Оборотная сторона медали
Шрифт:
— В этом его не переубедишь. К тому же он крайне высокого мнения об английском правосудии. Он убежден, что достаточно просто рассказать присяжным простую, неприкрашенную, правдивую историю, дабы его оправдали. Он благоговеет перед судьями, как перед составной частью установленного порядка, почти на одном уровне с королевским флотом, гвардией или даже, может, англиканской церковью.
— Но у него же богатый опыт в судах, разве нет?
— Только в бесконечных исках в Канцлерском суде, о которых вам хорошо известно. Для него это не настоящий закон, а всего лишь стычки по техническим вопросам юристов-сутяжников. С его точки зрения закон — это что-то более простое и прямое. Мудрый беспристрастный судья, порядочные, честные присяжные. Может, еще несколько барристеров, чтобы
— Да, так я и понял. Но он должен знать, что ему не дадут слова — его солиситоры должны же были рассказать о правилах процессов в ратуше?
— Ему все равно. Как офицер говорит за косноязычного матроса, так защитник будет говорить за него. Но он-то будет присутствовать, судья и присяжные могут посмотреть на него, и если адвокат уйдет в сторону, он его может поправить. Говорит, что полностью уверен в правосудии своей страны.
— С вашей стороны будет дружеским поступком вбить ему в голову более приземленный, реальный взгляд на вещи. Должен признаться, Мэтьюрин, без Палмера я боюсь за капитана Обри.
— В этих делах у меня опыта не больше, чем у Джека. Расскажите, как лучше всего очернить закон?
— Вы не можете правдиво очернить наши законы, потому что они лучше всех тех, коими была благословлено любое государство. Но можете объяснить, что законы приводятся в исполнение человеческими существами. Некоторые из них, правда, едва ли могут претендовать на столь высокое звание. Можете напомнить ему о лорд-канцлерах, отправленных в отставку за взяточничество и коррупцию. Можете поговорить о печально известных за политиканство, жестокость и деспотизм судьях — таких как Джеффрис или Пейдж [34], или, к сожалению, лорд Квинборо. Вы можете сказать, что хотя английские барристеры сияют в сравнении с другими, среди них встречаются абсолютно беспринципные, способные, но беспринципные. Для них важен приговор, и плевать на средства. Пирс, выступающий на стороне обвинения, как раз таков. Он приобрел репутацию проклятья Казначейства, и сейчас у него завидная практика. Очень умный субъект, быстро извлекает преимущества из любого поворота дела. Когда я думаю о стычке с ним, да еще с Квинборо в роли рефери, то не столь спокоен, как мог бы пожелать. А если верны слухи о том, что один из дружков-спекулянтов генерала Обри стал свидетелем обвинения, мне вообще не по себе. Пирс, выступающий на стороне обвинения, как раз таков. Он приобрел репутацию проклятья Казначейства, и сейчас у него завидная практика. Очень умный субъект, быстро извлекает преимущества из любого поворота дела. Когда я думаю о стычке с ним, да еще с Квинборо в роли рефери, то не столь спокоен, как мог бы пожелать. А если верны слухи о том, что один из дружков-спекулянтов генерала Обри стал свидетелем обвинения, мне вообще не по себе.
— Меня беспокоят эти слова. Могу ли я спросить, какую тактику защиты вы считаете наилучшей?
— Если капитана Обри не удастся убедить обвинить генерала, то мне остается поносить Пирса, дискредитируя его свидетелей и играя на чувствах присяжных. И, конечно, долго рассказывать о выдающейся службе Обри. Без сомнения, он бывал ранен?
— Только мне пришлось лечить, дайте посчитать, ох, Бог знает сколько резаных и пулевых ран, огромных ссадин от летящих щепок и ударов падающих блоков. Однажды я был на волосок от ампутации его руки.
— Это пригодится. И не сомневаюсь, что миссис Обри будет присутствовать, сияя красотой. Но проблема в том, что присяжные в лондонской ратуше — люди из Сити. Можно сказать, деньги в Сити гораздо важнее сантиментов, тем более патриотизма. Опять-таки, если мне придется вызвать свидетелей — попытаюсь этого избежать, но мне их могут навязать, — то у Пирса будет право на ответ, и последнее слово перед присяжными останется за ним. И в любом случае лорд Квинборо подведет итог, возможно, долго и страстно. Все эти торговцы удалятся под впечатлением от его слов, не от моих. Я страшусь результатов. Умоляю, объясните все это капитану Обри, вас он послушает как
уважаемого друга, И прошу вас, объясните, что Пирс разворошит все, что может сыграть против Обри, все, что может принизить его через друзей и связи. И в этом деле у стороны обвинения есть все ресурсы правительства. Имя Обри вываляют в грязи. Что хуже всего, человек, которого будут судить вместе с ним, единственный стоящий предполагаемый заговорщик из тех, кто не исчез или не спрятал свои дела за десятком подставных лиц, это Каммингс.— Один из гостей генерала в «Баттонс» в тот несчастный вечер?
— Да, этот шут Каммингс. У него за плечами — сомнительные акционерные компании, злостное банкротство и множество других подвигов. Конечно же, все это всплывет и запятнает всех. Капитан Обри попал впросак, и его уверенность ни к чему.
— Если все сложится худшим образом, что ему грозит?
— Определенно, крупный штраф. Может быть, позорный столб, может быть, тюремное заключение. Возможно, и то и другое.
— Позорный столб. Это вы мне говорите? Позорный столб для морского офицера?
— Да, сэр. В Сити это довольно обычное наказание за мошенничество и тому подобное. И, конечно же, его уволят со службы.
— Спаси и сохрани, — перекрестился Стивен. — С него слетело обычное спокойствие, не вернувшись даже внешне, пока он не поднялся по ступеням клуба.
— Прошу прощения за опоздание, Блейн, — извинился он, — но моя беседа с Лоуренсом затянулась надолго и оказалась гораздо более тревожной, чем я мог предположить. Поскольку Палмер не взялся за это дело, у Лоуренса надежды нет. Напрямую он в этом не признался, но это очевидно. Он ни на что уже не надеется.
— Я того же мнения. Все выглядит настолько против бедного Обри, что даже если бы его злейший враг задумал эту схему, то не мог бы навредить ему сильнее.
— Вы тоже считаете, что его признают виновным?
— Так далеко я заходить не буду. Но это политический процесс, со всеми положенными яростными страстями. Нацелен он на генерала Обри и его радикальных друзей. Если их репутация разрушена, то остальное не имеет значения. В таких делах цель оправдывает средства. Как же Сидмут и его люди обрадовались такой возможности! Иногда возникает даже соблазн предположить, что какой-нибудь их ревностный последователь подстроил всю эту аферу, предвосхищая их желания и заодно обогащаясь лично. Правдоподобная теория, хотя я сам в нее не верю.
Последовала пауза, во время которой Стивен уставился на ковер, а сэр Джозеф — на своего друга, которого прежде ни разу не видел столь обеспокоенным.
— Пока я шел сюда, — наконец-то заговорил Стивен, — я размышлял над тем, что нужно сделать в случае обвинительного приговора. Уволенный со службы Джек Обри на суше с ума сойдет, да и я не горю желанием оставаться в Англии. Так что думаю купить "Сюрприз" — все равно у Джека не будет на это денег — получить каперские патенты, укомплектовав его как приватира и предложив Джеку командование. Могу ли я попросить вас подумать над идеей и высказать мне завтра свое взвешенное мнение?
— Конечно же. На первый взгляд, это отличный план. Несколько безработных флотских офицеров стали приватирами. Они продолжают свою войну независимо от всех, и иногда сеют хаос во вражеской торговле к своей великой выгоде. Вы уходите?
— Мне нужно в Маршалси. Уже опаздываю.
— Вам необходим наемный экипаж, — заверил Блейн, глядя на часы за спиной Стивена, — вы обязательно должны взять наемный экипаж, да и так у вас будет совсем немного времени до закрытия ворот.
— Все равно. Можно найти постель в кофейне на кредиторской стороне. С Божьим благословением, мне пора.
— Попрошу Чарльза организовать экипаж, — крикнул сэр Джозеф вслед, когда Стивен бегом поднимался в свою комнату.
Искомый экипаж, необычно проворный, довез его кратчайшим путем через Вестминстерский мост. Когда Стивен высадился у ворот, кучер спросил:
— До закрытия ворот всего лишь пять минут. Желаете, чтобы я вас подождал, сэр?
— Спасибо, но думаю, что останусь здесь на ночь, ответил Стивен, и пробормотал себе под нос: — Господи, я здорово опоздал и сейчас получу выговор.