Обрученные с Югом
Шрифт:
— На проповедях монсеньора собор набит битком, — киваю я.
— И какой ловкач! Своего не упустит. — Бетти садится рядом со мной с бокалом вина, свободной рукой хлопает меня по коленке. — Пока я была в саду, он спросил, не может ли Шеба достать ему билеты в первый ряд на «Кордебалет». [50] Какое отношение Шеба имеет к Бродвею?
— Было время, когда она спала с одним из продюсеров этого мюзикла. Так, по крайней мере, пишет «Пипл», — говорит Молли.
— Ты выписываешь «Пипл»? — удивляюсь я.
50
«Кордебалет» —
— Читаю в приемной у врача. Постыдное развлечение, но все-таки развлечение. К тому же так я могу быть в курсе дел нашей подружки Шебы.
— Мне всегда было интересно, что читают девушки, которые живут к югу от Брод-стрит, — вступает Бетти. — Я имею в виду серьезное чтение, за письменным столом. Мне кажется, вы успеваете начитаться до тошноты еще прежде, чем начнется ваша взрослая жизнь, и ждете не дождетесь, когда можно будет бросить книги и заняться в саду разведением настурций, душистого горошка и прочей чепухи.
— Ужин подан, — провозглашает Найлз, внося вместе с Фрейзер подносы со стейками, картофелем и луком, завернутыми в фольгу.
Вспышка эмоций, которая произошла этим вечером, вызвала у нас зверский голод. Мы прикончили половину стейков к тому моменту, когда в комнату вошел Айк, морщины на его красивом лбу выдавали озабоченность.
— Ты уложил Шебу, дорогой? — спрашивает Бетти.
— Надо было мне пойти к ней, помочь, — говорит Молли.
— Да, пожалуй. Помощь ей не помешала бы, — кивает Айк. — Вам всем следовало бы помочь ей. Но никто этого не сделал.
— Зачем ты так говоришь? Чтобы мы умерли от стыда и от чувства вины? — спрашивает Фрейзер.
— Шеба думает, будто все вы против нее, — поясняет Айк. — Будто вы взяли сторону доктора Кинг.
— Обе были хороши, — пожимает плечами Найлз. — Я ничьей стороны не брал.
— Давай налью тебе выпить, Айк. — Молли встает со стула. — Что будешь?
Обдумывая предложение Молли, Айк моет руки в раковине.
— Пожалуй, «Куба либре», [51] — отвечает он.
51
«Куба либре» — коктейль из рома, колы и сока лайма со льдом.
— Ром с колой! — восклицает Фрейзер. — Не пила со школы.
— Мой муж — Че Гевара, — замечает Бетти.
— Твой муж — Понтий Пилат, — отвечает Найлз. — Долго ты еще будешь мыть руки?
— Плохи дела у нашей девочки. Очень плохи, — говорит Айк. — Когда она вышла из ванной, я вошел туда — на полу везде валялся кокаин. Я два пакета спустил в унитаз. У Шебы носом пошла кровь. Еле удалось остановить.
— Отчего ты нас не позвал на помощь? — спрашиваю я.
— Вообще-то ее надо арестовать, — говорит Бетти. Справедливость этих слов, отчетливый внятный голос Бетти повергают всех в молчание. — Если бы с таким количеством кокаина ты застукал своих брата или сестру, они у тебя мигом оказались бы в тюрьме.
— Я думал об этом, — отвечает Айк. — Я все обдумал. По закону надо арестовать. Но есть другая сторона… А как же наша дружба? Наше прошлое? Наша юность? Разве это ничего не стоит? Я решил, что есть нечто поважнее полицейского жетона.
— Тебя могут уволить с работы, Айк, — говорит Фрейзер. — И как раз накануне вступления в должность шефа полиции. Это будет скандал столетия.
— Выйдет роскошный материал для газеты, — откликаюсь
я.Все взгляды обращаются ко мне с неожиданно враждебным выражением. Вот вам расплата за уникальное чувство юмора. Даже лучшие друзья не могут разделить его с вами и принимают ваши слова всерьез, хоть вы пребываете в самом шутливом настроении.
— Зачем Шеба приехала? — спрашивает Молли. — Она хоть как-то объяснила тебе, Лео, зачем она приехала?
— Я думаю, из-за Тревора, — отвечаю я. — Наверное, что-то случилось с Тревором.
— Это она тебе сказала? Или это твои догадки? — уточняет Фрейзер.
— Она ни разу не упомянула о Треворе, — отвечаю я. — Мне это кажется странным.
— Когда мы в последний раз получали какие-нибудь известия от Тревора? — спрашивает Найлз. — Детка, когда пришла та открытка?
— Больше года назад, — отвечает Фрейзер. — Он побывал в аквариуме Монтрё [52] со своим другом месяца. И прислал открытку с морской выдрой. К ней пририсовал гигантский пенис.
52
Монтрё — курортный город на западе Швейцарии. (Прим. ред.)
— Узнаю нашего мальчика, — кивает Молли.
— Тревор звонил мне в прошлом году примерно в это время, — говорю я. — Ему нужно было перехватить тысячу баксов. Какая-то экстренная ситуация. Но он не сказал какая.
— У нас он тоже занял тысячу, — признается Молли. — Не помню точно когда, но довольно давно.
— И вы, идиоты, послали ему по тысяче баксов? — спрашивает Бетти.
— Конечно, — в один голос отвечаем мы с Молли.
— С чего же вдруг понадобились деньги нашему мальчику? — недоумевает Айк. — Он всегда прекрасно зарабатывал фортепианными концертами.
— В Сан-Франциско всякое случается. Особенно среди геев, — говорю я.
— Разве Тревор — гей? — произносит Фрейзер с преувеличенным южным акцентом, обмахиваясь салфеткой.
— Помнишь тот день, Лео, когда вы с Тревором приехали в наш загородный дом на острове Салливан? — спрашивает Молли. — Я загорала в бикини. Лео с Тревором прогуливались по пляжу. Тревор взглянул на меня и сказал своим удивительным голосом: «Молли такая очаровательная, Лео. Когда я гляжу на нее, мне хочется стать лесбиянкой». Он всегда говорил удивительные вещи, которых я ни от кого не слышала. Они с Шебой совершенно ни на кого не похожи. Не думаю, что в Чарлстоне когда-либо появятся люди, подобные им.
— А помните его телефонные звонки? — подхватывает Найлз. — Меня охватывал ужас всякий раз, когда я слышал в трубке его голос. Он мог болтать часами.
— Да, от этого сукина сына невозможно отвязаться, — соглашается Бетти. — Он часами может разглагольствовать ни о чем, и при этом такое впечатление, будто тебе рассказывают самые увлекательные вещи.
— Как ты думаешь, Лео, может, Тревор заболел СПИДом? — спрашивает Фрейзер.
— Тревор не монах, а на меры предосторожности ему плевать, — отвечает Молли.
— Будет просто чудо, если он не заболеет, — киваю я.
— СПИД вышел за пределы Сан-Франциско, — говорит Айк. — Он добрался до Чарлстона. Я знаю двух полицейских, у которых СПИД.
— У нас в городе есть полицейские-геи? — спрашивает Фрейзер.
— У нас в городе есть все, что пожелаешь, — отвечает Айк.
Фрейзер задумывается на мгновение, потом говорит:
— Когда я была маленькой, то думала, что мир состоит из черных людей и белых людей. Это все, что я знала наверняка.