Обручальное кольцо

Но от смеха Росса все ее высокомерие мигом улетучилось и кровь снова прихлынула к щекам.

– Вы плутишка, Росс Мэннинг. Вот кто скрывается… за этой благопристойной и суровой внешностью, – выпалила она.

На этот раз ей действительно хотелось оскорбить его!

– Я?! – Росс широко раскрыл свои синие глаза – чистые и невинные. Потом, прищурившись, взглянул на небо. – Боюсь, луна успеет взойти, прежде чем вы соберетесь рисовать.

Пруденс ответила ему гримаской, положила альбом на колени и взяла пастельный карандаш.

– Я не могу начать, пока вы болтаете.

Росс посмотрел на нее с видом кающегося грешника, поджал губы и сделал серьезную мину. А Пруденс штрихами вывела его красиво очерченный широкий подбородок, высокие скулы, придававшие строгость излишне мягким линиям лица. Ресницы – невероятно густые и длинные – оттеняли выразительные глаза. Пруденс пожалела, что в ее распоряжении нет красок: ей хотелось изобразить их замечательный цвет. Она время от времени отрывалась от рисунка, чтобы еще раз вглядеться в свою модель.

– У вас искривлен нос, – вдруг заметила она, нахмурившись.

– Верно. Это последствие школьной драки. Один нахал осмелился издеваться над моими рисунками.

– И он здорово поколотил вас, судя по всему.

– Напротив. Его унесли домой на носилках. Разумеется, я получил ужасный нагоняй от учителя. А моя правая рука была сплошь покрыта синяками. Я неделю не мог рисовать. – Росс улыбнулся, с удовольствием вспоминая о расправе над своим врагом.

– Меня тоже постоянно бранили. А еще мама наказывала меня, запирая на маслобойне. – Пруденс рассмеялась. – Интересно, знала ли она, что там я отколупывала штукатурку со стены и наслаждалась этой местью?..

– Да, видно, у вас с детства бунтарские наклонности. И масса упрямства – как и сейчас, – заметил Росс, покачав головой.

Пруденс вдруг помрачнела, удрученная воспоминаниями.

– Ангельским характером я и вправду не отличалась. После смерти мамы отец пытался обуздать мой нрав. – Она вздохнула. – Но я часто его подводила. Не знаю, был бы он доволен тем, как я распорядилась своей жизнью после его кончины.

Пруденс устремила взгляд в морскую даль. «О, папочка, – подумала она с тоской. – Будь у меня твоя мудрость – и возможно, все было бы иначе. Твоя мудрость и знание людей».

– Расскажите мне о своей деревне. По-моему, вы говорили, что она где-то в Уилтшире.

Пруденс мечтательно улыбнулась:

– Это – прелестное местечко. Весной там растут подснежники, их полным-полно по обочинам тенистых тропок. Наш дом стоял как раз у проселочной дороги, недалеко от старинной церкви. Говорят, она была построена во времена Генриха III. А рядом теснились, окруженные живыми изгородями из кустов боярышника, домики, где жили ткачи. В пруду плавали гуси. Летом я любила собирать курослеп, а потом возвращалась домой с мокрыми ногами, и мама бранила меня.

– И еще вы рвали примулы – вместе с лордом Джеми.

– Да, они росли на холмах, за поселком, где я пасла своих овец. Как красиво там было на рассвете, когда небо начинало розоветь! А на Хай-стрит мычали коровы, возвращавшиеся домой с пастбища. В конце этой улицы стояла папина школа.

Пруденс печально понурила голову. Все это утрачено навеки.

– Воспоминания наводят на вас грусть? – участливо спросил Росс.

– Мне жаль, что меня там сейчас нет.

– Так расскажите о чем-нибудь приятном. И настроение улучшится.

Пруденс задумалась, а потом улыбнулась.

– Мне нравилось бывать и на деревенском лугу. Конечно, дедушка запрещал ей это удовольствие. Но иногда Пруденс удавалось ускользнуть тайком и посидеть там, спрятавшись в тени большого дерева от острых глаз дедушкиного управляющего – ужасного сплетника.

– Крестьяне, закончив работу, приходили на луг со скрипками и дудками. Как там было весело! Парни устраивали состязания, игры и пускали пыль в глаза девушкам. Иногда бывали и танцы. Все смеялись и радовались… А за моей подружкой Бетси ухаживало с полдюжины поклонников.

– А вы танцевали, моя маленькая пастушка? И тоже кружили головы молодым людям?

– Господи! Я не осмеливалась! Дедушка пришел бы в ярость. Но я запоминала па и повторяла дома, в своей комнате.

Росс, опершись руками о палубу и задрав голову вверх, всматривался в небо.

– А Марта танцевала как ангел. Помнится, однажды на балу к ней привязался какой-то толстый старый сквайр. Она пыталась ускользнуть от него, а он приглашал ее всякий раз, когда музыканты играли быстрые хороводные танцы. Я пытался вмешаться, но Марта была слишком хорошо воспитана, чтобы отказать старику. Ну и неуклюжий он был танцор! То и дело наступал Марте на ноги. По дороге домой, сидя в карете, мы так смеялись над ним. Но когда Марта сняла чулок, я увидел, что у нее сломан палец.

– Бедняжка!.. – пробормотала Пруденс.

– А на следующий день мы узнали, что этот медведь свалился с лестницы и сломал себе ногу. А все из-за своей неуклюжести, так о нем говорили. С моей точки зрения, олух получил по заслугам, но Марта – добрая душа – навестила его и принесла говяжий студень, чтобы утешить старика в несчастье. – Росс тихонько рассмеялся. – Через месяц он прислал ей в подарок безделушки: видно, решил, что Марта к нему неравнодушна. Тут уж пришлось отправить письмо. Я написал, что очень польщен теми чувствами, которые внушила ему моя жена, но дальнейшее ухаживание может обернуться плохо для его здоровья. Старик понял намек. И Марта осталась без поклонника. – Росс хмыкнул. – Мы еще долго смеялись, вспоминая тот случай.

Пруденс смотрела на него с некоторым недоумением.

– Первый раз вижу, чтобы вы улыбались, рассказывая о Марте.

– Просто это – забавное происшествие, и говорить о нем приятно. – Росс тоскливо улыбнулся и указал на альбом. – Вы уже закончили?

Пруденс напрочь позабыла о рисунке: она буквально таяла от радости, наслаждаясь смехом и улыбками Росса. И не могла понять, почему чувствует себя такой счастливой. Вернувшись к прерванному занятию, Пруденс начала напевать себе под нос одну из старинных песенок, которым учил ее папа.

– Спойте погромче. У вас красивый голос. Пруденс зарделась, потом кивнула и запела:

Весенним месяцем маемВ прозрачной, чистой рекеРыбки, резвяся, играют,Зеленеет луг вдалеке.Парни и девушки тожеЛюбят резвиться там —Сено в стога уложатИ бегают по лугам.

– Отличная песня, леди. И голосок у вас чудесный. Пруденс посмотрела на главную палубу: там стоял улыбающийся Тоби Вэдж.

– О, спасибо!..

– У нас на баке все зовут вас жаворонком. Вы вот поете да нас радуете. – Вэдж покачал своей массивной головой. – А матросских песен небось не знаете?