Обоснованная ревность

28 июля 1980

Лестница (Шестой рассказ)

Ты много переносил и имеешь терпение,

и для имени Моего трудился и не изнемогал.

Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.

Из книги, найденной Алексеем

Протоптал дорогу к Богу, видно, трудную дорогу, почти к самому порогу — долгий путь. Что-то — для конца маршрута, здесь ступени слишком круты, очертания их смутны — лег передохнуть. Отдышался — вдоль ступеней в ряд стоят родные тени, пустоваты, не при теле — и туннель насквозь. Это что же за загадка: слева дедка, справа бабка? — бабка с дедкой врозь. Это что же за загвоздка: справа бабка, слева тетка…— и зовут… — Вы меня?., родные, здрасте; что за ужасы и страсти? Почему вы лишь отчасти? Что вы тут? — Подымайся пободрее, поднимайся побыстрее, обнимайся поскорее — успевай! — Я сижу здесь не из лени: слишком круты здесь ступени, слишком дует из туннеля — здесь не рай… — Ничего теперь не бойся, ни о чем не беспокойся, потихонечку устройся — здесь приют. — Что за странная погода! Что у вас за время года? как сурово! Нет природы — птицы не поют… В вечность перехода нету: песен нет, все песни спеты; нету тьмы и нету свету… Это ад? — Света нет, зато нет тьмы: нет богатства, нет сумы; нет свободы, нет тюрьмы… Виноват! — Еще ноги мои целы, еще руки мои белы, еще жизнь не надоела!., взяли бы в расчет! — Ты не слишком хочешь много? ты искал дорогу к Богу? ты нашел к Нему дорогу? что тебе еще? — Я искал дорогу к Богу, лишь к порогу, лишь в подмогу — а не к Самому! Я не в этом смысле к Богу, а в том смысле, что дорогу… не судите слишком строго, мне не по уму… — Как с живым с тобой нет сладу сила есть — ума не надо,— здесь не рай, зато нет ада, ада нет почти; нету ада, нету рая — не сухая, не сырая здесь лишь яма долговая — и плати! Ничего я здесь не должен! я не лягу в это ложе! я свой путь сейчас продолжу!., и — застыл… Силы нет назад вернуться, обернуться, оглянуться,— нету сил. Видно все же подкосила меня жизненная сила, видно духу не хватило — меня ждут… И не так круты ступени, и не так прозрачны тени, ноги будто опустели — сами вверх идут. Видно, впрямь дорога к Богу… слишком длинная дорога, слишком дорого и много… Господи, прости! Значит, время свое справил, значит, я уже отчалил, значит, я уже причалил… Боже, пропусти! Бог сказал: твои печали… и сказал: все так кончали… и сказал: все так вначале… проходи.

1982

После крещения

Закат не ведал, как он красен был, Морская гладь не для себя серела, Не видел ветер, как он гладь рябил, И дерево на это не смотрело. Они стояли в ночь заточены, Незримы для себя, свища, пылая. Ни световой, ни звуковой волны Не изучив, но ими обладая. Не знало небо, что луна взошла, Что солнце скрылось. Темнота густела. Вокруг незнанью не было числа. Никто не знал. И в этом было дело. Ничто не для себя на этом берегу. Зарозовела в небе птица… Что мне? Куда бежал? Запнулся на бегу, Стою сам по себе и силюсь что-то вспомнить. Тень облак, сосен шум и шорох трав, Напрягши ветер, вечер чуял кожей… И умирал. И "смертью смерть поправ", Опять вознесся и опять не ожил. Кого свое творенье веселит? Кто верует в себя? Кому ключи от рая? И волосы — лишь ветер шевелит У дурака, что зеркальцем играет. Кто строит не себе — не тот в дому живет. Кто создал жизнь — не ищет смысла жизни. Мысль свыше — не сама себя поймет. И путник сам себя в своем пути настигнет.

Батум. Июль, 1982

Пред-верие

"В нем смерть уже гнездо свила", А он не замечает это — Стоит под тяжестью ствола И виден под упадком света. На всякий случай он живет. Жизнь не подарок, а работа, И тает сок его как лед, И замерзает смертным потом. Он дуб, он человек, он волк, И ветки, руки, клочья шерсти На нем живут по воле волн Чужой энергии и смерти. Тот свет и этот в нем равны, А в приговоре он не волен, И под конвоем тишины Ведут его, и он не болен. Как умирающий здоров! В нем силы борются пустые, Давясь, он утром ест творог И чувства чувствует простые. Он просит веры по ночам, Прощенья. Умоляет Бога. И беспойствие к ногам Спешит— идти уже немного. Он спит и, значит, он продолжит Вчерашний день не вспоминать. Пред ним живая Матерь Божья И мертвая родная мать. И снова листья шелестят На веточке отмершей ветви И защищают от преврат Гнездо в дупле с яичком смерти.

1994

Из корана

Сура 36. О, человек!

Ужель не хочет человек Понять, что он из капли создан, С творцом торгуясь весь свой век, Забыв, чьи есть вода и воздух? Он предлагает притчи нам, Как будто послан мимо цели — Кто может жизнь сухим костям Вернуть, когда они истлели? Создатель Неба! Ты один  Исполнен необъятным знаньем. Ты— моей воле Господин, И ты — узда моим желаньям! Иначе — только взблеск и вскрик — И помыслы мои иссякли… Все это длилось сущий миг, И бритва воплотилась в капле.

Сура 77. Отсрочка

Нас шлют вдогонку друг за другом И мы летим во все концы Оповещая круг за кругом Весну конца. Конца гонцы, Мы чертим грани различенья Добра и зла между собой, Предупрежденья иль прощенья Не возвестив своей трубой. Но, что обещано, то будет… Но не сегодня, не сейчас. И грешник все еще подсуден Лишь в смерти. Как один из вас. А то, когда погаснут звезды И распадется небосвод, Вам не страшней шипов у розы, Что преподносит вам Господь.

Сура 94. Ашшар

Не мы ль раскрыли грудь тебе? И залили души пожар? Не уступи свой мир борьбе! Аллаху Слава! И ашшар! Не мы ль возвысили ту честь, К которой частью ты приставлен? Сумей же дни свои прочесть, Пролистывая список Славы… Как вдох и выдох, мир живет: Наступит время сбросить ношу, И облегчение придет И тяготы твои раскрошит. Да, облегчение придет! Тащи же ту же тяжесть в гору, За высью высь, за годом год… Ни связи нет меж них, ни спору. Трудись! Пока спекутся жилы В броню от неустанных битв… Отдай свой долг — верни все силы: Труд — продолжение молитв.

Сура 99. Аззальзаля

Когда в конвульсиях Земля Извергнет бремя, И будет повернуть нельзя Вспять время, То будет явленная речь Земли и Неба, И в ней дано будет испечь Подобье хлеба… Разделится, толпа с толпой, Людская лава, Как разлучает нас с тобой Здесь — слава. Добра горчичное зерно И зла пылинку В одном глазу и заодно Узришь в обнимку. С терновым лавровый венец В одной посуде… И сварят из тебя супец, А не рассудят. В тот день, когда вскипит Земля… Аззальзаля!

1995–1996

Второе послание Иову

Врожденный идеал был крепок: плоть нанизалась, как шашлык. Перерождение всех клеток: Все было в строку этих лык… И получился ты не нужен, Никчемен. КТО тебя создал В Твореньи оказался сужен. Поставил точку и сказал: Прости! Возился с бегемотом, Увлекся натяженьем жил И, в завершенье той субботы, Ошибку Бога совершил… Ты у Меня не получился, Я пред тобой должник навек. Но, чтобы ты не устыдился Происхожденья, Человек, Я поручу тебе работу: Стань сам таким, как Я хотел. Сам выбирай себе охоту И попотей, как Я потел. Прошу тебя, будь человеком. Как можешь, Богу помоги, На Слово послужи Ответом, Во благо потреби мозги. Не сотвори себе кумира, Но лишь люби, как Я люблю — В твоем подобьи — Образ Мира, И не скорби, как Я скорблю. За безответственность всех тварей Ответить суждено тебе… Я — поручил. Не будь бездарен И следуй избранной Судьбе. Не сетуй. Чувствуй Назначенье Под грузом участи своей, Молись — и будет облегченье Тебе отдельно от людей. Терпи, трудись. А Я в ответе. Тебе усердье — по плечу. Что ты оплачешь в этом свете, Я в Своем Свете оплачу. Итак, до встречи. Я хотел бы, Чтобы ты Мой Облик отыскал… Я одинок. Здесь нет предела. И нет зеркал.

1996

Пасха

И надо было встать на Землю… Ее безвидность с пустотой Стала видна. Я не приемлю Всю смерть. И свет планете той Включил я. Отделив сначала Лишь день от ночи. Чтоб отсчет Продолжить. Чтоб отличалась Твердь от земли, земля от вод. Внушало, но не утешало Меня творенье. День за днем Творил, но смерть не исчезала А всё присутствовала в нем. Пока возился Я меж гадами, Любуясь детством рук своих, Я был творцом всемирной падали, И смерть торжествовала в них, И силы были на пределе, Противник был неутолим… Так, по прошествии Недели, Мой Сын вошел в Иерусалим. Не сотворив себе кумира, За те же дни, которых семь, Пошел на разрушенье мира, Провозгласив ему: "Аз Есмь". И напролом от смерти к Жизни Ввел счет от первого лица, Вернув утраченной отчизне Ее Отца. И в стогнах Иерусалима, Распявших Сына Моего, Такая же окрепла глина, Как и в Адаме до него? Отныне не бывать Учителю Превыше в том Ученика — И Бог склонился пред Спасителем В усталой участи творца. Се Человек! И после Бога Не остается ничего — Дань восхищения благого Опустошенностью Его.

14 апреля 1996

(6 июля…)

Киноикона

Как будто ржавой фильмы плеск — Все тонет в стареньком тумане. Забор. Дорога. Поле. Лес. С коровой на переднем плане. Жует корова по слогам, Квадратно бьется пульс на вые. И драгоценно по рогам Стекают капли дождевые. Себя забыв и всем простив, Он ловит каплю в сто каратов. И значит, это объектив, и значит, это — оператор. Он так изображенью рад! Его экран в заплатах манит. И значит, это аппарат, И значит, он киномеханик. Никто, однако, не придет! Хоть фильма выше всяких критик… Но кто-то сверху дождик льет, И значит, у него есть зритель. Бог видит своего божка Сквозь струи дождика кривого, И жизнь, как смерть, Ему близка, Как расстоянье до коровы. Он зрит в чердачное окно И слышит снизу плач ребенка… Так совершается кино, И в это время рвется пленка.

1985–1996

Годовщина

(Памяти Вл. Соколова и Бродского)

Величие замысла может выручить…

Бродский, из последней встречи

Вооруженный зреньем тыщи ос, Не выбрав до конца ни сердца, ни погоста, "Не быть иль быть?" — вопросом на вопрос Ответив Гамлету, он просто… Он вышел в сад. Калитка или выстрел? Дымок вился из будто пистолета… Сказал, быть может: "Господи, как быстро! Последней может быть лишь сигарета". Вооруженный зреньем тыщи ос, В сад/зал взглянул, перевернув бинокль, "Не быть иль быть?" — о замысле вопрос, Вопрос, возможно, непротертых стекол. За ним осталась приоткрытой дверь — Щель уже кошки, но пошире мышки… Быть иль не быть, товарищ? Верь не верь, Свобода есть приговоренность к вышке. Не быть иль быть? — лишь замысла вопрос. Что он/ты нам об благородстве трёкал? Тень от отца, дымок от папирос — Что вопрошать? Ты лучше в зал покнокай… Сад полон ожиданьем прошлых встреч, И "по тоге" — одно лишь постоянство. Велик ли замысел? Проходит наша речь, Да что там речь! проходит даже пьянство, Проходит одиночество и боль, Проходят девять дней, сороковины, Призванье, назначение и роль Проходят, как проходят годовщины. Неужто вопрошанье только ритм? Иное бытие покажется не новым, Коль через год ты будешь говорить С новопреставленным Володей Соколовым. И вы сойдетесь на двух-трех строках… Ты будешь удивлен, что это из Рубцова. Как будто выдается напрокат Поэзия… Сыновья иль Отцова. Там Мандельштам Есенину сродни: Талас на голову иль вервие на шею… И не сочтенные, ворованные дни У Пушкина… пред Вечностью немеют.