Оборванный след
Шрифт:
Во-первых, само понятие помещения являлось чисто условным. Скорей некое перекрученное пространство между клубящимися в мягких оболочках струями разноцветного дыма или пара и бугрящимися корнеподобными стенами, полами и сводами. Скорей всего, древесными стенами, а может, и псевдоживыми, из искусственного материала. Потому что стены порой то вздымались своими выпуклостями, то пытались сдвинуться в разные стороны, то вздрагивали и шли мелкими волнами. Во-вторых, ни тебе прямых линий, ни привычной в понятии землянина мебели, ни хитромудрых устройств, присущих технически развитым цивилизациям. Складывалось впечатление, что всё это находится в желудке
Но не везде царила такая неустойчивость в виде волн или тряски. Треть «помещения» словно замерла в окаменении. Там даже дым в шарах не клубился. И чуть позже стало понятно, почему.
В той трети слышались знакомые голоса. Мир вокруг изменился кардинально, а голоса троих учёных остались легко узнаваемы. А там и их самих удалось рассмотреть, аккуратно и осторожно приблизившись на удобное расстояние. Имелись, естественно, опасения, что здешние ловушки и структуру вторичной двуализации засекут, но пока никаких признаков тревоги не замечалось.
Наоборот, тревога царила в стане учёных по совсем иному поводу: «контакт» оказался сорван. О чём они и ругались с самозабвением и упоением. Причём вначале Саша не слишком-то и к словам прислушивалась, во все глаза, если можно так выразиться, уставившись на импозантное трио. Наверное, потому вытаращилась, что внутренне уже давно ассоциировала своих мучителей с кентаврами-людоедами. А в действительности всё оказалось не так.
Все трое оказались людьми! Но такими странными и противоречивыми людьми, что в сознание закрадывалось предположение: перед глазами сценка из удачного, мастерски сработанного мультфильма. Ещё и ни одного знакомого предмета не было вокруг, который позволил бы чётко соотнести масштаб и правильно представить себе размеры действующих лиц. Они могли оказаться как лилипутами, так и под стать Гулливеру. Но если их воспринимать по обычным человеческим меркам, то смотрелись они так.
Адекватнее всех казался Нытик. По крайней мере – внешне. Большой, высокий, угловатый, он чем-то неуловимо напоминал Титела Брайса. Разве что ректор Академии двигался быстро, сильно жестикулировал и говорил всегда громко, не мусоля слова и не глотая окончания фраз. Да и одевался вполне прилично. Тогда как учёный здешнего мира выглядел сонным ипохондриком, фаталистом, сбежавшим из цирка. Ибо одет он был в обтягивающее всё тело трико. Благо ещё, что не в полосатое, а в однотонное, апельсинового цвета. И неизвестно, что выглядело бы гротескней.
Тип, названный Резким, выглядел как старичок-недоросток, не выше ста шестидесяти сантиметров. Ещё и в одежде из ярких, аляповатых расцветок тканей. Такими рисуют гномов, которые окружали Белоснежку и доставали ей всего лишь до пояса. Весёлые, подвижные, краснощёкие и весьма, весьма упитанные товарищи. И этот старикан, по возрасту смотрящийся за восемьдесят годков, оказался невероятно пузат и щекаст. Что особенно не укладывалось в голове при воспоминании о его фривольных разговорах и пикировках с главной мучительницей из научного трио.
А ту пришлось рассматривать особо. Будь Она усыпанной бородавками ведьмой или бабой-ягой, удивляться было бы нечему. Разве что слишком приятным для такой мерзкой образины голосу, грудному, проникновенному. Но Она по внешним признакам смотрелась девочкой! Не старше двенадцати лет, тоненькой, стройной комплекции, с длинными волосами до колен
и с вполне милой, наивной мордашкой. А хуже всего, неуместней и несусветней, казалась её полная оголённость! Уж на что землянка считала себя видавшей виды особой, и то засмущалась от стыда, непроизвольно пытаясь смотреть в сторону. Лишь бы не видеть, как в ходе спора девочка пытается ухватить коллег за причинные места, а те в ответ бесстыже лапают её за все части тела и с особым цинизмом хлопают по раскрасневшейся от таких жестов попке.Потому, наверное, вначале и не доходила до графини суть спора, что вид спорящих людей совершенно не соответствовал, мягко говоря, внутреннему содержанию ведущейся дискуссии. Пришлось делать над собой невероятное усилие, чтобы осознать суть услышанного.
– Ты её убила! – обвинял гном Резкий. – Угробила самое интересное событие в нашей мышиной возне за последние тридцать лет!
– Ты забыл о нашествии плагри…
– Да кому нужны эти тысячи кентавров, кроме как для увеселения детей в зоопарке?! К тому же до сих пор не могу понять, какой идиот забросил в наш мир этих кровожадных людоедов. Но я не о том…
– Она жива! – повизгивала раскрасневшаяся девчушка. – Просто в небольшом обмороке…
– …вот я немедленно и доложу проверяющим о твоём вопиющем несоответствии! Пусть тебя за это сгноят в ноктубре, как ты того давно заслужила!
– Ты не посмеешь! – раскрасневшаяся от злости и от шлепков девочка попыталась ударить оппонента кулачком в живот, но ничего, кроме вида подрагивающего сала, не добилась. – И лига матерей меня не даст в обиду! Я делала всё по инструкции!
– Да кто такие инструкции выдумал?! – Резкий тоже, как показалось, изготовился дать малявке подзатыльник. – Да за такое…
– Коллеги, криком мы ничего не добьёмся… – флегматичный Нытик просто встал между дерущимися, пытаясь и дальше оставаться между ними и принимая почти все их удары, тычки и шлепки на себя. – Вместо данного спора предлагаю потратить все силы и время на реанимацию неизвестной человеческой особи женского пола.
– Как ты себе это представляешь? – таранил его животом гном.
– Её не надо реанимировать, она сама сейчас придёт в себя! – утверждала малявка.
Словно их не слыша, Нытик повернулся лицом к девчушке и ущипнул её за сосок:
– Чтобы твой партнёр меньше злился и кипел, лучше объясни нам обоим, что это за странные инструкции у тебя от лиги матерей?
– А то вы не догадываетесь! Два сухаря, ленящиеся прочитать информационные бюллетени!.. И кончай щипаться, старый козёл! Не то изнасилую сейчас!..
– Ты не отвлекайся, отвечай на вопрос, – Резкий довольно ловко оббежал высоченного коллегу и со смаком впечатал ладонь в девичье седалище. – А то так и останешься самой пострадавшей стороной.
Создание, которое уже и язык не повернулся назвать «Она» с большой буквы, довольно шустро и ловко врезало ногой гному по его толстой заднице, после чего вполне покладисто стало докладывать:
– Инструкции просты: каждая женская особь должна доказать своё высокое право таковой именоваться. Особенно если она мать или собирается ею стать. Для этого она обязана пройти несколько уровней болевого воздействия, самоотверженно при этом защищая в первую очередь своё потомство. Если сломается, окажется недостойной, то подлежит уничтожению вместе со своим выводком или перепрофилизации сознания в ноктубре.
Внимательно выслушавшие её коллеги покивали головами, словно соглашаясь, но на словах высказали совсем иное: