Оборванные нити. Том 2

Она любила задавать этот вопрос в ситуациях, когда требовалось дать человеку понять, что она ему не до конца верит. Получалось и не обидно, и достаточно элегантно.

— Вы хотите сказать, что ваше правовое мышление… — начал было Саблин звенящим от негодования голосом, но Татьяна Геннадьевна мягко перебила его:

— Вы меня не слышите, Сергей Михайлович?

— Я вас отлично слышу!

А вот теперь в его голосе резкость сменилась грубостью. Мальчик, совсем мальчик, невыдержанный, прямолинейный, и страшно боится, что его обидят, защищаться начинает задолго до того, как противник обозначит намерение нанести удар. Кашириной на мгновение стало жалко эксперта, но она тут же подавила в себе готовность отыграть назад. Нет уж, голубчик, ввязался в войну с системой здравоохранения — воюй, а не плачь, что тебя обидели.

— Нет, уважаемый Сергей Михайлович, вы меня не слышите. Разве я сказала хоть слово про правовое мышление? Я говорила исключительно о мышлении юридическом, а это совершенно другая вещь. Я много лет проработала следователем, и моя юридическая практика хорошо научила меня, что нельзя полагаться на мнение только одной стороны. И нельзя толковать события только в одном ключе. И нельзя искать у последствий только одну причину. Повторяю, я допускаю, что вы правы. Но я точно так же допускаю, что вы можете и ошибаться. С какой стати я должна безоглядно полагаться на то, что вы мне говорите? Убедите меня в том, что вам можно верить, тогда я вам и поверю. Не раньше.

Она с насмешливым удовольствием наблюдала за тем, как злость на лице Саблина сменилась растерянностью.

— Значит, вы мне не верите? Вы думаете, я лгу, чтобы опорочить педиатров? Зачем мне это? Для чего?

— Сергей Михайлович, вы снова меня не слышите, — вздохнула она притворно. — Что-то у вас проблемы в этой сфере… Разве я сказала, что вы лжете?

— Но вы…

Она предостерегающе вскинула голову, тряхнув светлыми кудрями, и раздельно произнесла:

— Я сказала, что вы можете ошибаться. Добросовестно заблуждаться в своих выводах относительно истинных причин смерти детей. Я прошу вас, чтобы вы доказали мне свою профессиональную состоятельность, не более того. Если ваша квалификация покажется мне достаточной для того, чтобы полностью полагаться на выставленные вами диагнозы, я вам поверю. В противном случае — извините.

Ох, едким человеком была Татьяна Геннадьевна Каширина! И следователем она в свое время оказалась хорошим, и надзирающим прокурором отличным. А все потому, что умела правильно «рулить» разговором и провоцировать собеседника на те проявления, какие ей были нужны. Просьба убедить ее в своей квалификации была одним из любимых приемов Кашириной. Невинные на первый взгляд слова приводили к тому, что человек полностью раскрывался: либо начинал оголтело хвастаться своими регалиями и достижениями, либо смущался и быстро перечислял только самое необходимое, либо проявлял находчивость и «предъявлял» характеристики достаточно неожиданные, свидетельствующие о наличии чувства юмора, либо… Одним словом, вариантов было много, но каждый из них позволял Кашириной мгновенно проникнуть в суть личности.

Саблин попался в ловушку, ничего не заметив. Он буквально расцвел от возможности перечислить собственные достоинства: у него прекрасная подготовка и достаточный опыт работы по патологической анатомии и по судебно-медицинской гистологии, кроме того, он проходил цикл тематического усовершенствования по патоморфологии инфекций, он хорошо разбирается в данном вопросе и умеет определять морфологическим путем проявления различных инфекций. Если верить Саблину, то до того, как он появился в Северогорском Бюро судебно-медицинской экспертизы, судебно-медицинская гистология оставляла, мягко говоря, желать много лучшего.

— В микроскопе мы все видим одно и то же, — с горячностью говорил он, — но одни не знают, что они там видят, а другие — знают.

Каширина сдержала усмешку на губах, но смеющиеся глаза прятать не стала. Господи, какой же он ребенок! Недолюбленный, недохваленный, недооцененный, изо всех сил пытающийся доказать, что он не зря родился на свет и достоин любви и уважения.

— То есть вы хотите сказать, что вы как раз знаете, — уточнила она серьезным голосом.

И снова Саблин ничего не заметил.

— Да, — твердо ответил он, — вот как раз я и знаю.

— Вы очень самоуверенны?

Она специально превратила утверждение в вопрос. Ей было интересно, как он ответит.

— Нет, я просто очень квалифицирован.

На этом месте Каширина уже перестала сдерживаться и рассмеялась. Ну, с ним она справится легко. Таких, с позволенья сказать, «мальчиков» с амбициями она как орешки щелкает.

Саблин глядел на нее с обиженным недоумением.

— Вам смешно? Вам наплевать на то, что дети умирают от вирусных инфекций, а все дружно закрывают на это глаза?

Она стала серьезной теперь уже по-настоящему.

— Нет, Сергей Михайлович, мне не наплевать. И все, что нужно в этой связи, я сделаю. Спрячьте иголки, в этом кабинете они вам не понадобятся. Спасибо, что нашли время прийти и дать разъяснения. Теперь я более осмысленно буду относиться к жалобам, которые на вас пишут. Кстати, вам известно, что на вас жалуются не только в нашу прокуратуру, но и в областное Бюро судмедэкспертизы?

— Нет. Впервые слышу.

— Авторы жалобы просят запретить вам вскрывать детские трупы. Дескать, вы необъективны и непрофессиональны, ставите свои диагнозы, основываясь непонятно на чем, и фальсифицируете результаты микроскопических исследований, пользуясь тем, что во вверенном вам подразделении судебно-гистологической экспертизы вы являетесь единственным врачом-гистологом, экспертные заключения которого некому проверять. А на самом деле результатам ваших исследований и вашим выводам доверять нельзя, потому что вы не являетесь педиатром.

— Но это же бред! Татьяна Геннадьевна…

Он хотел еще пояснить, что он — не единственный гистолог в бюро, что в отделении работает эксперт Василенко Валентина Юрьевна, вышедшая из декретного отпуска, но ничего сказать не успел.

— Я знаю, — кивнула Каширина с улыбкой. — Я вижу, кто передо мной сидит. Вы можете нагрубить, нахамить, накричать, послать матом, даже ударить. Но вы никогда не будете заниматься фальсификацией. Успокойтесь, Сергей Михайлович, прокуратура не собирается предлагать вам улучшать статистику детской смертности путем покрывания случаев смерти детей от вирусных инфекций. Я далека от этой мысли. Но я прокурор по общему надзору, и мне нужно отчетливо понимать, что происходит в городе с точки зрения соблюдения законов, в том числе и в социальной сфере. Скажите мне, только максимально доступными для понимания словами, какие диагнозы выставлялись вместо тех, на которых настаивали вы? Про синдром внезапной смерти я уже все поняла. А еще что?

— Обтурационная асфиксия, — буркнул Саблин.

Он снова сидел ссутулившись, набычившись, всем своим видом демонстрируя недовольство. Дитя, право слово! Ведь она же просила: максимально доступными для понимания словами! А он, словно назло, использует специальный медицинский термин. Вот ведь характер! Непременно хочет продемонстрировать свою образованность, а заодно подчеркнуть неграмотность собеседника. Ну ничего, с Кашириной эти номера не проходят. Где сядет — там и слезет.

Не говоря ни слова, она пододвинула к себе клавиатуру включенного компьютера и набрала в «поисковике» только что услышанный термин. Быстро пробежала глазами появившиеся на экране строчки. Значит, эксперты ставили в качестве причины смерти асфиксию вследствие аспирации пищевых масс или вследствие закрытия отверстий носа и рта в результате «присыпания». Понятно. Пресловутое «присыпание» относится к категории хоть и не криминальной, но все равно насильственной смерти. Тоже не подарок для социальной статистики. Анализируя статистические показатели за минувший год, она обратила внимание на то, что цифры, отражающие количество случаев насильственной смерти детей, снизились, но не связала это обстоятельство с ростом показателей детской смертности от инфекций. Теперь все встало на свои места. Одно заменили другим, а общее количество осталось примерно прежним.

Она перевела глаза на эксперта.

— Ну что ж, по крайней мере, вам должны сказать «спасибо» за снижение показателей насильственной детской смертности. Но должна вам заметить, Сергей Михайлович, что и тут у вас нашлись недоброжелатели. В нескольких жалобах, которые лежат у меня в сейфе, написано, что вы покрываете случаи насильственной детской смерти при помощи диагноза ОРВИ.

— Понятно, — хмыкнул Саблин. — Еще чем порадуете?

— Я вас пригласила не для того, чтобы радовать, — сухо ответила Каширина. — А исключительно для того, чтобы разобраться в ситуации и продумать меры, которые можно предпринять для ее улучшения. Если запретить вам вскрывать детские трупы, то кто это будет делать? В вашем Бюро есть эксперты-танатологи, которые владеют необходимыми методиками?