Обреченные невесты

В венах закипела кровь. Квинтон и так в неплохой форме, а с Божьей помощью вообще непобедим. Ники помчалась по коридору, ее темное летнее платье развевалось, как крылья летучей мыши.

Возле входной двери он догнал ее, ударил по затылку рукоятью пистолета и ухватился за подол платья, не давая Ники упасть и удариться о стену. К сожалению, по инерции она врезалась-таки лбом в дверь и потеряла сознание, хотя на пол упасть не успела — Квинтон удержал.

Он снова выругался. Лицо разбила, это точно. Дрожа от с трудом сдерживаемой ярости, он повернулся и потащил ее назад по коридору.

Когда, завернув за угол, добрался до кухни, мать Ники уже поднялась на ноги и лихорадочно нажимала на кнопки телефона. Он выпустил из рук платье неугомонной «невесты», поднял пистолет и разрядил его в голову пожилой женщины. Ее отбросило к стене, и она осела на пол.

«Прощу прощения, но вы меня видели. Я знаю, знаю, что это несправедливо», — мысленно извинился Квинтон.

Осталось шесть пуль, но пистолет больше не понадобится. Следователь ФБР найдет три пули — по одной в теле полицейских и одну в голове у матери, — выпущенные из этого оружия. Сам же пистолет исчезнет: он положит его в бумажный пакет и выбросит в какой-нибудь мусорный бак.

Вернувшись к Ники, все еще лежащей на полу без сознания, он достал из кармана флакон с хлороформом, промокнул тряпицу и прижал к ее лицу. Теперь она не скоро очнется.

В кладовке Квинтон нашел половую щетку и, стирая следы, быстро подмел коридор и кухню. Мало ли что: в такой суматохе волосок-другой вполне может выпасть, а шапочки для душа на нем не было. Он ссыпал пыль в мусорный мешок, сунул туда же щетку, перекинул Ники через плечо и, сверяясь со списком, огляделся напоследок. Вроде ничего — ни отпечатков пальцев, ни пятен крови, ни мочи, пота или слюны. Остатков пищи тоже нет, и предметов туалета, и волос. Все чисто.

Он открыл «рейнджровер» ключом Ники и, уложив ее сзади, связал заранее припасенной веревкой руки и ноги, залепил рот скотчем. При помощи небольшого пылесоса, питающегося от батареек — он купил его, на случай если кровь убитых попадет на обивку, — Квинтон стер все свои следы, которые случайно могли попасть в полицейский джип. Затем переоделся в свою рубаху, а куртку полицейского сунул в черный мусорный мешок. Чисто.

Десять минут спустя синий «ровер» Ники с Квинтоном за рулем свернул с подъездной дорожки и двинулся вниз в противоположном направлении.

Дорога назад, на стоянку, прошла без происшествий. Шестая спокойно лежала на заднем сиденье, мечтая, возможно, о своем истинном предназначении. Квинтон пощелкал по радиоволнам, минут десять послушал какую-то передачу на политические темы, затем ему пришлось выключить радио. Думая о предстоящем, он пришел в такое возбуждение, что стало трудно следить за возможным преследованием, и он надеялся, что радио его успокоит. Но от политической трескотни стало только хуже. Квинтон давно пришел к убеждению, что люди, пускающиеся во все тяжкие ради политического успеха, должны быть и крайними эгоистами, и до известной степени душевнобольными.

Пересадка из «ровера» в «крайслер» заняла двадцать минут — пришлось точно рассчитать время и сделать три неудачные попытки, пока наконец все прошло без сучка и задоринки. Квинтон пропылесосил машину Ники и последний отрезок пути проделал в «родной» машине.

Было двенадцать минут первого. У Квинтона по-настоящему кружилась голова.

ГЛАВА 18

Прошло три часа, но для Птички они пролетели как тридцать минут. Рауди и Андреа копались в информации, отсеивая ненужное, при этом Птичка была убеждена, что если Андреа занимается своим делом с толком, то Рауди просто играет роль детектива. Да, он умен, кто спорит, способен связывать концы с концами, но в отличие от Андреа не улавливает порядка в расположении цифр.

Как, впрочем, и она, и Брэд. Всех их проводили в музыкальный салон, где они обменивались мыслями, даже самыми беспорядочными. Атмосфера в салоне была наэлектризованной. Поглощенные расследованием, все чувствовали себя так, словно играли в эпические по масштабу шарады. Ответ где-то здесь, он таится в монблане улик и свидетельств, ожидая, когда его отыщет «валет в колоде».

Дважды заходила Элисон, с особым интересом, как показалось Птичке, поглядывая на них с Брэдом.

«Ей явно хочется, чтобы я нашла общий язык с Брэдом, факт. Это в ней психолог заговорил, она старается помочь мне вырваться из своей клетки, и хотя я никуда вырываться не желаю, Элисон, похоже, удивлена, что я охотно участвую в игре. На самом деле это я с ним играю, а не наоборот».

— Сколько слов в первом предложении? — спросил Рауди.

— Одиннадцать. Считаем до одиннадцати, считаем до двух. Два сорок четыре, но в последнем предложении всего восемь. Восемь слов.

— Это еще, ради всего святого, что за белиберда?

— Не знаю. — Глаза у Андреа забегали. Так выходит. Вроде как две дыры, змея в дыре деревянной колоды, валет в карточной колоде.

— Это слишком произвольно!

Птичка обогнула диван, с которого наблюдала за ними. Брэд вышел в смежную комнату позвонить.

— Это для тебя слишком произвольно, Рауди. Ты же знаешь, у Андреа ум иначе работает.

— Восемь, тринадцать, пять, — принялась считать Андреа. — Нет, не то, совершенно не то. Количество фотографий учитывать?

— Нет, эти снимки делали люди из ФБР, а не убийца. К тому же ключ, который он нам оставил, не обязательно связан с математикой. Это может быть все, что угодно.

Андреа поскребла затылок и уже захныкала, но вдруг уставилась в угол. Прислушалась, затем перевела взгляд на Птичку.

— Нет, Бетти не то говорит. Это число. Вроде как число дождевых капель. Ливень, омывающий мир. Может, в воде все дело.

Упоминание о Бетти Птичка пропустила мимо ушей: сознанию Андреа требовалось поплутать по тайному лабиринту, прежде чем сфокусироваться на чем-то. Через открытую дверь был слышен негромкий голос Брэда. При этом звуке кожа у Птички покрылась мурашками.

«Нет, нельзя, чтобы мужской голос вызывал такую реакцию. Мне дело надо делать. Нужно переиграть убийцу».

— Ну же, Андреа, сколько можно копаться! — Рауди щелкнул пальцами. — Работать надо, работать, работать. У нас время на исходе!

— Какое время?

— Время, время, всегда все дело во времени. Эта публика обращается ко мне, когда сама уже ни на что не способна, а часы тикают, тикают… Думаешь, ФБР притащило бы все это сюда, — он указал на кипу бумаг, — если бы в тупик не уперлось? Сомнительно. Так что сосредоточься!

Андреа снова захлюпала носом и устремилась к большой белой доске, на которую переписала последнее послание Коллекционера Невест, и принялась наносить какие-то знаки, понятные только ей. Рядом на стене висела фотокопия этого послания: