Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым

Четвертый этап – мучительный отзыв проекции. Эта стадия почти никогда не бывает добровольной, в первую очередь потому, что мы сами не понимаем, что имели дело с проекцией. Мы отзываем проекцию, так как ничего больше не остается делать. Проще говоря, реальность другого никогда стопроцентно не совпадает с программой нашей фантазии. И это болезненное несоответствие становится фактом, отрицать который уже невозможно. Другой – это в лучшем случае другой, но никогда – наш интрапсихический контент. (Зачастую это понимание приходит лишь под конец бурного романа, на новом рабочем месте, когда пластическая операция уже сделана или осуществлено любое другое скоропалительное решение.)

На пятой стадии, если мы вообще до нее дойдем, понемногу становится очевидным, что мы имели дело с проекцией. Звучит просто, на деле же, как правило, все оказывается куда как сложнее. По большей части, мы просто возобновляем проекции, поскольку эти программы залегают глубоко и несут в себе немалую энергию. Размывание проекции протекает по предсказуемой траектории: несоответствие между намерением проекции и реальностью другого человека, несогласие или разногласие, разочарование или гнев, возобновленное усилие и переживание крушения ожиданий. В такие мгновения мы всегда оказываемся перед приглашением к большей сознательности. Меня накрыла депрессия после того, как мои цели оказались достигнуты или же не достигнуты – что именно в таком случае мое Эго спроецировало на окружающий мир? И на какой путь хочет направить меня душа? Мой спутник жизни постоянно разочаровывает меня – увижу ли я в таком случае, что в первую очередь разочарован самим собой, что исправить себя реалистичней, чем другого? Смогу ли избавить своих детей от груза моей непрожитой жизни, освободить их, как в свое время самому хотелось свободы от родителей?

Каждая неудачная проекция – это заряд энергии, нашей энергии, программа роста или программ исцеления, а также задача, которую снова предстоит решать. Когда проекция будет извлечена на белый свет из своего укрытия, сможем ли мы признать ее своей, увидеть, насколько нереалистична, инфантильна, возможно, даже неоправданна ее программа, а затем перенаправить свой курс в сторону более полной, более ответственной жизни?

Говорить всегда легко. Редко когда бывает так, что мы знаем себя настолько хорошо, бываем в достаточной степени сильны или сознательны, чтобы постоянно работать над этой задачей. В психе каждого из нас достаточно таких областей, которые стремятся возвеличить, исцелить, усилить или даже удовлетворить то, что Фрейд называл «тяга к повторению». Старая психологическая травма оказывается притягательна, так как обладает немалой энергией, привычным сценарием и связана с предсказуемым итогом, и мы чувствуем, что просто обязаны возродить ее или передать детям. Поэтому-то мы ищем для себя такую работу, которая подтвердит нашу неуверенность в себе, или таких партнеров, которые охотно поддержат нашу заниженную самооценку, и т. д., невзирая на логику и здравый смысл – так велика сила этой обособившейся энергии. И все-таки каждая проекция представляет собой нечто важное, что-то такое очень мощное в нас самих, что вернулось обратно к нам. Так что же со всем этим делать? Да, поначалу прямое обращение к содержанию и проблематике, поднятым размытой проекцией, будет ощущаться как личное поражение. Тем не менее это прямой путь к принятию ответственности за свои проблемы и перспектива подлинной, а не мнимой перемены жизненного курса.

Не исключено, что самая большая услуга, которую мы можем оказать своим коллегам, своей семье и детям, – отвечать самим за содержание и проблемы, материализовавшиеся в размытых проекциях. Сняв с других бремя нашего бессознательного трафика, перестав вмешиваться в их жизнь, мы даем им свободу быть собой, следовать своему предназначению, а не нашим желаниям. Этот принцип очищения собственных задворков в той же степени применим к конфликтам между религиями, народами, между общественными системами, как и к отдельным людям. Но часто ли лидерам наций, этнических групп, религиозных учреждений достает мудрости и отваги, чтобы поднять вопрос проекции, призвать своих последователей отчитаться за прошлые дела, не впутывать неизвестного, но такого пугающего другого в свою бессознательную динамику и дать ему свободу жить своей жизнью? Сколько войн было развязано по причине того, чего мы не захотели увидеть в самих себе? И кому из нас хватит сил, или высокой нравственности, чтобы признать, что мы – это самая большая наша проблема?

Аннулированный контракт иова

Двадцать шесть столетий назад неизвестный еврейский поэт взял сюжет, в древности хорошо известный на Ближнем Востоке, и создал его новую версию, оспорив ортодоксальные взгляды своего народа. Плодом этих усилий стала архетипическая драма, известная теперь как история Иова – история праведника, никому не причинившего вреда, на долю которого выпали всевозможные несчастья. Естественно, Иов мучительно ищет ответ, за что ему эта кара и как восстановить справедливость, какой он понимает ее, и прежнюю спокойную и предсказуемую жизнь. Иова навещают так называемые утешители, представляющие ортодоксальную традицию, основанную на том, что род человеческий заключил контракт, или завет, с Богом. Если люди ведут себя надлежащим образом, утверждают ортодоксы, Бог благословит их. Поскольку же Иов подвергся таким лишениям, то, исходя из этого контракта, следует единственно возможный логический вывод: Иов где-то сбился с пути, в чем-то тяжко согрешил. Когда же Иов отвергает эти предположения, настаивая на своей невинности, утешители обвиняют его в том, что он просто не знает за собой этих грехов или же скрывает их. Иов даже призывает Бога в свои главные свидетели, что ни в чем не преступил закона и, следовательно, не заслужил такой кары. Наконец, Бог является ему в образе голоса из бури. Он говорит Иову, что его убежденность в существовании какого-то договора – домысел и не более. Скорей, все выглядит таким образом, что Творец Вселенной не связан никаким договором, по крайней мере тем, какого придерживаются люди. Для Иова это становится откровением, подлинным мировоззренческим переворотом. Он признает теперь, что в основе его пресловутого благочестия в действительности лежало самонадеянное предположение, что угодливое поведение вынуждает Бога быть ему в чем-то обязанным. Иов понимает, что никакой сделки не было, что мысль о возможности такой сделки – высокомерная выдумка Эго в угоду привычной своей программе, ставящей на первый план безопасность, насыщение и постоянство.

Теперь уже Иов – не прежний послушный мальчик перед лицом строгого, но предсказуемого божества, но взрослый человек, потрясенный до глубины души. Он коренным образом пересматривает прежние взгляды на мир и свое место в нем, иначе говоря, переживает то самое крушение устоев, что ожидает и всех нас в самых различных областях. С детских лет каждый, подобно Иову, отдает дань магическому мышлению, с полной уверенностью, что можно заключать сделки с миром и его божествами. Такие «сделки» отчасти представляют собой попытку защитить уязвимое Я перед лицом всемогущей и зачастую непостижимой вселенной. (В молодости и я верил, что правильное поведение, правильные устремления и прилежная учеба помогут выстроить жизнь в нужном направлении. Но у психе были свои планы. Смириться перед психе – первый шаг к тому, чтобы увидеть различие между знанием и мудростью.) Однако подобные сделки с вселенной – не более чем наши фантазии и едва ли имеют какое-то отношение к реальности. Подобно тому как мы изобретаем выдумки масштабом поменьше, чтобы чувствовать себя в безопасности, такие «сделки» с миром непроизвольно принижают и нас, и окружающих стремлением ограничить и контролировать их автономию.

Современных версий контракта, якобы заключенного со вселенной, существует немало. Для одних это предположение начинается с уступчивости в отношениях с родителями и далее с их суррогатами в виде общественных институтов, неприкрыто навязывающих кодекс поведения, обещающих награду послушному. (Вот откуда берется уверенность в том, что нас-то точно не выставят за ворота, когда начнутся сокращения в компании, которой отдано столько сил и трудов.) Другие же убеждены в том, что за добро всегда и везде воздастся только добром и никак иначе. Для кого-то еще предполагаемый контракт выливается в ожидание того, что здоровые привычки, здоровая духовность, здоровая диета плюс регулярный психоанализ помогут уберечься от рака. И все же рано или поздно жизнь поставит нас не просто перед разочарованием – это будет нечто худшее, полное крушение иллюзий в отношении того самого негласно подразумевавшегося «контракта», которому мы так старательно служили. Кто не чувствовал себя преданным самой Вселенной, особенно когда непосредственный источник «предательства» было не так просто определить? Кто не опускал руки в отчаянии, убедившись, что житейские ориентиры, надежная карта реальности, четкий план действий и ожидание закономерного результата – все в единый миг оказывалось перечеркнуто? И сколько бы ни было страданий во внешнем мире, это другое, духовное страдание, утрата азов понимания мира и того, на чем он зиждется, куда больше потрясает устои прежней веры.

Время от времени все мы теряем из виду эту перспективу, свой навык бороться с трудностями и выходить из борьбы победителем. Каждая из крупиц негативного опыта будет восприниматься как кризис; собственно, это и есть кризис мировоззренческой системы. Подобные потрясения оказываются не только экзистенциальной травмой, но и способны глубоко ранить духовно. Кризис выражается и во внешнем страдании – мы мучительно переживаем утрату непосредственного смысла жизни, и чувства взаимной связи с загадкой мироздания. Друзья, на которых мы рассчитывали, личная безопасность, которая продлится, как казалось, целую вечность, спокойная уверенность в том, что нам помогут стать на ноги, если мы упадем, – все эти предположения в сотнях и тысячах вариаций однажды развеются как дым. Этот возможный поворот событий и коллективное разочарование выразил Роберт Фрост в своем насмешливом двустишии:

Прости, Господи, мою маленькую шутку в твой адрес,И я прощу твою большую – в мой.

Это предательство со стороны другого – Бога, любимого, друга, корпорации – по сути оказывается изменой упованию на предсказуемость мира и возможность управлять им. Становясь старше, мы становимся свидетелями того, как раз за разом оказывается посрамлено наше чувство Я, убежденность в собственном всесилии и способности контролировать исход событий. В свое время ребенку казалось, что его желания правят миром, а юноша полагал, что отвага города берет. Ну, а второй половине жизни поневоле приходится утешаться более трезвой мудростью, основанной на смиренном понимании собственной ограниченности и непостижимости мира. И не оттого ли так просто бывает опустить руки, отказаться от риска в серьезных делах или с легкостью опуститься до цинизма, язвительных насмешек над надеждой или оглушать себя алкоголем в страхе перед болезненной утратой еще одной иллюзии?

И снова же в опыте страдания возникает и приглашение к чему-то большему. Как узнал наш брат Иов, все эти надуманные контракты – не более чем иллюзорная попытка Эго держать все под своим контролем. Мы узнаём, что жизнь куда сильней и загадочней, несет в себе больше риска, чем можно было помыслить. Да, такое открытие может кого угодно лишить покоя, однако смирение и трезвый взгляд на положение вещей лишь расширит духовные горизонты. Мир более загадочен и менее предсказуем, более автономен и менее управляем, он многообразен и сложен, бесконечен и непознаваем, и в этом мире нам по плечу куда больше замечательных свершений, чем мечталось даже в молодые годы.

Соперничающие программы

Согласно эпическому преданию, на своем долгом пути домой Одиссею довелось преодолеть немало преград. В их числе были сталкивающиеся скалы – Симплегады, грозившие раздавить его легкое суденышко. Так и мы с вами подчас оказываемся в тисках соперничающих сил, противоборствующих ценностей и со страхом ждем, что они вот-вот раздавят нашу хрупкую душу. Даже делая самые первые самостоятельные шаги в жизни, нам постоянно приходится сталкиваться с соперничающими программами. Как мы уже убедились, первая половина жизни в большинстве случаев проходит под знаком социальной программы, которую можно сформулировать следующим образом: «Как мне вступить в этот мир, как отделиться от родителей, найти спутника жизни, свою карьеру и общественную самоидентичность?» Можно сказать и по-другому: «Чего требует от меня мир и какие ресурсы могу я мобилизовать, чтобы соответствовать его требованиям?» Но во второй половине жизни стрелка компаса отклоняется, и программа смещается к переосмыслению личного опыта в контексте более широкого порядка вещей, а заодно меняется и постановка вопроса: «Чего просит от меня душа? Ради чего все это, какой смысл во всем том, что мне довелось пережить и испытать?» Вопрос о смысле со всей необходимостью ставит задачу появления иной программы. Если программа первой половины жизни – социальная, то есть соответствия требованиям и ожиданиям окружения, то вопросы второй половины жизни – духовные, затрагивающие более обширную тему смысла.