Оборотная власть

Вдох.

Выдох.

Заставляю себя взглянуть на бывшего.

– Он обратился?

Тим в упор смотрит и молчит. Я знаю - он понимает вопрос.

– Что с ним? Скажи мне.

Трет подбородок, уводя взгляд на дорогу. Запускает двигатель, трогается.

– Я позвонил в больницу, они нас будут ждать. Скажешь, что привезти, Валентина соберет, я...

– Скажи мне, что с ним?
– требую.

Не будет отвечать, всем видом это доносит.

– Тим, я тебя прошу...

– Не надо меня ни о чем просить, - цедит сквозь зубы.
– Мы все устали, я, он, мы все. У каждого есть предел.

– У него предел чего?

Таким диким взглядом одаривает.

– Ты считаешь мало? Арис, как и мы все живой. Он чувствует Юль, как и мы все. Вы почему все думаете, что он железобетонный? Арис как и мы - плоть и кровь.

– Раз ты это так хорошо понимаешь, зачем ты его задеваешь...
– осекаюсь, само рвется.

Отворачиваюсь в другую сторону.

– За живое? Может потому, что оно как раз живое и именно это делает из него человека.

– Он не человек.

– Ошибаешься. Он просто не позволяет себе им быть.

– Арис сказал, что заберет у меня ребенка, - неожиданно для себя самой всхлипываю, не собиралась реветь.

Тон спокойный у меня, да только мнимо это, я продолжаю истерить.

– Никого он у тебя не заберет. Арис никогда не сделает тебе больно, - тихо говорит.

Впадаю в новую стадию истерики - смеюсь, громко и ненормально долго.

– Сам-то веришь в то, что говоришь?
– утираю выступившие слезы в уголках глаз.

Тим отвечает не сразу, спустя примерно час дороги.

– Ты его долго ломала, не простит.

Диким взглядом упираюсь в него. Серьезно...

– Я ломала?

– Ты, Юль, я, ты.

– Обалдеть, Морено часть вины взял на себя. И все же всегда я во всем виновата. Начинаю и сама в это верить. Моя ошибка, что на свет родилась, первый вдох сделала и сразу виноватой во всем стала.

– Прекрати нести херню, - бросает раздражённо.
– Правда не понимаешь? Ты от его ребенка хотела отказаться, не приняла. Его не принимаешь. Ты ушла со мной.

Дар речи пропадает. Я...

– Поэтому и хочет забрать часть себя и отпустить, скорее выпроводить с глаз долой. Изгнать из своего мира, поставить окончательно точку. Но поверь мне, Юля, не сможет. Я знаю, не сможет. Помни мои слова, он этого не сделает. Будь уверена. А если попробует...

Перевариваю, собираюсь духом, в груди давит, сердце колотится, лицо жаром опаленное. Значит правда - хочет забрать...

– Есть я, для страховки.

– Ты только что сказал будь уверена. Тим, это ты сказал!

Слетает выдержка за долю секунды, надрывно дышу, дрожь нещадная колотит, тошнота к горлу подкатывает.

– И ты сам не уверен в том, что говоришь.

– Успокойся, все, хватит. Подумай о ребенке.

– Я постоянно о нем думаю. Вы больные! Что должна была думать, сне страшно было, зная кто вы. Мне никто и ничего необъяснял, держали в неведении. Да, я понимала, что скорее всего беременна, но как я могу принять... Вы же...

– Мы такие же как и ты.

– Ну нет, вы далеко не такие же.

– Юля, успокойся, - приказывает.
– Я сейчас такой же человек как и ты. И Арис такой же, с особенностью, но вполне...

– Нет. Тим, это ты сейчас на таблетках, поэтому как все, но стоит перестать принимать и ты снова...

– Монстр? Тут ты права. Я то еще дерьмо без таблеток. Не уживаюсь с оборотной сутью, как и ты не принимаю, не хватает воли контролировать. Как говорят - не мое это. Все, хватит.

– Не хватит...
– обрывается вдох, резкой болью пронзило.

Тим аж вздрагивает.

Прикрываю глаза, задержав дыхание. Мой малыш так активно ворочается, что больно под ребрами. Потихонечку выдыхаю, оглаживая живот, мысленно прошу утихомириться.

– Молча потерпи, почти на месте, - бормочет Тим приглушенно.

Или мне так кажется, в ушах шум крови стоит.

Не могу больше молчать, однако и слова произнести больше нет возможности. Как в тумане приемный покой, осмотр, беготня вокруг фамилии Морено, катетер в руку, холод лекарств по венам, вырубает надолго.

Прихожу в себя осматривая бледно розовые стены палаты, обстановка почти в как в гостинице, за исключением кровати. Кто ж сомневался, люкс мне обеспечен. Оборудование для вынашивания должно быть в комфортных условиях. Светлая мебель, бежевый кожи диванчик, два стула. Плазма на стене, того же цвета шторы. За окном темно, в стекло бьют пушистые снежинки, разлетаются на части, оседая где-то там за пределами видимости.

В мыслях демон, душу мгновенно тянет к нему, которой нет, напоминаю себе, возможно пытаюсь убедить. Пока жива и она тоже. Всегда на месте, как не пытайся отрицать. Душа моя всегда с ним, к нему и за ним. Давно перестала ненавидеть, не понимаю, тоскую, бывает злюсь... Тупая боль, застарелая, терпеть можно, привыкаешь, когда долго с ней живешь.

В деталях вспоминаю разговор с бывшим. Тим больше не муж, и все же продолжает со мной возиться, проявлять терпение. Наверное вина его пихает или я ему все так же близкий человек, как и он мне. Тим правда снова тот, что был до вскрытия подробностей о его семье, без таблеток он невозможен. С ними же снова тот, кем я его знала.

На тумбочке телефон.

Гоню мысли, что складываются в цепочку. Арис в городе, вещи были у него в машине. Получается плохо, как всегда.

Сообщениями засыпано. От него ни одного. Разве ждешь? Нет, конечно, давно не жду и все же вру.Сажусь, пыхча как старушка дряхлая. Мама. Она со мной не разговаривает с тех пор как не встретила ее на выписку. А это написала целую тираду. Читаю, прослезившись.

"Юля! Завтра выезжаю к тебе, хватит самостоятельности. Натворила делов немало, не позволю еще и ребенка угробить, как собственную жизнь. Завтра буду."

Я всегда и во всем виновата.

Спускаю ноги, на полу тапочки из дома. На диване мой халат. Тим, все Тим. Пишу ему спасибо, все нормально. Плетусь к окну. Чего я там ищу - кто ж знает. Осматриваю видимую часть больничного двора укрытую белым полотном. Заодно прислушиваюсь к себе, малыш притихший, не шолохнулся ниразу. На столе бутылка воды, стакан, делаю глоток из горлышка. Накидываю халат, запахнув, иду к двери, сердце ускоряется с каждым шагом. В коридоре пусто, свет потушен, посередине на посту горит настольная лампа.

Страхуясь о стену, не ощущая шагов плыву вдоль. На окна смотрю, не решаюсь приблизиться, слезы набегают, катятся по щекам. Свалюсь прямо здесь. На участке выхваченным светом, подхожу, чуть склонившись, вцепляюсь в подоконник. Глаза находят черную грозную морду машины. Стоит на обочине заваленной снегом дороги, она и сама уже засыпана основательно. Голодным взглядом всматриваюсь, красный огонек, еле заметный, скорее всего стекло опущено. Вдох, выдох, я словно чувствую знакомый запах - смесь табака и его личного аромата приправленного парфюмом, наполняюсь любимым составом. По рукам дрожащим мурашки бегут, добираются до плеч, дальше на шею и покрывают лицо.