Обними. Поклянись. Останься

— Что случилось? — спросил, рассматривая зареванные глазища.

— Ничего, — она шмыгнула носом, поднялась на ноги и гордо отвернулась.

— А детали у твоего ничего есть? Имя, приметы особые?

— Ты все шутки шутишь? Мне вообще не смешно, — снова шмыгнула носом и уставилась волком, будто я и есть то самое «Ничего».

— Рассказывай, — выдержал взгляд и положил руку ей на плечо, отчего девушка вздрогнула, будто ее двести двадцать насквозь прошибло. Она все-таки меня боялась.

— Думаю, это личное, — протянула неуверенно, но быстро сдалась под моим взглядом и едва слышно добавила. — У меня кассу украли.

Всхлипнула и, видимо, сама от себя не ожидая, прижалась всем телом к моей груди, ища утешения. В какой-то момент встрепенулась и попыталась отстраниться, но потом снова прижалась ближе, жалобно заплакав. Я не все слова разобрал, пока на автоматизме гладил ее роскошные волосы, пахнущие клубникой. Но основное понял: какой-то товарищ вытащил у девки кассу за три дня и ей нужно будет месяца три голодать, чтобы вернуть долг. Дальше было что-то про дочь, родителей, но слова объединялись в надрывный вой, смешиваясь в своем звучании — у Богданы началась истерика. Приплыли.

Я терпеливо подождал, пока девушка выскажет все, что у нее накопилось и, когда поток слов окончательно превратился в нечленораздельные звуки с примесью икоты, отстранился, прошел в помещения для сотрудников. Нашел там некое подобие миниатюрной кухни, взял с полки белый стакан и плеснул в него воды из-под крана. Когда вернулся в зал, Богдана стояла, прислонившись спиной к витрине и пялилась в одну точку.

— Пей, — протянул ей воду. — И рассказывай, что случилось.

— У-у м-мен-ня к-кассу з-заб-брали, — тихо пробормотала, сжимая в руках стакан. На меня не смотрела.

— Кто забрал?

Она в ответ пожала плечами.

— Это были те же синеботы? — не выдержал и схватил её за подбородок, заставляя смотреть на себя. Столкнувшись с её взглядом, стало не по себе: в расширенных зрачках плескался не страх, а горечь разочарования. Радужка утонула в море боли и обиды. Я на тот момент не понял, что мне показалось странным, да и не до этого было. Потом, спустя время я пойму весь смысл этого взгляда дворняжки, которую предал близкий человек, а сейчас я лишь тщетно пытался вытрясти из девчонки хоть какие-то детали случившегося. — Богдана, кто это был?

— Да не помню я. Не знаю! Залетный какой-то пришел и забрал все деньги! — ускользнула из моих рук и ушла за прилавок, отвернувшись к стене.

— И ты так просто ему отдала кассу? — недоверчиво приподнял бровь.

— Ты же сам сказал, что моя хваленая философия пропадет, как только ко мне придут с оружием. Все было так, как ты говорил: он пришел вооруженным, только вместо пистолета, к горлу нож приставил. Я все сделала так, как он просил, — она так и стояла спиной ко мне, рассматривая дешевую картину на стене.

Бля. Молодец, запомнила мои слова. Я же тогда не в себе был, наговорил лишнего. Не жалел, конечно, но потом пару раз припоминал, считая, что можно было высказаться более нежно.

— Ясно, — процедил, доставая телефон. — В полицию звонила?

— Нет.

— Значит, я позвоню.

Набрать номер не успел. Богдана резко развернулась и испуганно бросилась ко мне, кладя ладонь на мобильник, и умоляюще посмотрела на меня:

— Не нужно никуда звонить! Я сама решу свои проблемы. Ты что-то купить хотел? Сигареты? «Мальборо»? Пятерка вроде, да? Сейчас отпущу…

Она бросилась к стеллажу с разноцветными пачками, судорожно пытаясь найти там нужные сигареты.

— Я вообще-то патрон принес. Люстру починить, — протянул я, наблюдая за ее хаотичными движениями. — Что значит ты сама решишь свои проблемы? Нужно вызвать полицию, иначе завтра к тебе снова придут, и ты вновь деньги отдашь все? Так не делается. Я звоню мусорам.

— Глеб, прошу тебя, не нужно! — снова бросилась ко мне, чуть ли не выдирая телефон из рук. — Не нужно ничего. Я сама.

Увидев, что я смотрю на нее, как на умалишенную, добавила:

— Меня Анжела уволит, если я полицию вызову. Она и так на меня косо смотрит из-за того, что я пыталась по поводу тех алкашей поговорить. Если сейчас про ограбление узнает, то вообще уволит меня, а мне Варьку кормить нужно. Работу сам знаешь, как трудно найти… Прошу тебя, не надо полиции, — последние строчки она прошептала, с надеждой смотря мне в глаза, ища там согласие.

— Дура, да? Ты понимаешь, что ты несешь? — процедил. Прищурился, обнимая ладонями её лицо. — Ты головой своей вообще не думаешь? Или у тебя там, — постучал указательным пальцем по её макушке, — совсем маргарина не осталось?

Видя, что её глаза снова наполняются слезами, отстранился и почесал затылок, оценивающе мазнув по точеной фигуре взглядом:

— Хорошо. Полицию мы не вызываем. Где деньги брать будешь?

Богдана занервничала сильнее и начала грызть ногти. Я психанул:

— Звони своему мужу, пусть приезжает! — как раз и я его тут подожду. Хороший повод.

— Не буду ему звонить, — отрезала девушка и ушла обратно к кассе, открыв ту, будто в надежде, что деньги сами собой там появились.

— Почему? — подошел, оперся ладонями на прилавок и пытался понять, что мне тут казалось подозрительным. — Он тебе муж или кто? У вас ребенок общий. Разве он не должен помогать тебе?

Видя, что девчонка продолжает молчать, кусая чуть ли не до крови губы, хмыкнул:

— Или может у твоего любимого денег нет и он сам весь в долгах? — поймав испуганный взгляд, хищно улыбнулся. — Угадал?

— Не лезь в мою жизнь, — процедила, сжимая руки в кулачки. — Хватит издеваться. Я же сказала, сама решу свои проблемы. Не впервой! — гордо отвернулась.

— Кроме мужа некому помочь? Друг там какой-нибудь, парень… — протянул я, вспоминая слова Гарика про её распутность.

— У меня есть только один друг — это ты. Больше в моем окружении нет мужчин. Не знаю, к чему ты клонишь, но мне нужно работать. Извини.

Обиделась. Причем искренне. А может правда задела. В любом случае поведение девушки вызывало много вопросов. Если бы не видел, как она рыдала, подумал, что сама деньги слямзила, поэтому полицию вызывать не хотела. Тут было что-то другое. И мужика своего прикрывала. Даже в такой ситуации звонить ему не хотела. Жертвенница.

В магазин зашли двое покупателей, и Богдана бросилась их обслуживать. Чуть не уронила булку хлеба, дрожащими руками пересчитывала деньги и, кусая губы, попросила найти купюры поменьше, потому что только сдала кассу. Пыталась казаться сильной, но я видел: она держалась с трудом. Когда в помещение зашли еще несколько человек, я взял брошенный на прилавок «Мальборо» и вышел на улицу.