Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Какие же области своей деятельности выдвигает на первый план Иван Калита, судя по записи на евангелии, являющейся предметом нашего изучения? Я думаю, что, исходя из этой записи, можно наметить примерно пять направлений, которые Калита считал существенными для политического курса московской великокняжеской власти. Это, во-первых, мероприятия, содействующие безопасности Руси от вражеских нападений — тому, чтобы страна жила в тишине и спокойствии. Во-вторых, это — княжеские законы и судебные уставы (использующие опыт законодательства византийских императоров), задачей которых является обеспечение «правды» в обществе. Третью свою заслугу Калита видит в упрочении социального мира, в мероприятиях по устройству общества на таких началах, чтобы бедные не были обижены богатыми, чтобы не существовало насилия сильных над слабыми. Четвертым комплексом мероприятий Калиты является, по мысли его самого, все то, что служит делу укрепления православия (возведение церквей, поддержка лиц, занимающих руководящее положение в системе церковной иерархии и т. д.). Наконец, пятый пункт той программы великокняжеской политики, которую пропагандирует Калита, — это борьба со всякого рода выступлениями, представляющими собой оппозицию господствующей церкви.

В каких же реальных формах воплощалась в жизнь политическая программа московской великокняжеской власти (программа, которую Иван Калита считал идеалом государственных мероприятий)? Прежде чем отвечать на этот вопрос, может быть, полезно привести еще некоторые (весьма тенденциозные) характеристики значения деятельности Калиты, которые встречаются в источниках XIV и более поздних столетий.

Довольно лаконичное указание записи на евангелии 1339 г. относительно «велией тишины», наступившей в Русской земле в княжение Ивана Калиты, получает более развернутое раскрытие в ряде летописных сводов. В них проводится мысль о том, что московский великий князь сумел якобы создать условия, в которых татаро-монгольские завоеватели уже не могли притеснять русский народ: «Того же лета [1328 г.], — читаем, например, в Рогожском летописце, — седе Иван Даниловичь на великом княжении всея Руси и бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и престаша погании воевати Русскую землю и закалати христиан и отдохнуша и упочинуша христиане от великыя истомы и многыя тягости и от насилиа татарьскаго, и бысть оттоле тишина велика по всей земли» [1693] .

1693

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 44.

Версия о московском князе Иване Даниловиче Калите как нищелюбце нашла отражение в записи под 1329 г., помещенной в одном сборнике: «ходи князь великый Иван Даниловичь в Великый Новгород на пиру, и постояше в Торжке, и приидоша к нему святого Спаса притворяне с чашею сию 12 мужь на пир, и воскликнуша 12 мужь святого Спаса притворяне: бог дай многа лета великому Ивану Даниловичу всея Руси, напои и накорми нищих своих» [1694] .

Некоторые легенды о Калите записаны в Волоколамском патерике XVI в. Источником этой записи являются рассказы игумена Боровского монастыря Пафнутия (умершего в 1477 г.), в свою очередь пользовавшегося информацией от своего деда. В Патерике говорится, что князь Иван Данилович попал в рай за то, что был «милостив зело» и всегда носил «при поясе калиту» (т. е. кошелек) с «сребреницами», которые раздавал нищим — «сколько вымется». Как-то раз князь по обыкновению дал одному нищему милостыню. Через некоторое время тот пришел к Ивану Даниловичу за милостыней вторично и снова получил от князя удовлетворение своей просьбы. Наконец, нищий попросил у Калиты подаяние в третий раз, и князь опять дал ему денег, но с репликой: «Възми, несытый зеници». В ответ Калита услыхал от нищего: «Ты — несытый зеницы: и зде царствуешь, и тамо хощеши царствовати». Рассказ Патерика заканчивается рассуждением о том, что нищий был послан к Ивану Калите богом, с тем чтобы сначала подвергнуть его искусу, а затем сказать ему, что он делает дело, угодное богу [1695] .

1694

С. В. Юшков, Исследования по истории русского права, вып. 1, Новоузенск, 1925, стр. 54.

1695

«Московские Высшие женские курсы. Семинарий по древнерусской литературе. Волоколамский патерик», (б. г.), стр. 17.

Рассмотренный рассказ интересен тем, что наряду с идеализацией Калиты как князя, проявляющего заботу о нищих и убогих, в нем звучит и нотка осуждения Калиты: доброта последнего вызвана эгоистичным стремлением занимать первое место и на земле, и на небе.

Все вышеприведенные характеристики и оценки Ивана Калиты, идеализирующие его как человека и правителя, вышли из близких к нему кругов церковных и светских феодалов. В создании далекого от реальной действительности образа доброго и справедливого князя принимал активное участие тот, чей образ (в весьма идиллических чертах, не соответствующих суровому облику оригинала) воспроизводился, — сам московский великий князь Иван Данилович Калита.

От оценок деятельности Калиты современниками перейдем к реальным фактам его политики. Имеются данные о том, что в княжение Калиты, а возможно, по его указанию, проводились какие-то мероприятия по собиранию и обработке памятников права, византийского и русского (церковные уставы древнерусских князей, Русская Правда), которые должны были служить руководством для суда. При Калите, по-видимому, был составлен сборник, представляющий собой соединение Кормчей и Мерила Праведного. А. С. Павлов прямо приписывал создание этого сборника инициативе московского великого князя Ивана Даниловича [1696] . С. В. Юшков [1697] и М. Н. Тихомиров [1698] более осторожно лишь датируют памятник временем Калиты. Имеются основания принять вывод А. С. Павлова, особенно если вспомнить, что в записи на евангелии 1339 г. (сделанной, как я думаю, с ведома самого Калиты) говорилось о его заботе о правосудии и он сравнивался в этом плане с византийскими императорами — Константином и Юстинианом.

1696

А. С. Павлов, Книги законные («Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. XXXVIII, № 3, СПб., 1885, стр. 36–37).

1697

С. В. Юшков, Исследования по истории русского права, вып. 1, стр. 52–56; его же, Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение, М., 1950, стр. 159–160.

1698

М. Н. Тихомиров, Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов, М.-Л., 1941, стр. 119–120.

Меры Калиты в области кодификации права, которые автор записи на евангелии 1339 г. расценивает как результат заботы о правосудии, как результат стремления обеспечить населению суд справедливый и для всех равный, в действительности означали попытку укрепить феодальный правопорядок в условиях обострившихся классовых противоречий и княжеских войн. «Тишина», наступившая, согласно сведениям ряда источников, на Руси с вокняжением Калиты, — это, по представлениям его современников и потомков, не просто передышка, которую получила страна от татарских набегов. В статьях, предшествующих Новгородской первой летописи по списку Археографической комиссии, Ивану Калите вменяется в заслугу, что он «исправи Русьскую землю от татей и от разбойник» [1699] . А под «татями» и «разбойниками» представители господствующего класса часто имели в виду не просто правонарушителей, а лиц, представлявших социальную опасность для феодалов, т. е. крестьян и посадских людей, выступавших против землевладельцев и властей. Таким образом, «тишина» — это внутренний феодальный порядок в стране, достигнутый Калитой путем подавления народных восстаний, путем расправы с теми, кто нарушал нормы феодального права, охраняющие жизнь, безопасность, собственность представителей господствующего класса. Поэтому трудно поверить в реальность облика князя-нищелюбца, который выступает в отзывах о Калите, принадлежащих его панегиристам.

1699

НПЛ, стр. 465.

В предыдущем параграфе говорилось о том, что Иван Калита содействовал развитию феодальной собственности на землю бояр и слуг и пытался опереться в своей деятельности на поддержку служилых землевладельцев. Один из таких землевладельцев — Борис Ворков упоминается в духовной Калиты. Его владение селом в Ростовской земле обусловлено несением «службы» кому-либо из сыновей Калиты [1700] .

Я говорил также, что Калита в своей политике выколачивания из населения денежных средств для отправки дани в Орду часто довольно круто обращался с горожанами. Однако в тех же целях поднятия платежеспособности населения ему приходилось прибегать и к мероприятиям другого рода — к устройству слобод и привлечению туда жителей путем предоставления им податных льгот. Из «Жития» Сергия Радонежского мы узнаем, что Калита, передав своему младшему сыну Андрею «весь, глаголемую Радонежь», поставил туда наместником Терентия Ртища «и лготу людем многу дарова, и ослабу обещася такоже велику дати, ея же ради лготы собрашася мнози…» [1701] .

1700

ДДГ, стр. 10, № 1.

1701

ПСРЛ, т. XI, стр. 129.

Политика великокняжеской власти в лице Ивана Калиты проводилась в союзе с господствующей православной церковью в лице всероссийского митрополита. В своей деятельности Калита был тесно связан сначала с митрополитом Петром, затем с митрополитом Феогностом [1702] .

Вместе с Петром Иван Калита вел борьбу с ересями. В составе одного сборника 1504 г. сохранился памятник под заглавием «Книга, нарецаемая Власфимиа, рекше хула на еретикы — главы различныя от еуангелиа и от канон святых отець, в них же обличениа богом ненавистных злочестивых духопродажных ересей». В предпоследней главе сборника, озаглавленной «О церковных судах и людех», имеется приписка: «дай бог и на многа лета великомоу князю Ивану Даниловичю всея Руси». Отсюда А. С. Павлов, опубликовавший сведения об указанном сборнике, пришел к выводу, что он был составлен при Иване Калите [1703] .

1702

Я не касаюсь той политической борьбы вокруг кандидатуры на митрополичью кафедру, которая шла в начале XIV в. между Московским и Тверским княжествами. Об этом см. А. Е. Пресняков, Образование Великорусского государства, стр. 121–124.

1703

«Православный собеседник», 1867, июль, стр. 237. См. также П. Соколов, Русский архиерей из Византии, Киев, 1913, стр. 245.

В другом списке Власфимии конца XIV в. (в сборнике Новгородско-Софийского собрания № 1262) сохранился более ранний текст памятника. Анализ разных редакций Власфимии привел А. И. Клибанова к выводу, что история ее текста отражает борьбу ортодоксальной православной церкви против тех, кто выступал с ее критикой. Редакция Власфимии, отражающая интересы демократических кругов, подвергавших церковь критике, была переделана при Иване Калите. Целью этой переделки было устранить из памятника демократические тенденции [1704] .

1704

А. И. Калибанов, Реформационные движения в России в XIV — первой половине XVI в., М., 1960, гл. I.

Иван Калита, по-видимому, принимал участие в церковном соборе в Переяславле в начале второго десятилетия XIV в., на котором разбирался вопрос о ересях [1705] . Вместе с Калитой против еретиков выступал и митрополит Петр. В его «Житии» говорится, что он какого-то еретика «препре приехавши на прю, и прокля и» [1706] . В Никоновской летописи тот же текст звучит несколько иначе: «В то же время и Сеит еретик явися, туждая церкви Христовы и православныа веры мудръствуя, его же святый препре и не покоряющаяся того же проклятью предаде, иже и погибе» [1707] .

1705

В. С. Борзаковский, указ. соч., стр. 245–252.

1706

Макарий, История русской церкви, т. IV, СПб., 1886, стр. 310.

1707

ПСРЛ, т. X, стр. 192.

Не связаны ли с переяславским собором те выпады против монашества, которые содержатся в известном послании Даниила Заточника [1708] . Имеются основания отнести вторую редакцию этого памятника к началу XIV в. [1709] В этой редакции осуждаются монахи, которые ведут настолько скверный образ жизни, что, по словам Даниила, «принять ангельский образ» значит «солгать» богу. Но обмануть можно людей, бога же не обманешь, и именем божьим шутить грешно: «Рече бо лож мирови, а не богу; богу нельзя солгати, ни вышним играти». Обличая монашество, Даниил прибегает к весьма колоритным сравнениям. «Или речеши, княже, пострищися в чернцы, то не видал есмь мертвеца, на свинии ездячи, ни черта на бабе; не едал есми от дубья смоквеи, ни от липъя стафилья» [1710] . Даниил ставит в вину монахам приверженность к мирским увеселениям, к стяжательству, к земельным приобретениям. «Мнози бо, отшедше мира сего во иноческая, и паки возвращаются на мирское житие… и на мирское гонение; обидят села и домы славных мира сего, яко пси ласкосердии. Иде же брацы и пирове, ту черньцы и черницы и беззаконие…» [1711] .

1708

«Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. и их переделкам», приготовил к печати Н. Н. Зарубин, Л., 1932.

1709

С. П. Обнорский, Очерки по истории русского литературного языка старшего периода, Л., 1947, стр. 85–131. О возможности такой датировки см. И. У. Будовниц, Памятник ранней дворянской публицистики (Моление Даниила Заточника) — Труды ОДРЛ, т. VIII, 1951, стр. 156.

1710

«Слово Даниила Заточника», стр. 70, ст. LXXII–LXXIII.

1711

Там же, стр. 70, ст. LXXIV.