Образ врага

— Эдик, откуда у вас взялась эта мода — повторять «блин» через слово? спросил Карл. — Раньше просто матерились, а теперь еще и блины пекут. Кстати, у старых уголовников «печь блины» обозначало «делать фальшивые деньги».

— Ну это, в натуре, блин, вместо мата используется, — стал важно объяснять Эдик, — вроде как ругнулся, но по-приличному.

— Карл, вы, я вижу, специалист по уголовному сленгу, — произнес незнакомый мужской голос, высокий, глуховатый, без всякого акцента, — откуда такие познания?

— От любопытства. У меня вообще в голове много всякого мусора, — хохотнул Карл. — Ну, Эдик, давай еще.

— Значит, стоит «мере» «шестисотый» на светофоре, а рядом «Запорожец», блин, серенький, облезлый. Ну и это, из «Запорожца» дед выглядывает и говорит: мужик, а мужик, у тебя бумаги нет для факса? У меня, блин, кончилась… монотонно забубнил охранник.

Бренер оделся, умылся, поднялся на палубу. Утро было ясным, безветренным, очень холодным. Яхта одиноко стояла на якоре у какого-то совершенно пустого, дикого каменистого пляжа. Ярко-голубое небо, редкие пушистые облака. Холод продирал до костей. Натан Ефимович застегнул куртку, поднял воротник, огляделся.

В нескольких метрах от кромки воды стоял белый сверкающий вертолет. Рядом на камнях сидели и задумчиво курили два молодых амбала в коротких дубленках. Над вертолетом кружили крикливые жирные чайки.

За пляжем начинались пологие розовато-бежевые холмы, утыканные вдоль извилистого шоссе столбами электропередачи.

«Вот сейчас, если тихонько спрыгнуть на берег, прошмыгнуть за вертолетом и бегом по шоссе, до ближайшего поселка, потом на рейсовый автобус, а дальше, в плацкартном вагоне, прямо в Москву. — Бренер мечтательно зажмурился, сладко, с хрустом, потянулся и тут же рассмеялся про себя. — Господи, какой рейсовый автобус? Какой плацкартный вагон? Что за бред в голову лезет? Мы ведь на Кипре. Просто пейзаж напоминает Крым. Кажется, будто там, за холмами, Феодосия или Судак. Правда, ужасно похоже на пляж у поселка Солнечный. Мы с Манечкой и с Сережей отдыхали под Феодосией в семидесятом году. Снимали комнатку у бабки в поселке, ходили на такой же дикий пляж. Когда штормило, гуляли по холмам, которые когда-то были горами. Древние горы, плавные, округлые, облизанные за тысячелетия ветрами…»

Из кают-компании его заметили и окликнули:

— Доброе утро, профессор.

Стол был накрыт к завтраку. Карл курил, раскинувшись в низком кресле, Инга, все такая же мрачная, пила кофе из большой толстобокой кружки и на Бренера не взглянула. Охранник Эдик стоял навытяжку. За столом сидел щуплый, неказистый, лет пятидесяти человечек в белых брюках и толстом белом свитере. Несколько длинных черных прядей, протянутых от виска к виску, прикрывали бледную лысину. Маленькие, глубоко посаженные черные глазки смотрели тревожно и почему-то немного жалобно.

— Здравствуйте, Натан Ефимович. Заходите, присаживайтесь. Меня зовут Геннадий Ильич, — он привстал с кресла и протянул профессору руку.

Бренер машинально ответил на рукопожатие. У Геннадия Ильича была вялая влажная кисть, вкрадчивый, глуховатый голос.

— Здравствуйте. Очень приятно познакомиться. Вы, вероятно, и есть заказчик?

— Он самый, — улыбнулся Геннадий Ильич. «Вот тебе и постсоветский миллиардер, хозяин яхты, вертолета и прочего добра. Ничего особенного. Довольно неприятный тип. Похож на пройдоху-снабженца или на директора большого гастронома», — подумал Бренер, усаживаясь в кресло.

— Чай? Кофе? — любезно предложил Эдик.

— Блин, — тихо сказал профессор.

— Не-е, блинов-то нету, — Эдик тревожно захлопал глазами.

Карл весело рассмеялся.

— Я вижу, вы в полном порядке, Натан Ефимович, — заметил хозяин яхты.

— Знаете, все время хочу удрать, — произнес Бренер задумчиво, — прямо так и подмывает смыться потихоньку. Эдик, налейте мне, пожалуйста, кофе, обратился он к охраннику, — и расскажите еще какой-нибудь анекдот про «новых русских».

— Насчет сбежать — это смешно, но уже не так, как «блин», — заметил хозяин яхты, — давайте сначала позавтракаем, а потом поговорим о делах.

— Если можно, давайте сразу о делах, — Бренер отхлебнул кофе, — мне просто не терпится узнать, кто вы и зачем я вам понадобился.

Карл загасил сигарету, поднялся и, не сказав ни слова, вышел на палубу. Инга продолжала сидеть, ни на кого не глядя и прихлебывая кофе.

— Ну что ж, давайте сразу, — кивнул Геннадий Ильич, — дела у нас с вами такие. Отсюда вы направитесь в Швейцарию. В Берне состоится несколько пресс-конференций, на которых вы подробно расскажете о своей работе.

— Подождите, как в Швейцарию? А Россия? Мне сказали, меня повезут в Россию…

— Нет. Свое заявление вы сделаете в Берне. Вам и семье вашего сына будет гарантирована полная безопасность в том случае, если вы совершенно добровольно покаетесь перед мировой общественностью, расскажете о варварском, бесчеловечном оружии массового уничтожения, которое угрожает гибелью всей нашей планете. Вы скажете, что вас замучила совесть и вы решили прекратить этот биологический кошмар.

— И вы считаете, мне поверят? — тихо спросил Бренер.

— Разумеется, — кивнул Подосинский, — кому же еще верить, если не вам?

— Нет, в том, что касается биологического оружия, мне скорее всего поверят. Но насчет добровольного раскаяния… Вы не похожи на наивного человека. Мое похищение в Израиле было обставлено с такой помпой, что смешно говорить о доброй воле.

— Не волнуйтесь. Мы смоделируем ситуацию таким образом, что никто не усомнится в вашей искренности. Нам предстоит еще оговорить множество деталей, но не здесь и не сейчас. Сейчас наша с вами задача прийти к согласию по общим вопросам. А частности обсудим позже.

— Такую частность, как моя дальнейшая судьба, мы тоже будем обсуждать позже? — усмехнулся Бренер, глядя в упор в маленькие черные глазки собеседника. — Я уже понял, что вы хотите скомпрометировать израильское правительство с моей помощью. Зачем вам это — не знаю, но думаю, дело всего лишь в деньгах. Очень большие деньги — это уже политика. То есть вы собираетесь на моих публичных откровениях заработать свои большие деньги.

— Это не совсем так, — широко улыбнулся Подосинский, — не стоит делать из меня матерого циника, акулу капитализма. Давайте сформулируем нашу задачу несколько по-другому. Я с вашей помощью приостанавливаю страшную гонку биологического вооружения. Да, мне это выгодно. Но не только из-за денег. Я стратег. Я смотрю в будущее. В мире, зараженном вирусами, над которыми вы работаете по заданию израильского правительства в своей лаборатории, деньги не понадобятся никому. Даже мне. Я хочу не только получить свой куш, но и подстраховаться на будущее. Разве плохо сочетать полезное с приятным?

— Лично мне в этой высокой драме отводится довольно низкая роль. Я предаю интересы страны, в которой прожил двадцать лет и к которой, знаете ли, у меня нет претензий. Меня и мою семью не обижали в Израиле.

— Вы никого не предаете, — покачал головой Геннадий Ильич, — вы спасаете мир от возможной катастрофы.

— Ох, давайте немного сбавим тон, — поморщился Бренер.

— Тон вполне уместен, — серьезно произнес Подосинский, — я вовсе не преувеличиваю.

— Ладно, как вам угодно, — махнул рукой Бренер, — меня интересует одно: потом куда меня денете? Я ведь понимаю, что в Израиль уже вернуться не смогу.