Оборванные нити. Том 2

С ним пытался разговаривать Георгий Степанович, но делал это как-то без особого энтузиазма, было видно, что ему «велели» провести воспитательную беседу, вот он ее и проводил. Если бы за это Двояку платили, он бы, конечно, старался больше, а так..

Педиатры постоянно ходили к Саблину на вскрытия, дабы убедиться, что все именно так, как он утверждает. Дело дошло до того, что несколько раз в секционной появлялась даже Главный педиатр Северогорска. Заключения Саблина направляли на рецензию профессорам-педиатрам областного мединститута, предварительно договорившись с ними о том, чтобы рецензии были, разумеется, разгромными. Профессора ничего не утверждали и не опровергали по существу, а упирали на то, что коль Саблин не является специалистом в области педиатрии, то и понимать в причинах смерти детей ничего не может.

Клинико-анатомические конференции проходили по одному и тому же сценарию, педиатры нападали — Саблин защищался, хотя со временем эта защита стала все чаще принимать формы не вполне корректные: он огрызался, повышал голос, позволял себе грубые и колкие выпады. Особенно доставалось Мокиной, любительнице «розовых» дамских романов, которая ухитрялась почти каждый раз продемонстрировать собственную неграмотность.

Самое яркое выступление этой дамы имело место на Совете по детской смертности за минувший год. Такой Совет проходил в департаменте здравоохранения каждый январь. Вообще-то Саблин не должен был там присутствовать — не тот ранг. На Совет был официально приглашен начальник Бюро, но Георгию Степановичу подобные мероприятия интересны не были, и он поручил представительствовать заведующей отделением экспертизы трупов, поскольку вскрытия проводились именно там. А уж Изабелла Савельевна перепоручила «ответственное задание» Саблину:

— Вы все-таки лучше меня разбираетесь в проблеме, — сказала она извиняющимся тоном. — Вы же вскрывали детские трупы весь последний год, вы лучше владеете ситуацией.

— Но я не детский патоморфолог, — возразил Сергей.

— А я? — усмехнулась Сумарокова.

Одним словом, Саблин отправился на Совет, который прошел, против всяческих ожиданий, довольно спокойно. А под конец, когда всем изрядно надоело терзать Саблина, обстановку разрядила пресловутая Мокина.

— Что вы такое нам писали в заключении? — спросила она строго. — Вы нам написали, что у ребенка был отек мозга, от которого он умер? А ведь я была у вас на том вскрытии, помните? Я специально попросила у вас перчатки и сама пощупала мозг. Там не было никакого отека.

Зал грохнул. Чиновники из Департамента откровенно хохотали, Главный педиатр изо всех сил сдерживала улыбку, а заведующая детской поликлиникой Нестерова, к которой Сергей относился с искренней симпатией, показала ему поднятый вверх большой палец.

— Голубушка, — отсмеявшись, сказала Главный педиатр, — мозг — это, видите ли, не поролоновая губка, которой вы привыкли мыть посуду. Это на губку можно нажать — и польется вода. А с мозгом, изволите ли видеть, картина несколько иная. Отек — это понятие морфологическое.

Из зала снова послышалось хихиканье. Это до какой же степени плохо нужно было осваивать медицинскую науку, чтобы не понимать, что отек — это чрезмерное скопление жидкости в межклеточных пространствах. Чрезмерное же скопление жидкости в самих клетках именуется «набуханием».

И видно это только под микроскопом, а никак не «на ощупь».

Но мирное течение Совета отнюдь не свидетельствовало о том, что с позицией Саблина примирились. Не прошло и нескольких дней, как его вызвали в горздрав. Беседовал с ним тот же самый чиновник, который уже вызывал его, когда Сергей впервые поставил «цитомегаловирусную инфекцию», столь удачно преобразованную на конференции в «присыпание». И сегодня, в точности как и тогда, он убеждал эксперта Саблина в том, что тот проявляет политическую недальновидность, что диагноз СВС всех устраивает… Все это Сергей за минувший год слышал сотни раз, ему стало противно, накатило раздражение, с которым он не справился, и закончился разговор, в общем-то, безобразно.

— У вас даже нет собственной позиции, — гневно заявил Сергей чиновнику. — Вы сейчас говорите со мной теми словами, которые написаны в доносах Главного педиатра. Вы что же думаете, я не знаю, что она на меня бумаги строчит? Да я вам дословно перескажу все, что там написано. Хотите? Меня обвиняют в гипердиагностике, в излишней самоуверенности, в амбициозности, в том, что я не понимаю требований текущего момента в государственной политике, направленной на охрану здоровья граждан и борьбу с детской смертностью. Ведь так? Я это миллион раз слышал, а вы сейчас повторяете то, что вам написали, потому что сами не в состоянии разобраться в проблеме и ничего в детской смертности не понимаете. Вы посмотрите в свою бумажку как следует, посмотрите, там наверняка написано, что педиатрическая служба Северогорска прилагает все усилия к уменьшению детской смертности, к окончательной и бесповоротной победе над вирусными инфекциями в нашем отдельно взятом городе, а какой-то там Саблин из Бюро судмедэкспертизы ставит палки в колеса и всячески мешает решению этой благородной задачи. Вы вообще в медицине хоть что-нибудь понимаете? Или всю жизнь по чужим подсказкам и кляузам свои начальственные речи составляете?

Чиновник позеленел:

— Вы что себе позволяете, Сергей Михайлович? Вы не забыли, где находитесь и с кем разговариваете?

— Я? — Саблин попытался сделать удивленное лицо, но не смог: артистическими способностями его природа не наградила. — Я все отлично помню. А вот вы, как мне кажется, совсем забыли не только медицину, но и Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». А там черным по белому написано, что эксперт сам отвечает за свои экспертные заключения и никто не имеет права навязывать ему мнение, заранее предопределяющее результат экспертизы. Поэтому сделайте одолжение, прекратите попытки на меня давить. Я все равно буду делать так, как считаю нужным. И если я вижу признаки инфекционного заболевания, то я никогда — слышите? — никогда и никому не позволю выдать это за внезапную смерть или ваше горячо любимое «присыпание». А вам советую начать читать литературу по специальности, чтобы хоть немного разбираться в той сфере, которой вы так ловко ухитряетесь руководить уже много лет.

Чиновник, естественно, взорвался:

— Вы имеете наглость мне что-то советовать?! Вы…

— А вы — безграмотный чинуша, которому я больше ничего объяснять не собираюсь, — Саблин взялся за ручку двери. — И не смейте больше вызывать меня к себе по вопросу детской смертности!

Конечно, он лукавил, цитируя Федеральный закон, ведь все вскрытия младенцев являлись судебно-медицинскими исследованиями, а вовсе не экспертизой, тогда как в Законе речь шла именно и только об экспертизе. Но чиновник из горздрава таких тонкостей, впрочем, как и многого другого, не знал, и Сергей позволил себе воспользоваться его неосведомленностью. Он вовсе не чувствовал себя неловко из-за этого: «Раз руководишь здравоохранением будь любезен, разбирайся в медицине. Раз позволяешь себе вызывать «на ковер» судебно-медицинского эксперта — сделай одолжение, овладей хотя бы правовой базой, регулирующей деятельность экспертизы. Не хочешь? Не можешь? Лень? Тогда получи, фашист, гранату».

Рассказ обо всех этих перипетиях, кроме сегодняшнего скандала в горздраве, о котором Ольга пока еще ничего не знала, как раз и занял то время, которое было необходимо, чтобы плов дошел до нужной кондиции. За эти полчаса Сергей успел выпить чаю, уничтожить целую банку маринованных корнишонов и вновь обрести способность внятно излагать. Суть своей беседы с чиновником он поведал уже сам.

— Ни фига ж себе, — протянул Чумичев. — И чего делать?

— В каком смысле? — не понял Сергей. — Что делать с моими диагнозами?

— Да при чем тут твои диагнозы! С детками что делать? Они что, правда, умирают от инфекций? Или, может, педиатры чего-то химичат? Кто виноват-то?

— Да нет, Чума, педиатры-то как раз делают все, что могут, — вздохнул Сергей. — У меня к ним претензий нет, у них и диагностика на уровне, и лечение. Они высококлассные специалисты, они делают все возможное для профилактики инфекционных заболеваний в периоды эпидемий. И борются с этими заболеваниями грамотно.

— Тогда почему детишки умирают? И почему надо так старательно скрывать причины? Ты мне толком объясни, я же понять хочу, может, можно что-то сделать? Ну там — лекарства какие-то закупать, витамины, может, оздоровительные комплексы какие-то строить.

Сергей вздохнул. Что тут объяснишь?

— Экология здесь, Петька, — говно, — сказал он. — Плюс экстремальные условия Крайнего Севера. Вот иммунитет и падает в пропасть. Конечно, нужны витамины, конечно, нужны препараты для повышения иммунитета, и фрукты нужны, и овощи, и оздоровительные комплексы — все нужно, что работает на поддержание и укрепление иммунитета. В нормальных условиях малыши от таких заболеваний не умирают. А здесь — сам видишь, что происходит. Все-таки генетически местные условия не предназначены для европеоидов, не выживаем мы здесь. Нужна не одна сотня лет, чтобы мы приспособились к таким условиям. А Северогорску-то всего сколько? Вот то-то и оно. Так что слова о политической дальновидности означают только одно: нельзя говорить людям, что здесь не рекомендуется рожать детей, потому что чрезвычайно высок риск смерти детей от острых инфекций на фоне вызванного местными условиями снижения иммунитета. Нельзя, понимаешь?