Оборона дурацкого замка. Том 7

Удача в Форте часто улыбается, но лишь кровавой раной от уха до уха. Никогда нельзя привыкать к редким светлым полосам, стоит всегда искать подвох, внимательно следить за собой и остальными.

Ты считаешь дни до новой волны, считаешь товарищей, считаешь тех, кто прикроет спину. Тех, кто толкнет в нее или плюнет. Провожаешь взглядом останки тех, на кого обратил слишком мало внимания или, наоборот, смотрел слишком пристально. И все равно пропускаешь удар.

Ошибка новичков — смотреть только вперед. Ошибки ветеранов проще — неправильная пропорция между трусостью и бравадой, хватит и одной-единственной небрежности, ошибочной рецептуры без тщательной проверки, чтобы алхимия жизни выкипела из треножника.

Каждый боится дураков, трясется над чужими ошибками, хотя самые опасные — умники. Они не будут открыто бить тебя между лопаток. Просто на пару ударов сердца отойдут в сторону.

Таких тоже нужно считать. А ещё — видеть незримое. Знаки нового оскала судьбы. Наледь у башенных ступеней, повышенная сложность волны. Дрожащий голос сломленного собрата по паршивой смерти.

Старый начертатель самоуверенно проигнорировал явную подставу, представил мутный бой с противником непредсказуемого уровня поводом окончательно решить вопрос со свадьбой. Понадеялся на связи, на личную неприкосновенность, на страх перед целым кланом за его спиной.

Он забыл, что дракон и тигр как ветер и облака. Вот только если Ксин — дракон, то тигр при нем это его дядя или заместитель Фенг, а сам Шуншу — не более чем жирный фазан на ветке.

В итоге, Чжэнь-сянь шен раздавил гордость кланового начертателя еще раньше тела, спровоцировал бой без шансов на отступление и осторожность заранее составленной фразой из уст своей девочки для битья.

Недаром шел слух, что этот поклонник изящной словесности пишет стихи. Уж выдумать предельно оскорбительную фразу с формой цитаты, претензией на литературность и десятком очевидных намеков даже для средненького поэта не составляет труда.

Впрочем, Сяхоу нисколько не сомневался, что тонкую часть плана продумывал И Шенг. Дядя гвардейца тот еще любитель интриг, о котором все почему-то забывают. Он же, скорее всего, подобрал племяннику нужного исполнителя…

Или нечто большее, вплоть до ученицы или наложницы, учитывая уровень культивации мо шен рен. Ничего сложного для врача с легальным доступом к любому человеку в Форте, включая женскую часть Лагеря Новобранцев.

Наверняка, главный врач Форта еще и радостно предвкушал унижение Шуншу, а предстоящая очистительная битва с демонопоклонниками, она же грязная бойня посреди невиновных, не понимающих ничего отрядных бойцов, лишь добавит приятной горчинки внезапному фестивалю.

Что может быть лучше лично срежиссированной тобой пьесы? Цзе общался с дядей их аватара Янь-вана достаточно, чтобы убедиться в его полнейшем равнодушии к человеку как ценности, даже если человек — прекрасный боец или культиватор высокой ступени.

И Шенга не волновали такие мелочи. Он стремился проживать свою жизнь в центре интересной пьесы, где вся сцена выстроена вокруг него одного, а актеры отпускают написанные или срежиссированные им реплики.

Впрочем, вольная трактовка вполне допускалась, декорации с второстепенными персонажами могли двигаться произвольно, пока это не мешает главной линии постановки. В конце-концов, немного свободы и самостоятельности только пойдут на пользу прописанному сценарию.

Разумеется, самая интересная работа обязательно должна содержать в себе драму, а необходимый накал достигался угрозой смерти главных персонажей. Потому что в аду никакая жизнь не имеет значения, даже скрытого владыки.

В этой растоптанной Богами пустоши, среди сухости преисподней и холодного пренебрежения Свыше, они все — лишь грешники без права на раскаяние и осознание. Принцип мировой справедливости неумолим: каждый из попавших в Форт заслуживает наказание сполна.

Поэтому здесь нет людей. Повсюду куклы с фарфоровыми лицами. Роспись дешевой тушью по безликой основе прошлой жизни, приклеенные абы как нити управления: простой расходник, второстепенный реквизит для постановки. Смердам проще — плохие краски быстро смываются, обнажают суть. Как чужую, так и собственную.

Вопрос удачи.

Куклы из внутренней части — элита. Голова на шарнирах, куча масок для смены образа, бережное обращение. Они не ломаются так просто, их трещины лакируют, нити обновляют вовремя. Однако, рано или поздно, каждый приходит в негодность.

Любое неосторожное слово, жест, промедление или, наоборот, спешка заставляет течь собственные черты, показывает уязвимость. По больному месту ударят, ведь это суть поставленной в Форте бесконечной драмы. Офицеры и десятники, как любитель драконов Е Гун, могут дорожить подчиненными только напоказ. И также побегут от ставшего драконом подчиненного, как Е Гун от предмета своей страсти.

Впрочем, иногда для оживления наскучившей пьесы в сюжет вводят глобальные события.

Поэтому, когда демоны полезли из-под арены, Сяхоу совершенно не удивился. Это ведь преисподняя, а нарушение правил последние полгода шло по нарастающей. Почему бы и не появиться внеочередной волне? Причем изнутри нерушимых прежде стен.

Он так и не понял, что именно произошло на арене. Брошенная в предателя гадость совместилась с его атакой и окончательно утратила чей-либо контроль? Совпадение? Или тварей привлекли темные эманации от техники демонопоклонника?

Возможно, мо шен рен специально не стала добивать Гэ Шуншу, до последнего пыталась сохранить остатки облысевшего образа всего лишь талантливой смертной, чьи невозможные для заявленного уровня противники попались ей случайно и также случайно оказались побеждены.

Высокомерная, опьяненная силой (или застращенная своим учителем) девка пыталась взять темного практика живьем, а тот решил воспользоваться шансом переиграть провальную композицию, пусть даже посмертно.

И призвал внеочередную волну ценой своей жалкой жизни.

Самое логичное объяснение, вряд ли кто-то станет копать глубже.

Как бы то ни было…

Пол арены лопнул, песчаниковые плиты осыпались внутрь широкой, на две трети арены, дыры блискучими крошками. Каменная пыль окрасила первый вал наступающих тел из глянцево-черного в пыльно-бежевый, цвета жареного миндаля с сахарной посыпкой из вдумчивой снежной пороши.

Отвратительные карлики черным морем гнойной пеной полезли наружу.

Кожа цвета умасленного обсидиана, огромные носы, разинутый в визге гигантский рот до самых висков, белые, вульгарно-человеческие зубы без привычного для демонов ряда клыков, скрюченная спина, руки, грудная клетка, кривые ноги колесом, точь-в-точь у старого кавалериста.

Такую внешность вполне могли иметь совсем уж глубокие старики, скрести их с карликами, добавь достаточно энергии, да подари недостающие нечеловеческие черты, вроде черной кожи, неестественного глянца, выдающейся вперед челюсти.

Он не мог точно сказать, насколько сильными они являлись, но количество выплеснутых, как помои из ночного горшка, уродцев явно перевалило за несколько сотен, а поток и не думал стихать. Серьезная, опасная волна, даже если сами бесы ничего из себя не представляли.