Обратная сторона жизни

Не просто так у каждого человека есть знак гороскопа и год животного, в который он появился на свет, совсем не просто… Придумавшие сии характеристики древние не были дураками и отлично знали, что во всех людях заключены самые разные представители земной фауны, да и жители Ада внешне являлись наполовину зверьми, в отличие от ангелов, обладающих абсолютно иной внешностью. По крайней мере, по рассказам Анатона, да и людским верованиям.

Поэтому люди такими и получились. Снаружи ангелы, внутри демоны, а основная суть в виде сознания или души, постоянно борется с двумя ипостасями Добра и Зла, не имеющими большой разницы, уж слишком сии понятия относительны. Каждый человек находится между собственным ангелом и бесом, вот только они всегда разные и меняются с каждой прожитой жизнью, ибо, чем больше настрадаешься, тем вдумчивей рассматриваешь грабли, на которые натыкаешься…

Разогнувшиеся вместе с ним испуганные рабы старались на Дмитрия не смотреть, даже более-менее спокойный Такеши как-то боязливо опустил глаза, едва покрытый кровью юноша взглянул на него, зато татуированный Лкетинг ответил на вопросительный взгляд бесстрастным кивком. Что означал кивок — неизвестно, возможно уважение или обычное понимание, но ясно одно — выходец из Африки считал произошедшее нормальным и вполне естественным.

— Надеюсь, теперь вы сядете?! Не будете выбирать места послаще?! Где вы их вообще нашли?! — тяжело-дышащий Дима хрипло задал вопрос, смотрящим на него с искренним страхом людям, но не получил ответа, кроме звучных, легких и неспешных аплодисментов со стороны.

Подозревая, кто является поклонником его непроизвольного творчества, парень похолодел и замер, но моментально очнулся и повернулся, дабы встретиться серо-голубыми глазами с холодным желтым взором собакоголового демона, вошедшего в насыщенное запахом мочи помещение. Тот лениво, но отчетливо хлопал ладонями с когтистыми пальцами, смешливо глядя на покрытого кровью, не могущего отдышаться парня, а рядом сверкал красными глазами сатир, с любопытством взирающий на «Спящего», пару минут назад убившего человеческого раба.

— Отлично! Молодец! — раздалась пара хлопков посильней. — Показал себя настоящего! Начинка-то твоя ничуть не лучше нашей, да «Спящий»? — «Анубис» растянул звериные черты морды в еще более жутком подобии улыбки. — Остались лишь твои друзья! Но они попроще будут раз до сих пор не сорвались! Видимо столько не пережили! — загадочно закончил он, переведя язвительный, смеющийся взгляд на Такеши с Лкетингом, отчего непривычный к вниманию демонов японец понурил голову, масаи же наоборот выпятил могучую грудь и с наглым вызовом уставился в угольно-черную морду Джумоука. — Ха-ха-ха! — с примесью гавканья гиены захохотал собакоголовый, отбрасывая золотом одежд тусклые блики. — Забыл! Извиняюсь! — он произвел издевательский поклон, отведя в сторону смертельный жезл, что заставило отскочить мерзкого сатира, второй же его собрат видимо оставался за распахнутой дверью, где ждали остальные грешники. — Доблестный туземец показал себя еще в начале вашего путешествия! Остается только японец… Какова же твоя цена, мой узкоглазый друг?! А?! — он уставился на азиата, не поднимающего взлохмаченную голову. — Не знаешь? — напряженный японец молчал несколько секунд, но все-таки решился поднять прищуренные глаза.

— Нет! — было бы обманом сказать, что его взор бесстрашен, а голос тверд, но внешне субтильный Такеши нашелся сил ответить язвительному проводнику в мире мертвых, не опустив при этом взор.

— Правильно! — внезапно убрал звериную ухмылку Джумоук. — Откуда тебе знать… А теперь сели все!! — демон с головой разъяренного пса яростно рявкнул на внимающих разговору рабов. — Не то продам в пройденные клетки! — голос-рык вкупе с реально виденной, кошмарной угрозой подействовал на всех пленников без исключения, даже гордый, несгибаемый масаи безропотно повернулся и, облокотившись о стенку, аккуратно сполз вниз, а Дима кинулся повторять его, такое желанное движение.

Покрытый кровью юноша безумно обрадовался наконец-то приблизившемуся отдыху, а убитый человек, как ни странно, не вызывал угрызений совести. Никаких ужасных чувств или вселенской тоски, кроме некого непонятного ощущения.

«Ах! Я убил человека! Человека!!! О, Господи! Прости меня! Я забрал жизнь данную не мною, а тобой! Вот, если бы это был обычный хомяк или котенок… Или шимпанзе, на котором я проводил опыты! Да пусть даже лягушка, Господи! Сделай так, чтобы это была лягушка, десять лягушек, сто тысяч лягушек, но не человек! Ведь он так ценен в отличие уничтожаемых им и выбрасываемых на улицу животных! Человек… Такое удивительное, совершенное и бесценное создание, даже лежащее на диване и пьющее пиво, существуя на пенсию парализованной матери… Это же бл. ть человек! Венец, бл. ть творения! Ты знал Господи, что нынче венцом Твоего творения считается гора сала, лежащая на диване!? Нет?! Удивительно! А говорят, что так говоришь Ты, но тогда упаси нас Бог от тебя Господи…», — Дима не испытывал жалости к убитому, зато испытывал легкое сожаление, что не сделал так раньше.

Изуродованный труп, отстегиваемый рассерженным сатиром от кольца, никак не повлиял на его психику, наполнив тело похожим на возбуждение чувством от свершения чего-то в кои-то веки выполненного… Того, что раньше не могло выплеснуться, но наконец-то прорвало запруду впитанных на Земле догматов.

«Точно… Я понял, что в этом нет ничего страшного… Теперь понятно, как люди переступают эту грань и идут во все тяжкие без возможности остановиться… Они получают мнимую, забранную с детства свободу и не могут ею насытиться, сами того не понимая, что нашли ключ от цепей личного демона, так давно шептавшего на ухо: «Убей»… Не осознают, что больше не обладают контролем над телом… Хорошо, что мой демон сам знает, где и как себя вести, по крайней мере, пока… В этом деле главное сильно не злиться, а то мало ли… Заберет навсегда мою личность…», — он вдумчиво рассматривал разные по форме брызги крови на торсе и руках, рядом же примостились мускулистый Лкетинг с сухопарым Такеши, где японец почти незаметно посматривал на Дмитрия.

Парень не обращал на внимания ни на него, ни других, размещающихся возле стены пленников, ибо бестолковых, потерявшихся в Аду рабов подгонял злобный, куда-то утащивший изуродованного покойника и недавно вернувшийся сатир. Чуть неподалеку от анализирующего свое внутреннее состояние парня расположилась его цель — красивая, храбрая девушка, прячущая младенца от чужих взглядов, в особенности слабых на передок сатиров, часто проползающих по ней полными вожделениями взглядами.

Нельзя сказать, что толстожопые свиньи обращали внимание лишь на нее, обделяя других милых дам… Нет! Они уделяли капельку личного времени даже самым невзрачным пленницам, чьи гладкие, бесшерстные задницы притягивали чертовы причиндалы подобно магнитам, да и один слащавый толстячок мужского пола также не избежал поощрительного хлопка по жирной ягодице. Его глаза в тот момент походили на блюдца, из которых зажиточные крестьяне на Руси чай хлебали, а тоска в них стала столь необъятной, сколь обширна земля русская, ведь коли черт обратил внимание на притягательную жопенку — жди беды.

— Тебя совесть не мучает? — задумчиво разглядывавший юношу азиат все-таки задал вопрос, совершенно не удививший Диму. — Вот убил ты его… Что ты чувствуешь Дима-сан? Хоть немного сожалеешь? Человек ведь… — любопытный взгляд Такеши уставился в забрызганное подсохшей кровью лицо парня, а тот потрогал сухим языком разбитые губы и пожал плечами.

— Нет, — ответил юноша, еще раз проанализировав внутренние ощущения, и поерзал побаливающей спиной, где засыхающая кровь стягивала нестерпимо-зудящую кожу. — А тебе-то самому его жаль? — он почти незаметно, язвительно усмехнулся, не замечая, что к разговору прислушивается молодая мать, гладящая кончиками пальцев личико спящего младенца. — Нет, Такеши! Не думаю! Скорее всего, ты задал этот вопрос, так как не понимаешь себя, где смерть одного из них… — парень повернул голову и обвел взглядом наконец-то усевшихся у длинной стены узников четвертой цепи. — Не затронула ни одну струну твоей души! — он вгляделся в лицо молчащего азиата. — Мы одинаковы и в этом единственное твое спасение, Такеши! Смирись и надейся, что никогда не изменишься, иначе ты здесь не выживешь! — Дмитрий открывал в себе все больше новых сторон, но не удивлялся, ибо настоящая жизнь начиналась в Аду, а Земля лишь засорила разум, заставив уверовать в личную ничтожность и ненормальность.

Японец задумался и с минуту молчал, видимо прощупывая испытываемые к недавнему мертвецу чувства, поворачивая их так и этак, изредка посматривая на остальных узников, кои старались глаз не поднимать, а редкие поднимающие — полыхали злобой и ненавистью к троице «Спящих». Грешники с пятым тавро ненавидели отличающихся от них индивидуумов, что на Земле, что в Геенне Огненной, но Дима чхал на них, как в принципе и Лкетинг с Такеши, где только азиат пытался привычно мыслить, взяв за основу стандарты человеческого общества, изживающие непохожесть во всех ее ипостасях. Однако следующий, вырвавшийся из глубин японских легких вздох показал, что Такеши хоть и с трудом, но меняет точку зрения, непрерывно трансформирующуюся в нечто противоположное оригиналу. Значит, к концу пути за спиной воина-масаи окажется уверенно стоящий на ногах матерый самурай, отчетливо понимающий, где хорошо, где плохо, и желающий вгрызться в горло чертям за любой криво брошенный взгляд.

— Как ни странно нет… — пробормотал он вслух. — А почему? — ни к кому конкретно не обращаясь, дискутировал азиат, почесывая всклокоченную голову — Отчего мне его не жаль? — сидящие рядом грешники с пятым тавро боязливо посмотрели на него и отвернули головы, ибо крепкая цепь мешала отодвинуться трясущимся телам. — Как-то не по-человечески получается… Да? — неуверенно повернулся Такеши к воину-масаи, но тот пожал плечами и пошевелил крыльями широкого носа, вглядываясь в следующую цепь с узниками, перемещающимися по зассаному помещению не без помощи ругающегося сатира с бесстрастными чертями.