Обратная сторона жизни
Шрифт:
— Итак, все заткнулись!! Это я вам говорю, животные, если кому особо тупому непонятно!! — гнусаво заорал толстожопый сатир, грозно расцокивающий перед сгорбившимися рабами и словно выслуживаясь перед расслабившимся Джумоуком, который положил смертельный жезл на коленки, скрытые золотым одеянием. — Сейчас всех вас разместят в этих уютных клетках, где каждая соответствует тавро на лбу каждого, понятно скотина?! — свинорылый карлик поднял звериные губы, показывая небольшие желтые клыки, а часть рабов уставилась на внешне не помеченные камеры. — Здесь, в Аду вы обязаны помнить, что являетесь безмозглыми животными, которые считаются разумными существами лишь по огромной ошибке, поэтому внутри своих клеток можете выть, орать, срать, ссать, так как это добавит шансов найти своего покупателя намного быстрей, ведь вялую скотину, как вы знаете не любит никто!! Ха-ха-ха! — язвительно и жутко мерзко, до дрожи в
— Дима-сан! Дима-сан! — внезапно и не дожидаясь молчания свиньи зашептал беспокойный Такеши, но тут же заткнулся, ибо огромный, стоящий рядом черт вонзил звериный кулак в лицо азиату, перед этим молниеносно перекинув высокотехнологичное копье в левую лапу, что напугало Диму и заставило вздуть мышцы Лкетинга.
Небольшая харя японца громко хрустнула, и он взвизгнул, густо брызнув горячей кровью из размозженных губ, масаи же в ответ звякнул цепью и разъяренно схватил толстое, волосатое запястье парнокопытного воина, дабы вступиться за обиженного друга, но к его чернокожему горлу моментально прижалось налитое багровой смертью копье, кончик которого загорелся темно-красным. Оранжевый взор козлоподобного черта приказывал сию секунду отпустить его лапу, иначе… Что «иначе» никто так и не узнал, ибо Лкетинг был не дурак и отпустил, хоть его ярко-голубые глаза и налились кровью.
С чего вдруг смирные черти принялись затыкать им рты, Дима не понял, тем более, что свиномордый демон сказал, будто «Спящие» имеют право болтать и орать сколько влезет. Скорей всего Такеши просто попутал берега и бесстрашно прервал еще недоговорившего сатира, а на этот случай существовал регламент, которого обязаны придерживаться даже ценные узники.
Догадки костлявого и загорелого до черноты юноши тут же подтвердила звериная улыбка-оскал на собачьей морде «Анубиса», который лениво, но ловко перебрасывал смертельный жезл меж когтистых пальцев и парень смиренно моргнул, принимая сии правила.
Лицо испуганно-сопящего Такеши тем временем зажило, и Дмитрий не узнал, что там хрустнуло, тем более, если японцу сломали нос, то он все равно еще увидит сие недоразумение, а удовлетворенный сатир принялся за продолжение гнусавой речи.
— Сейчас будут снимать ваши цепи и в это время лучше молчать, иначе болтливым животным придется испортить лица, как вон этим… — поросячье рыло довольно кивнуло на азиата и изуродованного Диму, который непроизвольно раздул ноздри, почувствовав липкую волну злой радости, идущую от ущербных узников позади. — Если же эта неприятная мелочь не устрашит особо отчаянных особей, тогда я лично закрою их вонючие рты! Правда, еще не знаю, как! — свиномордый черт ощерил клыкастую пасть, вальяжно расхаживая перед трусливо замершими пленниками и играя с зазубренным клинком, отбрасывающим солнечные блики.
Все это происходило на сюрреалистичном фоне неумолкающего Рынка, по которому беспрестанно двигались сутулые толпы человеческих рабов и купивших их рогатых, а также низко летали зарешеченные контейнеры и ездили всадники, сидящие на великолепных животных, что являлось лишь малой толикой видимой жизни Ада.
Дмитрий пошевелил почти не ощущающимся
на шее горячим кольцом и мельком глаза взглянул на стоящую через пару метров Лизу, которая думала о чем-то своем, посматривая и на сатира, и на малыша, однако разум ее блуждал в одной ей известном месте. О чем размышляла молодая несчастная мать, не знал никто, но скорее всего ее мысли были заняты дальнейшей судьбой умильно-спящего сына.— Наверное, зашью, только вот что?! А-а-а?! Может губы?! Или сразу челюсти, чтоб покрепче?! — толстожопый черт не мог угомониться, рассказывая и так перепуганным, насмотревшихся страшилок грешникам, как он будет затыкать рты, и половина из них слушала его, стараясь не упасть в обморок, судя по серости, прорывающейся сквозь темно-коричневый загар. — А может сразу раскаленным свинцом залить?! Чтобы навсегда болтать перестали? — кровожадность так и сочилась из жирного демона, а он не унимался, видимо обладая кучей комплексом, которые компенсировал подобным образом. — А мож…
— Хватит! — раздался раздраженный голос-рык Джумоука, раздувшего ноздри сухого носа и оскалившего пасть. — Не затягивай, скотина и так едва стоит! Загоняй в клетки, и о корме позаботься! Животные не должны плохо выглядеть! — он издевательски осклабился, с «любовью» оглядев прячущих глаза, обнаженных людей, многие из которых не сгибали спин даже сейчас. — Скот должен быть накормлен и лосниться от сытости! А этой троице двойную порцию! — он мотнул угольно-черной мордой на «Спящих», каждый из которых внимательно его слушал, но в тоже время занимался всякой ерундой, не из наглости, нет, а непроизвольно забыв о своем не самом лучшем местоположении.
Угрюмый Дима щупал кривую, уходящую вниз челюсть, и раз за разом проверяюще открывал ее. Задумавшийся японец что-то бормотал себе под нос, рассеяно посматривая по сторонам, а мускулистый туземец высокомерно и презрительно смотрел на собакоголового, что вызывало у того немалый подъем настроения, моментально отразившийся в желтых глазах.
— Японцу можно тройную! Пусть жрет! — у лохматого, мгновенно взбодрившегося Такеши возбужденно заблестели раскосые глаза, и он благодарно взглянул на доброго дядьку Джумоука, а Лкетинг с Дмитрием не произнесли ни слова, будучи не настолько преданы пище. — «Спящие» должны хорошо выглядеть, ведь им предстоит долгий путь! — он расслабленно откинулся на высокую спинку подобия трона, загадочно взглянув на трех таких разных друзей, а свиномордый демон понятливо кивнул, и обвел взглядом массивных чертей, по крайней мере, тех, до которых сумел дотянуться.
— Готов?! Ну, тогда давай! Открывай по порядку! — проорал он стоящему неподалеку собрату, мигом ринувшемуся к первой клетке. — Отстегивай их и заводи! — сам же поцокал к первой женщине с другой стороны цепи, так как с нее было удобней начинать, чтобы не таскать узников вперед и назад.
Растрепанная «счастливица», на которую пал выбор злобной свиньи, принадлежала к породе рабынь, коих пристегивали насильно, поэтому недолго терпела рогатого карлика-вонючку, приказавшего ей загнуться раком и попытавшегося расстегнуть горячее кольцо на лебединой шее. Сумасшедшая рабыня закатила визгливую истерику, которая закончилась, не успев толком начаться, ибо рядом с красноглазым сатиром присутствовал перевитый толстыми мышцами рогатый воин, предусмотрительно оторвавшийся от козлоногих напарников для поддержания порядка и мигом придушивший несчастную, дабы та перестала верещать и дергаться. Когда на время обезумевшая баба заткнулась, начав задыхаться и сучить костлявыми ногами в жарком воздухе Ада, он с удивительной легкостью закинул ее в приготовленную клетку, у решетчатой двери которой занял место такой же его собрат.
Больная на голову грешница, попытавшаяся вновь закричать, как только ее тощую шею отпустила могучая волосатая лапа, с силой врезалась в каменную стену внутри женской «витрины», стряхнув с нее пыль, а после беззвучно сползла вниз, оставляя красные полосы. С учетом того, что черт богатырского сложения добавил ей скорости широким копытом под зад, удар являлся очень даже неплохим и ежели нос крикуньи окажется вмятым в лицо, то она это заслужила. Быть женщиной, не значит оправдывать каждый нелепый поступок скидкой на гормональный фон, ведь любой человек может научиться мыслить трезво, не допуская в разум горячих эмоций.
Последовавшие за ней девочки, если говорить поласковей, были молчаливей и сговорчивей, правда одна не удержалась и тоненько завыла, но ее даже не били, ибо сие недоразумение вполне естественно для перепуганной бабы, чувствующей нехорошее будущее с множеством рогатых гостей между ног и еще где-нибудь. Она так и зашла в прохладную клетку, еле шаркая босыми, грязными ступнями, словно уже ощущая волосатую клиентуру, и тихо всхлипывая села у стены рядом с начавшим шевелиться «первым блином», который, как всегда вышел комом.