Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси
Шрифт:
Автор прав, доказывая, что русский город XIV–XV вв. еще не стал очагом буржуазных отношений, но в то же время в его труде несколько недооцениваются уровень социально-экономического развития городов в это время и их роль в общественно-политической жизни.
Проблеме социально-экономического развития Руси в период образования централизованного государства в целом посвящены работы А. П. Пьянкова [367] . Представляет интерес нарисованная автором картина социально-экономического состояния Руси к моменту образования централизованного государства (сельское хозяйство, поземельные отношения, ремесло, внутренняя и внешняя торговля, город, положение крестьян и горожан). Ряд интересных мыслей высказал А. П. Пьянков и относительно политики московских князей, определяемой им в терминах старой дореволюционной историографии как «собирание земли и власти»: ограничение иммунитета, стеснение свободы вассальных отношений и т. д.
367
А. П. Пьянков, Очерки по истории феодальных отношений в Северо-Восточной Руси до начала XVI века, т. I–II, 1946 (рукопись докторской диссертации). Опубликованы лишь отдельные разделы монографии А. П. Пьянкова: «К вопросу о причинах образования единого Русского государства» («Ученые записки Белорусского Государственного университета имени В. И. Ленина», вып. 10, серия
Проблемы классовой борьбы в период образования Русского централизованного государства, помимо ряда статей, нашли специальное освещение в книге Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье [368] , в которой рассматриваются проявления на Руси в XIV — начале XVI в. антифеодального протеста в форме еретических движений. Речь идет о ереси стригольников в Новгороде и Пскове в XIV в. и в Пскове в первой половине XV в. (автор Н. А. Казакова) и о так называемой ереси «жидовствующих» в Новгороде и Москве во второй половине XV — начале XVI в. (автор Я. С. Лурье).
368
Н. А. Казаковаи Я. С. Лурье, Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века, М.-Л., 1955.
Ценность этой работы двух исследователей в методологическом отношении заключается в изучении выступлений еретиков в связи с развитием классовых противоречий в феодальном обществе и рассмотрении ересей как одной из форм оппозиции господствующему феодальному строю и официальной церковной идеологии [369] . С источниковедческой точки зрения важно, что авторы подходят критически к памятникам, содержащим сведения о ересях и в подавляющем своем большинстве вышедшим из среды воинствующих церковников, ведших решительное наступление на еретиков, вскрывают содержащиеся в этих памятниках тенденции, их происхождение и политический смысл. Круг источников в разбираемом издании значительно расширен; в приложении к исследованию Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье опубликован ряд новых текстов [370] или же заново воспроизведены исторические материалы, ранее (в дореволюционных публикациях) изданные неудовлетворительно.
369
Там же, стр. 6.
370
В подготовке к печати текстов принимали участие также А. А. Зимин, А. И. Клибанов и Н. А. Соколов.
Еретические движения рассматриваются Я. С. Лурье в связи с процессом образования Русского централизованного государства. Так, он доказывает, что участники московского еретического кружка Федора Курицына — дьяка, возглавлявшего своего рода правое крыло еретиков, близкого к великому князю Ивану III, ставили своей целью «реформацию в рамках феодально-самодержавного государства». Но социальный смысл взглядов и деятельности лиц, связанных с Федором Курицыным, охарактеризован Я. С. Лурье противоречиво. С одной стороны, он правильно говорит, что они думали «не о борьбе с феодальным государством, а о реформе этого государства, об ослаблении роли крупных феодалов, в частности церковных феодалов». С другой стороны, автор указывает, что «проповедь Федора Курицына и его товарищей получала… более широкое, иногда прямо антифеодальное звучание». Московская ересь, по словам Я. С. Лурье, «вопреки субъективным стремлениям своих руководителей превращалась в движение, опасное для феодального государства» [371] . Поэтому, очевидно, Я. С. Лурье считает, что и это умеренное течение укладывается в то определение, которое дано в заголовке книги: «Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века». Здесь важно было бы провести более четкое разграничение неоднородных по своей социальной и политической сущности идеологических направлений, одинаково определяемых источниками как еретические, выявить в этом понятии разнообразие оттенков.
371
Н. А. Казаковаи Я. С. Лурье, указ. соч., стр. 169–170.
Из трудов, посвященных вопросу о роли отдельных русских земель в процессе политического объединения Руси в XIV–XV вв., наибольший интерес представляет монография В. Н. Бернадского «Новгород и Новгородская земля в XV веке» [372] . Это — фундаментальное исследование, содержащее ряд глубоких наблюдений и выводов. Автор доказывает, что в наиболее передовых в экономическом отношении районах Новгородской земли в XV в. зарождались денежные отношения. Это выражалось не только в росте рядков и городов, но и в том, что деревня стала выбрасывать на рынок как пушнину, так и продукты сельского хозяйства и ремесла. Начался процесс формирования небольших местных рынков. Экономическое развитие подтачивало традиционные формы политического строя Новгородской боярской республики, но само по себе не могло привести к его крушению. Падение самостоятельного Новгородского государства было подготовлено классовой борьбой крестьянства и плебейских масс города. Стихийное антибоярское движение народных масс, выступавших не всегда за, великого князя, но всегда против его противников-бояр, объективно содействовало объединению Руси.
372
В. Н. Бернадский, Новгород и Новгородская земля в XV веке, ч. I, Л., 1958.
Новгородские бояре проводили политику, направленную к сохранению независимости Великого Новгорода, дававшей им возможность осуществлять всю полноту власти в огромных новгородских владениях. Чем более проявлялись успехи объединения Руси, тем более реакционной становилась политика новгородского боярства. Она свелась к тому, чтобы любой ценой сохранить свои вотчины.
Московская великокняжеская власть, направляя свои силы на объединение центра Великороссии, до второй половины XV в. не ставила еще радикально вопроса о включении Новгородской земли в состав формирующегося Русского государства. Когда процесс сплочения центральных русских земель вокруг Москвы был завершен, правительство Ивана III стало подготавливать окончательно присоединение к Московскому княжеству Новгорода. Оно старалось сначала привлечь на свою сторону боярских руководителей Новгородской республики, а в. целях давления на них использовало антифеодальные движения. Мирным путем подчинить Новгородскую землю великокняжеской власти в силу сопротивления новгородского боярства не удалось. В 1478 г. последовала ломка новгородского политического строя. Дальнейшая политика правительства Ивана III в Новгородской земле заключалась в ликвидации светского вотчинного землевладения и сокращении церковного землевладения и насаждении там поместных земель. Содействовало московское правительство и развитию купечества.
Проблема
социально-экономических предпосылок включения в состав Русского централизованного государства территории Великого Новгорода рассматривается также в монографии Л. В. Даниловой «Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV–XV вв.» Выводы автора в целом не расходятся с выводами В. Н. Бернадского. Л. В. Данилова считает, что новгородская феодальная вотчина в XIV–XV вв. «представляла собой жизнеспособный хозяйственный организм». Характерной чертой экономического развития Новгородской земли в это время был рост общественного разделения труда, развитие в недрах натурального хозяйства товарно-денежных отношений. В этот процесс были втянуты Обонежье и Подвинье. «На основе прогрессирующего отделения ремесла и промыслов от земледелия в сельских местностях расширялась сеть мелких местных рынков — эта необходимая предпосылка рынка национального». «Главным носителем товарно-денежных отношений» в новгородской феодальной вотчине являлось крестьянское хозяйство. В связи с этим в XV в. в составе феодальной ренты значительное место стали занимать денежные платежи. В некоторых вотчинах, расположенных в экономически наиболее развитых районах, наблюдалась частичная, а подчас даже и полная замена натуральной ренты денежной. По-видимому, роль денежной ренты в феодальном хозяйстве Новгородской земли преувеличивается Л. В. Даниловой, но ее общий вывод о том, что накануне включения Новгорода в состав Русского централизованного государства сельское хозяйство в Новгородской земле развивалось «по пути экономического подъема», заслуживает внимания.Интересен вывод Л. В. Даниловой и о том, что с включением Новгородской земли в состав Русского централизованного государства и развитием там поместной системы произошло «возрождение архаичных видов феодальных повинностей и усиление эксплуатации зависимого крестьянства…» [373] .
Наконец, весьма ценны соображения Л. В. Даниловой о классовой борьбе в Новгородской земле, как одной из предпосылок, обусловившей ликвидацию независимости Новгородской боярской республики [374] .
373
Л. В. Данилова, Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле XIV–XV вв., М., 1955, стр. 203.
374
Там же, стр. 93–94.
Вопросу о присоединении к Русскому централизованному государству Пскова посвящена монография Н. Н. Масленниковой. Правильно расценивая падение независимости Псковской земли как результат «длительного процесса» [375] и рассматривая его всесторонне, автор достаточно подробно и со знанием источников характеризует экономику, социальные отношения, политический строй Псковской земли в XV–XVI вв., главное внимание обращая на установление ее связей с Москвой в сферах хозяйственной, политической, военной, церковной. Сопоставив различные варианты летописного рассказа о «псковском взятии», Н. Н. Масленникова дает анализ социально-политических событий, имевших место в Пскове в 1510 г., когда была окончательно ликвидирована его политическая самостоятельность. Наконец, автор рассматривает и дальнейшие судьбы Псковской земли (на протяжении XVI в.) в составе Русского централизованного государства, характеризуя ее хозяйственное развитие (на материале писцовых книг и других источников) и останавливаясь на идеологической борьбе в Пскове.
375
Н. Н. Масленникова, указ. соч., стр. 179.
В содержательной в целом работе Н. Н. Масленниковой имеются три уязвимых пункта, касающиеся взаимоотношений Псковской земли с Москвой: 1) недостаточная четкость (в ряде случаев) социального анализа; 2) недостаточно отчетливо проводимая грань между объективно нараставшими предпосылками к включению Пскова в состав единого Русского государства и сознательными действиями в этом направлении самого псковского населения; 3) наконец, тенденция к сведению существа растущих псковско-московских связей прежде всего к связям Пскова с московскими князьями. Все эти три момента проявляются в таких, например, довольно часто повторяющихся характеристиках: «передовые псковичи» «ощущали» зависимость от московского великого князя, «понимали ее неизбежность» и т. д. [376] ; в политике «псковичей» сказывалась «идейная готовность признать принцип единой для всей Руси власти московского князя»; «на протяжении всей псковской истории, начиная с XIII в., псковичи не порывали связи с великими князьями» [377] . Терминологическая нечеткость влечет за собой и неясность существа социально-политических отношений. Наконец, надо отметить, что, увлеченная стремлением показать силу нараставших псковско-московских связей, Н. Н. Масленникова несколько упростила картину той классовой и внутриклассовой борьбы, которая сопровождала процесс ликвидации политической независимости Пскова.
376
Н. Н. Масленникова, указ. соч., стр. 58.
377
Там же, стр. 70, 79.
Книга А. И. Копанева «История землевладения Белозерского края XV–XVI вв.» представляет собой удачно осуществленный опыт монографического изучения характера аграрных отношений в пределах одного крупного княжества — Белозерского, игравшего важную роль в истории Руси того времени. Существенным элементом исследования А. И. Копанева являются составленные им карты, показывающие распределение в Белозерском крае земельных владений различных видов на протяжении времени с конца XV до начала XVII в. Карты иллюстрируют раскрываемый автором в своем исследовании путь развития землевладения монастырского, боярского, мелких частных собственников, черного. Автор убедительно показывает, что землевладение духовных и светских феодалов росло в значительной мере за счет захвата ими черных земель. Рассматривая столкновения черных волостных «миров» с монастырями, «выражающиеся в многочисленных судебных процессах из-за земли, в нарушении крестьянами рубежей монастырских вотчин, в насильственном захвате монастырской земли, в избиениях монастырских приказчиков и слуг», А. И. Копанев приходит к обоснованному выводу, что «все это было проявлением классовой борьбы крестьянина против феодала» [378] . К сожалению, история черного землевладения и вопросы классовой борьбы крестьянства занимают непропорционально малое место в общей структуре монографии А. И. Копанева. Вряд ли можно безоговорочно согласиться с автором, что черные крестьяне владели землей (хотя и не всей) на правах частной собственности [379] . С точки зрения феодального права эта земля находилась в верховной собственности государства.
378
А. И. Копанев, История землевладения Белозерского края XV–XVI вв., М.-Л., 1951, стр. 200.
379
Там же, стр. 190.