Обними меня на рассвете

— Мне очень жаль, О'Ши.

Лицо Ашера напряглось еще сильнее.

— Спасибо. Кроме Брэма, вы двое здесь последние из Братьев Судного дня. Я хочу, чтобы вы все убрались с моей территории. Никогда больше не возвращайтесь.

Лукан не обиделся на Ашера. Ярость стала его старым другом с тех пор, как потерял Анку, поэтому он хорошо понимал, что чувствует этот скорбящий человек. Он обдумывал мудрость своих следующих слов, но решил, что он и его товарищи-воины уже отвергнуты. Он не мог причинить большего вреда.

— На твоем месте я бы тоже нас возненавидел. Мы позволили скорбящему волшебнику сражаться. Он был безрассуден и позволил захватить себя в надежде убить Матиаса. У тебя есть все основания презирать нас. Я могу только сказать, что потерял свою пару в этой войне. Я понимаю горечь. Твой брат был хорошим воином. Хорошим человеком. Он будет отмщен. Братья Судного дня позаботятся об этом.

Ашер уставился на него с каменным лицом, словно сдерживая поток горячих проклятий ради соблюдения приличий, но его терпение было на исходе.

— В конечном счете, — продолжал Лукан, — Матиас убил твоего брата, чтобы у него было на одного волшебника меньше противников, и нарушил равновесие в Совете. Имей это в виду, когда будешь взвешивать свои решения относительно Совета.

— Так же сильно, как я ненавижу всех вас, я ненавижу Матиаса, и даже еще больше. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери.

Ашер резко кивнул Лукану, давая понять, что уходит.

Кейден только похлопал Ашера по плечу.

— Мне очень жаль.

Затем он схватил Сидни за руку и телепортировался. Лукан последовал его примеру, наблюдая, как Брэм и Себастьян Блэкборн кружат вокруг Ашера, пока он прощается в последний раз. Покачав головой, Лукан поспешил домой, не завидуя ни одному из оставшихся волшебников. Ответственность за управление магическими миром во времена гражданской войны была ужасной.

Вернувшись домой, Сидни поцеловала его в щеку, затем нежно чмокнула в губы Кейдена и, извинившись, ушла наверх. Его брат наблюдал, как она нахально покачивается, поднимаясь по лестнице, и Лукан завидовал тому счастью и утешению, которые Кейден мог получить от Сидни в хорошие и плохие времена. Черт, он говорил как угрюмый придурок. А сейчас он бы с удовольствием выпил. Но Кейден не одобрил бы этого, и он отказался опуститься до уровня Шока, бывшего постоянно пьяным.

Говоря о том, чтобы опуститься до уровня мудака…

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Анка сексуально подчиняется Шоку?

Кейден бросил на него нетерпеливый взгляд:

— Да ладно тебе. Ты живешь гораздо дольше, чем я. Конечно, ты слышал о таких вещах.

— Конечно. Но я не могу себе этого представить. Я почти ничего об этом не знаю. Я… я надеялся, что ты имеешь в виду что-то другое.

Боже, как бы ему сейчас не помешал алкоголь.

— Черт возьми, я не понимаю, почему она хочет, чтобы этот придурок причинил ей боль. И откуда ты об этом знаешь?

У его брата хватило такта покраснеть и притвориться, что он интересуется стеной.

— Когда я жил в Далласе и работал в газете, меня вызвали сфотографировать убийство возле клуба «Кинк». Парень, которому он принадлежал, был свидетелем, и мы начали говорить о преступлении. А потом, в конце концов, и о других вещах. Я ходил туда раз или два, пока Сабэль не привела меня сюда, чтобы помочь тебе. Мне было… интересно.

Он ухмыльнулся:

— Есть что-то действительно приятное в том, чтобы увидеть красный отпечаток руки на девственно белой заднице твоей пары.

Лукан никогда не пробовал ничего подобного. Секс был для него развлечением и источником энергии еще до того, как он встретил Анку. После нее все остальные женщины на планете перестали существовать. В последнее время это была тяжелая работа, необходимая для того, чтобы остаться в живых. Суррогаты помогали, будучи либо настолько профессиональными, либо настолько романтичными, как того желал клиент. Он испробовал оба подхода. После этого они оба заставили его почувствовать себя жалким говнюком. Как будто он волшебник в расцвете сил, чья пара трахается с кем-то другим.

Он был готов сделать все возможное, чтобы это изменить.

— Я думаю, мне нужно услышать больше.

Глаза Кейдена чуть не вылезли из орбит от удивления:

— А ты уверен?

Лукан вздохнул:

— Я могу либо навсегда потерять Анку из-за придурка, способного дать ей то, что она говорит, ей нужно, либо попытаться стать таким человеком. Я все еще люблю ее. Я хочу любить ее всегда. Может, я этого и не понимаю, но я бы предпочел быть ублюдком, оставляющим отпечаток руки на ее заднице.

Брат кивнул, как будто это произвело на него впечатление.

— Я бы тоже так на это посмотрел. Я не был уверен, что ты готов быть таким логичным.

— Не думаю, что у меня есть выбор. Быть рядом с ней сегодня… — он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Даже мысли о близости с Анкой делали его твердым, почти бешеным от того, что она была под ним, его член глубоко вошел в нее, снова делая ее своей.

— Я уже три месяца не чувствовала себя таким живым. Я не позволю ей снова ускользнуть. Как я узнаю то, что мне нужно знать?

Кейден достал из кармана мобильный телефон, нажал несколько кнопок и снова спрятал его. Секундой позже телефон Лукана запищал от принятого сообщения. Он выудил устройство и уставился на телефонный номер, код страны которого значился как Америка.

— Его зовут Митчелл Торп. Он управляет клубом под названием «Доминион» в Далласе. Самый умный, самый терпеливый ублюдок в мире, когда дело доходит до образования БДСМ. Когда ты будешь говорить с ним, скажи ему, что я заинтересован в возобновлении работы, когда смогу.

Он ухмыльнулся.

Лукан сохранил номер с мрачным выражением лица. Все происходило так быстро, и сегодняшний день был полным провалом от начала до конца. Этим утром он чуть ли не всухую трахнул Анку, как собаку в течке, пока не учуял на ней запах Шока и не увидел следы, которые тот оставил после себя. Тогда Лукан был просто злым. Похороны Тайнана довершили всю эту шумиху. А теперь ему нужно было поговорить с этим чудаком-мастером. Он устало покачал головой:

— Который час там?

— Разница с Далласом шесть часов.