.

Рейден наклонился вперед, слегка поморщившись.

— Я думаю, Кейден прав. Как бы то ни было, Ронан тоже этого хочет.

Взгляд Лукана метнулся к остальной толпе. Близнецы наблюдали за ним с одинаковым выражением сочувствия. Брэм натянуто улыбнулся. Айс послал ему твердый кивок. Он не осмеливался взглянуть ни на одну из женщин. Унижение и ярость захлестнули его, и Кейден потащил его прочь от большей части толпы, к задней части сборища.

— Я ничего не понимаю.

Он уставился на брата, чувствуя себя так, словно под ним рухнул фундамент его мира.

— Ты же сам сказал, что она изменилась. Я бы сказал, что это одно из изменений, но похоже, что эта тенденция была всегда. Может, именно так она сейчас выплескивает свою боль. Возможно, то, что случилось с Матиасом, заставило ее осознать свои потребности. Я не знаю.

— Ее потребности? Чтобы из нее вышибали дерьмо?

— Говори потише, — прорычал Кейден.

Его брат прав. Ему нужно взять себя в руки, справиться с гневом. Сейчас не время, и не место. Они пришли сюда похоронить одного из своих, а он так погряз в собственном дерьме, что забыл ужасный смысл этой церемонии.

— Да, ты прав. Мы поговорим, когда все закончится.

Лукан заставил себя сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть.

— Брэм будет занят делами Совета. Потому что ты знаешь, что невежливо говорить с Ашером о том, чтобы тот занял место Тайнана и попытался спасти магический мир до завершения службы, — протянул Кейден.

Лукан кивнул, радуясь, что он не был необходим для этого процесса.

— Я полагаю, что именно поэтому Себастьян Блэкборн здесь, чтобы убедить Ашера перейти на темную сторону и поддержать Матиаса.

— Боюсь, это все объясняет.

Лукан внимательно оглядел толпу.

— Дяди Стерлинга здесь нет.

— Наш дядя, несмотря на свое пребывание в Совете, не отстоит наше дело лучше, чем Брэм. Расслабься.

— И правда.

Они отступили назад вместе с остальной толпой, когда жрица погасила огонь магией и собрала пепел тела Тайнана. От сильного, измученного воина больше ничего не осталось.

Стоя у изголовья каменной плиты Ашер напрягся. Глаза мужчины блестели от слез, которые он не хотел проливать.

Жрица послала ему мягкое выражение сочувствия и протянула урну с прахом Тайнана.

— С помощью этого мы освободим его в благословенную стихию воздуха.

— Ступай спокойно, брат мой, — прошептал Ашер, взмахнув рукой и развеяв пепел по ветру, свистящему в темном небе.

Через несколько мгновений наступил закат. Пепел Тайнана рассеялся, и над толпой воцарилась мирная тишина. Он был увлечен — своими бедами, своим горем, своей бессильной яростью, своей ужасной потерей. Ушел.

Лукан закрыл глаза и позавидовал павшему воину.

— Вот почему Брэм не позволил тебе вернуться в бой, — прошептал Кейден ему на ухо.

Потому что Лукан думал о самоубийстве с помощью Анарки?

— Я знаю.

Были мучительные дни и ночи, когда он думал о том, чтобы умолять Брэма позволить ему сражаться. Или отправиться на поиски Матиаса в полном одиночестве в его логово и бросить осторожность на произвол судьбы. Но в глубине души Анка все еще была его ответственностью, несмотря на их разорванную связь. Возможно, когда-нибудь ей понадобится его защита. Однажды он ее ужасно подвел. Он больше не ошибется.

— Я бы ему не позволил, — признался Кейден.

Лукан криво усмехнулся.

— Я знаю.

Любовь и поддержка брата были одной из немногих радостей, которые заставляли Лукана двигаться дальше, чтобы продолжать существовать каждый день.

Вскоре после этого толпа начала расходиться. Все выстроились в очередь, чтобы выразить свое почтение и соболезнования Ашеру, предложить свою помощь. Они так и сделали, один за другим, а затем телепортировались прочь. Лукан шагнул вперед и посмотрел Ашеру О'Ши прямо в глаза. Бедняга выглядел так, словно его выпотрошили. Страдал не только Тайнан. Живые, оставленные, чтобы справляться, бороться и пытаться двигаться вперед, возможно, страдали больше, и конца этим страданиям не было видно. Он проклял Анарки и Матиаса. Он проклинал младшего брата Шока, Зейна, за то, что тот вернул ужасного волшебника, чтобы он мог стать правой рукой зла или каким-то жутким стремлением, которое у него было. И пока он проклинал одного брата Дензелла, он мог проклинать и того, и другого. Шок, безусловно, заслужил каждую каплю его ярости и презрения.