Оболочка
Шрифт:
Пластиковые игрушки. Домашние питомцы.
«Любимица Торна. Ошибка Торна».
В чём же он всё-таки ошибся?
Трава зелёная. Небо синее. Море пенное.
Люди живые.
Или элорги, эверты, эсарни — всё одно. А мёртвые, но дышащие — это неправильно.
Ошибка.
Так зачем?
Кира окончательно потерялась в вихре — своей-чужой силы, своих-чужих мыслей, своих-чужих чувств.
«Мы?» — спросила она в никуда.
«Мы, — внезапно донеслось из пустоты. — Мы».
Кира
Её услышали. Ответ получен.
«Мы, — зазвучало всё явственней сразу со всех сторон. — Мы. Мы».
Кире мерещились разные тембры, разные интонации. Кто-то отзывался с испугом, кто-то с радостью, кто-то с настороженным любопытством.
Но отзывался!
Отзывались…
Первая небесно-голубая нить влилась в вихрь почти незаметно.
Почти. Но Кира уловила лёгкое изменение в воздухе — словно освежающий бриз посреди засушливой пустыни.
Капля росы на истлевшем лепестке.
Тонкая, но прочная, нить тянулась от островов и будто опоясывала собой воронку, пытаясь сдержать.
А потом она тоже стала расти. Сплетаться с другими голубыми и белыми потоками и расползаться по пламени, точно ледяная корка по стеклу в морозный день. Ветвистыми узорами, хрупкой защитной плёнкой.
На одно головокружительное мгновение Кира стала… всем.
Каждой каплей моря, каждой молекулой воздуха, каждым ударом сердца каждого живого существа.
Здесь и везде. Сейчас и всегда.
Первым детским криком. Первым неловким шагом. Первой снежинкой на языке.
Она видела себя — в нелепом капюшоне, что от поднявшегося ветра давно сполз на затылок и зацепился за скрученный пучок волос. Видела встревоженных крыланов в небе, устремившихся к югу, откуда к ним мчалась ещё одна группа наездников. Видела, что со стороны долины движется целая армия лесных на аскалах, но железные звери под руководством инши уже выстроились в ряд и готовы к обороне.
И видела Покуса, расправившего теперь абсолютно чёрные крылья.
Смешные. Глупые.
Зачем?
…Когда в небе разразилась битва, и безумный парящий бросился прямиком к командиру долинных наездников на прекрасном алом крылане, Кира уже не могла вспомнить их имена.
Зато вспомнила обрывок недавно оброненной кем-то фразы.
«…по желанию остановить любое сердце…»
И в этот миг она желала. Больше всего на свете желала, чтобы одно конкретное прогнившее сердце в последний раз судорожно сжалось и замерло. Чтобы парящий не добрался до цели. А у долинного наездника выросла борода. Чтобы…
Чёрные крылья замерли на полувзмахе.
И мёртвое тело камнем рухнуло на песок, позолоченный утренним солнцем.
Воронка по-прежнему высасывала из Киры энергию, но сопротивляться этому уже не хотелось. Наоборот — душа вдруг страстно потянулась к уже совсем не опасному пламени.
Голубому. Нежному. Родному.
Долгожданному.
Пятнадцать сияющих потоков, взявших начало с двух континентов и одного острова, слились в один ослепительный
столп света, пронзив море и небеса и подняв огромную волну, что сокрушительной силой обрушилась на песчаные пляжи и скалистые берега.И та, кого когда-то звали Кирой, смотрела на гаснущие в воде сгустки жизненной энергии и радовалась, что всадники на лесных волках ещё не успели сюда добраться.
А потом со всех сторон вновь послышались голоса, и её радость стала всепоглощающей от заветного:
«Здравствуй, сестра».
«Здравствуй».
«Здравствуй».
«Как же долго я вас ждала…»
Глава 21
Пустышка
Часы после исчезновения Киры прошли как в тумане.
Дэш что-то говорил Чешке, успокаивал, но сам себя не слышал. Только гул вместо слов, отдалённый, раздражающий, так что проще было заткнуться, зажмуриться, не дышать.
Приторный запах отравы, найденной на крыльце, намертво въелся в ноздри, мешал думать. Чувствовать.
Соображать здраво.
Кира бы сказала, «мозг заклинило», и какие-то механизмы в его голове действительно пришли в негодность. Одни колёсики застопорились, другие — натужно скрипели, проталкивая друг друга вперёд, однако ни одной связной мысли выдать не смогли.
Чего тогда удивляться, что Дэш так глупо попался?
…Служанку не отыскали. Впрочем, он и не особо пытался.
Что бы она рассказала? Если ещё жива. И если причастна.
Конечно, никто не пропадает без причины, но Дэшшил и без этой Йары — или как там её звали? — знал, где увидит Киру.
Где и когда. Знал точное мгновение, точное место этой встречи. Потому что иначе никак. Иначе можно было не шевелиться.
Он сухо, без особого интереса поинтересовался у полумёртвого от испуга элорга с постоялого двора, есть ли в Водном кто-нибудь из воспитанников Торна, и тот так яростно замотал головой, что лицо его превратилось в размытое бледно-рыжее пятно.
Ясно, нет.
Значит, обойдутся без предупреждений.
Когда Дэш немного очухался, пару раз мелькала мысль всё же добраться до островов, но именно мелькала, не задерживаясь надолго.
Глупая, никчёмная мысль.
Острова большие, крепкие, полные магии. Они — главная сила этого мира, его сердцевина, позвоночник, суть.
Стальной стержень.
А для некоторых — прочная неразрывная цепь.
Так почему Дэш должен спасать их, а не хрупкую женщину, чьи волосы пахнут мятой и дождём?
«Потому что тебе не всё равно…» — звучал в ушах её голос.
Выходило, что всё.
Всё равно, что будет с этим миром, если Киры не станет. От этого «не станет», даже мысленного, желудок скручивало узлом, а грудная клетка будто сужалась и становилась слишком тесной, чтобы вмещать раздувшееся сердце.
Не станет. Как же. Бред.
Четыре стадии за четыре дня.
Дэш думал, так не бывает. Думал, и за четыре цикла не бывает, а вон оно как вышло.
А на пятый день они добрались бы до желанного «знаю», он даже не сомневался. Добрались бы, если бы Киру не забрали.