Обрести себя часть первая

— Кто-нибудь из вас замужем? — справившись с подступающими слезами, спросила я.

— Я была замужем, — отозвалась зеленоглазая блондинка. — Когда замок освободили, муж узнал, что со мной произошло. Сказал, что я сама виновата. Сходил в храм и объявил меня блудницей. Храм признал наш брак недействительным. Его мать, кухарка Парва, всех слуг настроила против нас. Все, подражая ей, зовут нас савойскими потаскухами, — она расплакалась.

— Мы бы давно ушли, — проговорила шатенка. — Только не куда. Да и дети эти нам не нужны, — призналась девушка срывающимся тихим голосом.

— Муж твой слабак и гнилой человек, — сказала я, глядя на блондинку. — Да и мать его не лучше. А то, что ты теперь не замужем, радуйся. Ведь муж с женой и в горе и в радости вместе, а он тебя в горе бросил. Карим у тебя кто-нибудь из родных еще есть?

— Нет, — вздохнул он и отвел взгляд. — Жена с сыном от черной лихорадки померли.

— Ну что ж Карим, война отняла у тебя родных, но она же подарила тебе восемь внуков, — улыбнулась я. — Девочки, найдите в крыле слуг большую комнату, чтоб вы все вместе жить могли. Отмойте ее, Карим поставит кровати. Готовьте приданое малышам. Малыши родятся, вы по очереди с ними сидеть будете и работать. Вырастим, где девять детей, там и семнадцать, — проговорила я. — А вы от малышей не отказывайтесь. Вы же не знаете, кто их отцы. Значит это только ваши малыши. Ради детей все стерпишь и выход найдешь. А еще мудрость народная есть: что нас не убивает, то делает сильнее. Все идите.

Я отправилась искать брата. Мне нужно было учиться читать и писать. Никелиаса нашла во дворе. Он раздавал указания стеклодувам. По отдельным репликам я поняла, что мастерскую они выбрали, и сейчас будут заниматься ее оборудованием.

— Привет, — улыбнулась я брату. — Ты уже освободился?

— Да, — улыбнулся в ответ он. — Не могу найти слуг. А ты что-то хотела?

— Слуги моют третий этаж. Беременных девушек я отправила обустраивать их общую комнату. Им рожать через месяц, — покаялась я. — Карим все контролирует. Никелиас, мне необходимо научиться читать и писать, — выпалила я. — Позанимайся со мной, пожалуйста.

— Конечно, — рассмеялся граф. — Ты знаешь, что тебе просто невозможно отказать, когда ты так смотришь?

— Теперь знаю, — похлопала я глазками. — Идем в кабинет.

Мы пришли в кабинет. Никелиас достал бумагу, чернила и перо. Перо очинил. Посмотрел на меня.

— С чего ты хочешь начать, — приподнял он бровь.

Я забрала у него бумагу и перо. Аккуратно в столбик выписала все буквы русского алфавита. Показав лист брату, вручила ему перо и велела писать буквы рядом, когда я их называю. В ардмирском языке (в мире говорили на всеобщем) было тридцать букв. Мягкость обозначалась верхним подчеркиванием, твердого знака и буквы ы не было, всегда писалась и. Решила, что сначала нужно выучить буквы. Отпустив графа, принялась заучивать буквы, прописывая их. Боже как это ужасно писать пером. Так провозилась до обеда.

Я прошла с проверкой по третьему этажу. Большая часть комнат была уже вымыта. Затем спустилась в кухню. Здесь даже конь не валялся. Хорошо хоть обед был приготовлен. Вызвав в коридор двух кухарок, поинтересовалась причиной отсутствия порядка в кухне.

— Парва не позволяет нам ваши указания выполнять, сына посадила, — всхлипывая, проговорила женщина средних лет. — Он дерется, — на лице кухарки алела свежая ссадина и след от пощечины.

— Почему ко мне не пришли? — строго спросила я.

— Так ведь он нам из кухни выйти не позволял, — расплакалась вторая кухарка, на ее руках наливались синяки. Значит, он еще и руки выкручивал, козел.

— Как его зовут, — обманчиво ласковым голосом осведомилась я.

— Гулим, — ответили женщины.

— Накрывайте в малой трапезной к обеду на двенадцать человек, — громко сказала я, чтоб меня услышали в кухне. Развернулась и отправилась звать всех к обеду.

На обед был подан суп пюре, гречневая каша с мясом, рыбный пирог и травяной отвар. Обедали все быстро. Покончив с едой, все стали делиться своими новостями.

— Все дети не умеют читать и писать, — сказал Эрак. — Сегодня мы выучили первые три буквы, дети быстро научились их писать. Также мы приступили к медитациям.

— Хорошо, — проговорила я. — Сегодня я выяснила, что савойцы оставили в нашем замке дар, — все настороженно уставились на меня. — Восемь горничных беременны. Алексис, им рожать через месяц. Я очень надеюсь, вы не откажитесь наблюдать их и помочь в родах.

— Конечно, — расслабился целитель. — Я помогу этим бедным женщинам. Не волнуйтесь, все будет хорошо и с ними и с малышами, — у меня от сердца отлегло.

Только сейчас я поняла, как была напряжена.

— Сегодня я обошла замок, — перешла я к другому вопросу. — Везде пыль и грязь, но поразила меня кухня. В конюшне наверно чище. Я отдала приказ кухаркам отмыть кухню, но… Парва и ее сын Гулим избили двух кухарок и не позволили выполнять приказание, — проговорила я, глядя на брата. У Никелиаса заходили желваки. — А еще они устроили травлю на беременных девушек. Меня они считают графской потаскухой, — закончила свою речь.

Граф был в бешенстве.

— Позовите сюда Парву и Гулима, — приказал граф лакеям. Они вошли, гордо подняв голову, и я поняла — будут кусаться. — Почему вы не исполнили приказ моей сестры по уборке кухни? — строго спросил граф.

— У меня там и так чисто, — нагло отозвалась кухарка.

— Соберите всех слуг в проходном зале, — приказал граф Кариму. — Гулима связать и привести туда же. А мы пойдем смотреть кухню.

Стражники связали руки Гулиму и увели. Парва заголосила, но Никелиас посмотрел на нее взглядом, которым можно было заморозить, и она осеклась. Мы всей толпой отправились на кухню. Картина не изменилась. Брат, молча все осмотрел и подал знак, стражник подхватил Парву под локоть и повел в проходной зал. Мы молча шли следом. Когда вошли в зал, все замковые слуги уже стояли вдоль стены.

— Так ты, Парва, утверждаешь, что на кухне у тебя чисто, — обманчиво ласковым голосом начал граф. — Тогда почему я этой чистоты не увидел, вонь стоит, задохнуться можно.

— Не буду я приказания каждой потаскухи выполнять, и ее бастардам прислуживать, — завизжала кухарка.

— Значит моя сестра потаскуха? И горничные потаскухи? — пророкотал граф, сжимая кулаки. — А ты у нас святая женщина?

— Так может она людей по себе судит, — мягко проговорила я, сжимая плечо брата. — Карим, с кем спит эта святая женщина? — спросила я.

Карим промолчал.

— Так с начальником замковой стражи, — выпалила румяная девчушка лет семнадцати. — Это все знают. Вот ее сынок и ходит важный. Управы на него нет. То девушек снасильничает и пригрозит, чтоб молчали, то женщин бьет, потому что его матери что-то не понравилось.

— Даже так, — прорычал граф. — В темницу их. Я как раз собирался дороги из камня строить, вот пусть там и машут руками, — постановил он.

Приговоренных увели. Слуги разошлись работать. Дети отправились заниматься верховой ездой. А я с братом пошла в кабинет.