Обречённые. Том 1

Промедления как раз хватило, чтобы невидимый в кустах «Калашников» грохнул ещё раз. И от кучно вошедших в маску пуль бронестекло брызнуло осколками, острое крошево прочертило по щекам алые борозды.

Пошатываясь, Мэтхен выпрямился. Плечо горело огнём, на ветру кровь мгновенно стыла и леденила руку в разорванном рукаве. Пекло ссадины, при каждом вдохе в лёгкие словно впивался раскалённый штырь. Но стрелку, теперь Мэтхен его видел, было хуже. Парень — явно мутант, но в трофейной форме каких-то тыловых частей — был весь в запёкшейся крови, Мэтхен отказывался понять, как он ещё держится на ногах. Но автомат, такой же старинный «Калашников», какой ещё недавно был у него самого, не выпустил, даже навёл на Мэтхена. Решительный. Такой будет драться до последнего.

— Погоди, — прохрипел он. — Я… свой. У меня… Друзья ранены…

— Понял, — парень вроде приободрился, будто кто-то щедро влил в него силы. Рука с автоматом больше не дрожала, но сам автомат опустился к земле стволом, а вскоре занял место на плече. Движения обрели целеустремлённость, будто он получил приказ. Но Мэтхен не заметил ни рации, ни новых передатчиков на эта-схемах. — Значит, так, парень. У меня приказ — соединиться с вашей группой и доставить к нашим. Показывай, где твои, мы доставим их в подземку. Чем быстрее, тем лучше. Потом будешь говорить с Вождём. Всё ясно?

— Яс…но, — морщась, произнёс Мэтхен. Сознание уплывало, кровь продолжала обильно течь по руке, но он уже обхватил мутанта за плечо. Так, будто обнявшись, опираясь друг на друга, они могли идти. И брели туда, где остались дожидаться Хухря и Стась.

Тоннель, мечущийся по пышному ковру пыли луч фонарика. Бесконечное зловонное подземелье, что в прежние времена соединяло Москву воедино, теперь стало спасением для уцелевших. В том, что уцелело немало народу, и у уцелевших есть толковый предводитель, Мэтхен уже не сомневался. Кому попало не стали бы подчиняться отчаянные храбрецы, не побоявшиеся перейти водохранилище под прицелом беспилотников.

— Значит, зовут его Великий Пак, — нарушил молчание Мэтхен. — Не тот ли, кого раньше Хитрецом Паком называли?

— Откуда знаете?

— Мне говорил Отшельник, — пояснил Мэтхен. — А-а, вы же про него ничего не знаете…

В каморке стало тесно: у Крысятника — так звали парня, наконец, провалившегося в тяжкий сон без сновидений, был свой отряд. Четверо. Один, похоже, убит, голова пробита в десятке мест, не меньше. А остальные… Из окружённых запёкшейся кровью дыр медленно, но верно выходили крошечные вольфрамовые кубики — ни дать, ни взять, поражающие элементы ракеты. Зацепило и Крысятника — но не насмерть, он даже не потерял сознания. Но как он дошёл с такими ранами, да ещё тащил своих, сколько мог? Да ещё освободил попавшего в плен Мэтхена?!

И это ещё не всё: Мэтхен чувствовал, что его раны затягиваются как-то уж очень быстро. Правда, он не знал, сколько проспал, дорвавшись до чистого от слизи стола с какими-то бумагами. Но даже если двое-трое суток — ну, не могли зажить за такой срок прорезанные до кости плечо и предплечье, да ещё сломанные рёбра! Такое Мэтхен видел только раз — когда над смертельно раненным Дудоней «колдовал» Отшельник. Выходит, врал Крысятник: подземный мудрец выжил?

— Крысятник… Ты как?

— Лучше, чем могло быть, — прохрипел тот. У него раны были серьёзнее, вот и затягивались дольше. Но выглядел спаситель лучше, чем первый раз. Теперь не помрёт, а раны живучее мутантское тело залечит. — Сам Пак помог.

Имя своего вождя он произнёс так, как за Барьером произнесли бы имя Христа немногие, кто ещё считали себя верующим.

Ближе к вечеру пришёл отряд молодых, но уже понюхавших пороху парней с автоматами. Крысятника они слушались, как командира — но на всякий пожарный поддерживали его и остальных под руки. Так и вышли, оставляя гостеприимную комнатёнку позади.

Станция, со стены которой ещё не отвалились буквы: «План…на…», разительно изменилась. К потолку рвался чадный огонь факелов, туда-сюда сновали бесчисленные мутанты — столько подкуполян разом последний раз Мэтхен ещё не видел. На платформе стало тесно: из тьмы перегона выходили всё новые и новые. Можно сказать, посельчане, только вот Москва, даже нынешняя, не посёлок. Некоторые были вооружены, остальные тащили грубо сработанные, перемотанные проволокой деревянные сооружения. С немалым удивлением Мэтхен узнал в них волокуши. «Много-то как… Зачем? Что таскать-то собираются?»

Распоряжался рослый, на удивление статный для мутанта парень с четырьмя глазами. Совсем молодой, повидавший мутантов Мэтхен даже определил возраст — лет шесть-семь, не больше. Если считать на забарьерный лад, было ему восемнадцать-двадцать, не больше. На каждой руке было по три пальца, зато вместо мизинцев и безымянных имелись внушающие уважение клешни. Почему-то казалось, что такими можно перекусывать проволоку. Высокий лоб с венчиком коротких волос на самой макушке наводил на мысль, что прежнее прозвище — Хитрец, или Умный — он носил заслуженно. Но главной гордостью парня был небольшой, свешивавшийся до подбородка морщинистый хоботок, почти скрывавший серые губы. Хоботок наискось рассекал уродливый водянистый рубец — след пули. Вот ещё отметины, две затянувшиеся кожей впадины на лбу и затылке. Парню не раз довелось побывать на краю — но он выкарабкался, даже стал Вождём. И, судя по тому, что подземная община до сих пор держится, Вождём хорошим.

— Этого не может быть, — прошептал Мэтхен, едва увидев Великого Пака.

Перед ним стоял персонаж из показанного Отшельником видения. Тот самый, который предводительствовал напавшей на Чудовище малышнёй. А потом сбежал, бросив малышню на погибель. Впрочем… Кажется, впадину на лбу Пак заработал именно тогда. Да и что мог сделать безоружный подросток против четверых автоматчиков и двух броневиков? Только бежать. И то недолго — как раз до мига, когда повернулся лицом к преследователям, и пуля с влажным хрустом вошла в неокрепший череп…

Впрочем, бросалась в глаза не внешность. Вокруг него, совсем вроде бы молодого, простиралась аура надёжности и правильности происходящего. Казалось, он всегда знает, что и как надо делать, ему ведома дорога к победе, ему хотелось повиноваться, за ним хотелось идти. В видении он был другим — властным и решительным, но всё-таки мальчишкой. Здесь и сейчас перед Мэтхеном предстал преждевременно повзрослевший, ощутивший на плечах тяжесть ответственности вождь, можно сказать, государь нарождающегося подземного государства. Государь страны, ведущей жестокую войну и видящий свой долг в защите народа любой ценой.

Прирождённый лидер, определил для себя Мэтхен. И что интересно: если верить Крысятнику, Великий Пак стал Великим буквально несколько дней назад. До тех пор в Москве о нём и слыхом не слыхивали. Тут мало харизмы, мало правильных распоряжений и побед. Мэтхен был уверен: Пак имеет в запасе какой-то козырь. Но какой?

Стоило Мэтхену попасть в поле зрения вождя, взгляд Пака потяжелел. Казалось, в нём плещется лютая, но пока лишь рвущаяся на привязи ненависть. Крысятник подошёл к вождю, что-то горячо зашептал на ухо, временами показывая на Мэтхена. Морщины на лбу предводителя расслабились, даже хобот перестал негромко, но яростно трубить.

— Ясно… Как тебя звать-то?

— Мэтхен. Эрхард.

— Ну и имена у вас за Барьером, не выговоришь, — пробормотал он. — Впервые вижу человека, сражающегося… за нас. Интересно, как ты дошёл до жизни такой, откуда явился?

— Из Смоленска, — произнёс Мэтхен. — Отбились от своих, когда все на прорыв пошли. Потом везли в Москву Отшельника. Вы знаете, кто это такой? Не знаем даже, живы ли они…

— Живы, — голос Пака немного потеплел. — Только не надо мне выкать, ладно? Не могу к этому привыкнуть, всё кажется, ты кому-то ещё говоришь. А те, кто в Смоленске… Главный там некто Петрович. Знаете такого?