Обретение Родины

Чукаши-Хект сидел неподвижно, как изваяние, однако с подчеркнутым интересом следил за происходящим. Когда заговорил Бела Миклош, Чукаши, чтобы лучше слышать, поднес ладонь к уху.

Между тем Миклош начал свою речь достаточно громко. Он попросил разрешения подробно изложить цель своего приезда, причем сделал это стоя и вновь опустился на стул не раньше, как при повторной просьбе командующего. Говоря, он часто снимал и опять надевал одну из своих серых перчаток.

Перевожу все им сказанное от слова до слова:

— Приняв в Хусте руководителя посетившей меня по поручению пленных господ офицеров делегации, я немедленно доложил о ее миссии по телефону его высочеству господину правителю. Господин правитель принял мой доклад к сведению, но отпустить обратно членов делегации запретил.

При этих словах неизменно улыбающийся Кери неодобрительно мотнул головой. Однако генерал-полковник Миклош этого не заметил, так как не отрываясь смотрел на висевшую на стене карту, и спокойно продолжал свою речь:

— В этой связи господин правитель сообщил мне, что он уже в течение нескольких месяцев ведет через Швейцарию с англичанами и американцами переговоры, цель которых — достижение немедленного перемирия и оккупации Венгрии англичанами и американцами.

Улыбка мгновенно сбежала с лица Кери. Он осуждающе покачал головой, издав при этом такой звук, словно у него першило в горле.

Бела Миклош коротко взглянул на него и продолжал:

— Учитывая, разумеется, что англосаксы являются союзниками русских.

Кери одобрительно кивнул и снова заулыбался.

— Спустя четыре-пять часов его высочество вызвал меня к прямому проводу. Как и в первый раз, он говорил со мной лично. Выяснилось, что господин правитель решил изменить свои первоначальные инструкции. Он приказал переправить одного из членов делегации военнопленных обратно к русским, поручив ему передать господам пленным офицерам, что правитель Венгрии подумает над их просьбой. Иными словами, он обдумает, каким образом можно порвать с немцами и перейти на сторону союзников. Одновременно господин правитель информировал меня, что, несмотря на свои прежние заверения, англосаксы оккупировать сейчас Венгрию отказались. Они посоветовали его высочеству обратиться с просьбой о перемирии непосредственно к русским, обещая со своей стороны таковую поддержать. Я тут же направил одного из членов делегации, капитана Дьенеи, в расположение советских войск. Надеюсь, он прибыл к вам невредимым?

— Да, прибыл.

— Через несколько дней, — продолжал Бела Миклош, — по поручению господина правителя наш штаб в Хусте посетило лицо, приближенное к супруге его высочества. Оно осведомило нас, что господин правитель направил в Москву своих представителей, чтобы начать переговоры о прекращении военных действий. Двенадцатого числа сего месяца это лицо еще раз удостоило нас своим посещением и сообщило мне, что одиннадцатого октября представители господина правителя подписали в Москве соглашение о перемирии, согласно которому Венгрия берет на себя обязательство принять участие в войне против Германии. Мне также сообщили, что господин правитель намерен на днях предать гласности это соглашение. Я выразил опасение, что ни дислоцированные в стране шесть немецких дивизий, ни пять их дивизий, стоящих в Карпатах, не сдадут Венгрию без боя, а это в общей сложности одиннадцать боевых соединений! Вместе с оттянутыми в Венгрию с Балкан бронетанковыми соединениями они представят такую серьезную военную силу, которая, если мы надлежащим образом не подготовимся, может воспрепятствовать выполнению принятых нами обязательств по соглашению о перемирии.

Чукаши-Хект взял со стола одну из бутылок с нарзаном и налил до краев большой стакан. Бела Миклош залпом опорожнил его и продолжал:

— Доверенным лицом господина регента была одна венгерская графиня. Она, как и Хорти, тоже до известной степени верит в рыцарство Гитлера. «Уж не думаете ли вы, что Гитлер способен превратить в арену войны территорию своего бывшего союзника?» — сказала она. Словом, и графиня, и сам Хорти, с одной стороны, не сомневались в рыцарских чувствах Гитлера, с другой — были убеждены в преданности и силе охранявших крепость в Буде гвардейских частей, равно как и в беспрекословном повиновении его высочеству венгерского офицерского корпуса. Я привлек к участию в беседе с графиней господина полковника Кери и подполковника Чукаши-Хекта. Оба поддержали мое предложение просить его высочество господина правителя под предлогом смотра войскам выехать в свою ставку в Хусте и уже из этого вполне безопасного места под защитой 1-й гонведной армии объявить всей стране и нации о заключении им перемирия с русскими. Но господин правитель мою рекомендацию отклонил: «У вас шалят нервы, дорогой Миклош!» — сказал мне по телефону Хорти, разумеется не обмолвившись ни словом по существу отклоненного им предложения. Он прекрасно знал, что с некоторых пор гестапо регулярно подслушивает все его телефонные разговоры.

Тут Миклош тяжело вздохнул и перевел дух.

— Как известно, пятнадцатого октября господин правитель выступил по радио. Он оповестил венгерскую нацию о заключении перемирия. Начальник генерального штаба Янош Вёрёш направил всем венгерским генералам шифрованные телеграммы с приказом выступить против немецких войск. Вы, господа генералы, безусловно, осведомлены обо всем этом и о том, что произошло дальше. Но кое-какие не известные вам подробности могут представить для вас интерес. Во второй половине дня пятнадцатого октября нилашистские мерзавцы предъявили Хорти требование подать в отставку, передав пост главы государства Салаши. Ультиматум этот его высочество, разумеется, решительно отклонил. В ответ немцы атаковали крепость в Буде. Ее обороняла гвардия, однако Хорти приказал защитникам крепости сложить оружие. Думается, он все еще продолжал полагаться на рыцарские чувства Гитлера. К вечеру того же дня нилашистская банда, сопровождаемая отрядом немецких солдат, ворвалась во дворец Хорти. Предводительствовал ими полицейский комиссар, возглавлявший личную охрану его высочества. Правитель находился в этот момент в туалетной комнате. Дверь была заперта, но ее взломали. И вот в ванной принужден был Хорти подписать заранее заготовленный от его имени документ, в котором объявлялось, что он слагает с себя полномочия регента в пользу Салаши. А после того, как этот навязанный ему документ о собственной отставке: был подписан, ему даже не дали времени привести в порядок свою одежду… Его тайком вывезли из крепости, и два унтер-офицера, всего-навсего унтеры, доставили его к начальнику гестапо!.. А радио уже передавало новый приказ начальника генерального штаба Яноша Вёрёша. Не далее как в полдень Вёрёш угрожал пулей и виселицей тому, кто не выполнит приказа его высочества господина правителя, а вечером он уже грозил такой же карой всем осмелившимся его выполнить.

Вначале Бела Миклош говорил то слишком громко, словно отдавая команду, то совсем тихо, почти шепотом. Но все эти его модуляции не всегда совпадали со смыслом сказанного. Как ни старался он овладеть своими голосовыми связками, речь его казалась маловыразительной, и следить за ней было чрезвычайно трудно. Однако сам генерал устал гораздо скорее своих слушателей, уже через семь-десять минут речь его стала совершенно монотонной. Но мысли свои Миклош продолжал формулировать вполне отчетливо. На лбу у него проступила испарина. Сказав про начальника генерального штаба Яноша Вёрёша и его приказ, переданный по радио, Бела Миклош вновь глубоко вздохнул и сделал минутную паузу.

— Товарищ Балинт, спросите господина генерал-полковника, не хочет ли он сделать небольшой перерыв и слегка отдохнуть?

Но Бела Миклош изъявил намерение продолжать.

— Пятнадцатого числа, находясь в Берегове, я услыхал по радио декларацию господина правителя и тут же дал приказ своим войскам развернуться фронтом против немцев, а также распорядился выставить на всех перекрестках и мостах линии Чоп — Берегово — Ужгород сильную охрану и разоружить приставленную к гонведным частям для контроля немецкую полевую жандармерию. Кроме того, я приказал полковнику Йолшваи обезоружить личный состав немецких моторизованных подразделений и захватить их техническую часть, чтобы использовать ее в гонведной армии.

К вечеру пятнадцатого октября меня потребовал к телефону немецкий генерал-полковник Хейнриц, которому подчинялась 1-я гонведная армия. Повиноваться ему я отказался и вызвал по прямому проводу Будапешт, желая лично, говорить с его высочеством. Меня соединили с рабочим кабинетом господина правителя, но, лишь только я попросил к телефону его высочество, кто-то громко расхохотался прямо в трубку, разразившись при этом такой бранью, что приличие не позволяет мне ее повторить. Тот же неизвестный на другом конце провода с оскорбительным смехом поведал мне историю того, где и при каких обстоятельствах подписал господин правитель прошение об отставке, а также кто, каким способом похитил Хорти из дворца. Когда я бросил трубку, господин полковник Кери доложил мне, что со стороны Ужгорода движутся на Берегово сто пятьдесят немецких танков, которым гонведы не в силах противостоять. Я немедленно сел в машину и выехал в свою главную ставку в Хусте, куда и прибыл после десяти часов вечера.

Тут Бела Миклош сделал еще более продолжительную паузу.

Чукаши-Хект беспрерывно подливал ему в стакан минеральную воду, и генерал-полковник, оставив наконец в покое свои перчатки, жадно ее пил. Пот градом катился у него со лба. Миклош то и дело отирал его белым шелковым платком.

С первых же слов Белы Миклоша командующий фронтом опустил веки, да так и продолжал сидеть, не открывая глаз. Если бы он не подергивал время от времени свои длинные висячие седые усы и не приглаживал на круглой голове коротко остриженные пепельные волосы, Миклош мог наверняка подумать, что он спит. Член Военного совета был неподвижен как скала. Будто окаменело и его смуглое бритое лицо. Только в больших черных глазах горела жизнь. Я еще ни разу не видал его таким сдержанным.