Обреченные на месть

А статья-то у «Алисы», то есть у него, была насквозь гнилая — педофил. И зло, как бумеранг, возвращалось к нему обратно…

— Ну расскажи, — говорил ему Мамуля, — как ты там с детишками баловался. Да поподробней, в деталях, не утаивай ничего…

И тут начиналось…

Вся эта мерзость ничего не изменила в перекошенном сознании Собачиноса. Цель его всегда была одна и та же: срубить бабла побольше, да вновь заняться «клубничкой» на более серьезном уровне. Теперь уже с выездами в нищую Латинскую Америку и Индокитай.

Эти заманчивые перспективы не давали ему спать ночами. Он представлял себя важной птицей, крутым подпольным порнорежиссером.

Приданный ему в помощники Мингрел тоже успел здесь где-то проштрафиться, но обгадился он окончательно, сбежав с места аварии и бросив своего товарища Резо, и теперь был в розыске. Ибо Резо спокойно свалил на него всю найденную копами в машине шмаль, и теперь выступал как потерпевший и претендовал на компенсацию за дорожный инцидент.

Будучи пассажиром, получившим увечье, как понаписали специалисты знакомого доктора Крихели, выдавшего Резо тысячу долларов в виде аванса за то, что тот пришел к нему лечиться и соответственно принес возможность уважаемому в грузинской диаспоре доктору ободрать страховой полис соскочившего Мингрела.

Беда Резо чудесным образом обернулась его удачей. Доктор обещал, что через три месяца Резо получит уже десять тысяч долларов компенсации. А это полностью меняло судьбу потерпевшего. Таких денег ему должно хватить на подержанный лимузин, после чего Резо Тавгиридзе решил начать новую жизнь законопослушного американского налогоплательщика, работая в одной из автомобильных «Лимо компаний» большого Нью-Йорка.

Пока же он вышел из криминальной игры чистым. И авансы возвращать не собирался, так же как, впрочем, и участвовать в дальнейших делах, ссылаясь на жуткие головные боли в результате сотрясения мозгов — так он объяснял каждому. Рассчитывать на него было нельзя, и Мингрел, понимая это, приходил в бешенство от того, как повезло этому горному барану.

Охотничий малокалиберный карабин с оптическим прицелом был неоднократно опробован Мингрелом. Надежность оружия у него не вызывала сомнений. Раздражал лишь только этот литовский жирный козел, периодически портящий воздух в машине. Ехать им будет нужно не меньше пяти часов, да и возвращаться столько же. А может, и больше, если придется петлять и заметать следы после дела.

В общем-то, они оба презирали друг друга. Литовец считал грузина чуркой второго сорта. А тот ненавидел напарника — пидора и недочеловека. Дай им возможность, они прикончили бы друг друга с огромным удовольствием. Но жизнь диктовала свои условия, и в деле они обязаны быть надежными партнерами, ибо от этого зависел его результат и их собственная шкура. Неприязнь была спрятана в дальний ящик темного сознания, где хранились самые отвратительные, мерзкие помыслы этих сообщников.

Старый, видавший виды «линкольн-таун-кар» с профессиональными номерами ТЛСи двигался без превышения скорости через Нью-Джерси, Пенсильванию и западную часть штата Нью-Йорк — на север, в сторону Великих озер и Канады. Полный, одутловатый водитель европейской внешности вез смуглого пассажира, которого можно было принять и за турка и за мексиканца. Пассажир курил в приспущенное боковое стекло странного вида толстую сигарету с коротким бумажным мундштуком и горько-сладковатым резким запахом.

— Да выбрасывай ты эту дудку к чертям собачьим! Весь салон шмалью прокоптил. Не дай бог копы тормознут…

— Да тут лес кругом, — огрызнулся пассажир.

— А вонь-то твоя неделю держаться будет, — бросил разозлившись литовец.

— Да от тебя-то, пожалуй, вони больше будет, — усмехнулся, выбрасывая окурок, Мингрел, добавив громко и повелительно: — Ты лучше за дорогой внимательней следи! О машине не думай — может, нам ее сжечь придется, тогда вонять она будет по-другому…

— Ага, губы раскатал, — еще больше обозлился литовец. — Это у вас на Кавказе все ущелья усеяны сгоревшими машинами со жмуриками в салонах. А у нас в Литве к авто относятся с уважением. Любой хлам переделают и вам же в Грузию продадут с перебитыми номерами. Благо у вас вся таможня левая.

— Да она везде левая. Просто у нас значительно дешевле все. Нулевой пятисотый «мерин» за десять «косарей» евро пригонят и поставят возле дома. А дальше делай с ним все, что хочешь.

— Да у вас никогда закона не было, — не уступал Собачинос.

— А у вас советской власти никогда не было, — осклабился Мингрел. — У нас при ней вся республика тащила все, зато и имела все..

— Зато когда кончилось это дело, так стали воровать и грабить у соседей. Лучше бы бизнесом занимались, — не отставал литовец.

— Каким бизнесом, генацвале? Таким, за который ты за решетку угодил? Так у нас за него до суда не доживают. Грабить — это благородно, а за твой бизнес родители проклянут.

— Ладно, замнем для ясности, — буркнул литовец и надолго замолчал.

Они остановились в небольшом придорожном мотеле «Фортуна» в двадцати милях от нужного места. Время было позднее, и все дела по подготовке было решено отложить на завтра. Заказав недорогой, без всяких изысков ужин, изрядно сдобрили его ромом «Бакарди». День приезда, так же как и день отъезда, всегда считался разгрузочным днем.

После ужина они изрядно подогретые, перешли в бар, где и продолжили под коктейль с текилой свою пьянку. Вернувшись поздно ночью в номер, уснули на одной широкой кровати.

И был меж ними тот, без кого не обходится ни одно преступление, — князь лжи и порока. Он был рад видеть их, кувыркавшихся в его сетях. И знали они оба, что нет ничего крепче общего будущего кровавого преступления, где предстояло им быть в одной связке. Той ночью негласно закрепился их союз, обоюдный союз «сержантов» падшего с небес черного ангела, имя которого прежде было Денница…

На следующий день литовец с Мингрелом принялись за дело, решив наведаться в монастырь на утреннюю службу.

Опухший и неровно выбритый после пьянки литовец, сменивший за ночь командный тон на дружески-доброжелательный, выговаривал своему напарнику, тоже помятому и небритому:

— Ты сегодня выглядишь как натуральный уголовник. Хотя бы побрился. Тем более что завтра Новый год.

— До Нового года еще целых четырнадцать часов, генацвале. Успею еще наодеколониться, — усмехаясь, огрызался Мингрел.

К монастырскому храму они подъехали как раз к окончанию утренней службы, когда прихожане выходили на улицу и тянулись в трапезную на завтрак. Ангелину они не увидели, но зато заметили Вячеслава, входящего в трапезный зал вместе с монахом, который рассказывал ему, видимо, что-то интересное.

— Вон он, гад, с монахом скалится, — прошипел литовец.

— Да вижу, вижу — не слепой, — шикнул на него Мингрел. — Проследим, куда он после двинется, — добавил он, входя вместе с литовцем и остальными прихожанами в трапезную. — А пока на шару отобедаем со святыми отцами. Все на пользу будет, — добавил он.