Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон

– На себя в зеркало давно смотрел? – рассмеялась Вера. – Вы с этим Матвеем одного поля ягоды.

Тем временем с козел спустился Георгий, слишком медленно, как показалось Ивану Ильичу. За что госпитальный извозчик одарил его жалящим взглядом.

– Как он? – кивнув на инвалида, тихо спросил Саша, забыв, что Вера только что фактически обозвала его упрямым бараном.

– Ничего, ничего. У него с головой всё в порядке. В отличие от тебя и нашего славного Матвея Макаровича. Причём у Матвея Макаровича с головой сильно не в порядке.

– Так я же тебе и говорю! И ему говорю! – воскликнул Белозерский.

– Саша! К такому же, как ты, но другому барану по имени Матвей Макарович нужен особый подход. Пошли продемонстрирую мастер-класс от ведущих европейских светил психоанализа и тибетских махатм по материализации духов и раскрытию тайн реинкарнации сознания и души!

Вера направилась в клинику. Белозерский потрусил за ней, ворча:

– Ага! И это у меня не всё в порядке с головой?!

Обнаружили Матвея Макаровича в коридоре. Он как раз выговаривал подсобнику за что-то, яростно вращая ручку пакетного выключателя. Подойдя, Вера Игнатьевна властно обхватила голову Матвея Макаровича, повернув к яркому свету, – на финальное «щёлк» как раз засияли все ряды ламп в светильнике.

– Отвяжитесь, господа! Здоров я! Чего вы там разглядеть хотите через глаза?! Душу мою? Или голову? Здоров я и головой, и душевно не хвор. Этот мне тоже… – вывернувшись из рук Веры – впрочем, она удостоверилась в том, что заметила и прежде, при естественном освещении, – мастеровой кивнул на Александра Николаевича. – Балаболит всё что-то, руками машет без толку. Я руками соображаю получше него, поди! Много получше, чем эти ваши после университетов, в тужурках форменных. Будто мундир чего-то сюда добавить может, – Матвей Макарович выразительно постучал костяшками пальцев по лбу.

– Ни добавить, ни убавить, справедливости ради. Убавить мундир тоже не может, – рассеянно, будто отвечая своим мыслям, сказала Вера. – Слушай, Матвей Макарович, – деловито обратилась она к рабочему. – Ты человек мастеровой, с инженерным складом ума. Совет твой нужен. Мы тут с одной штукой никак не в силах разобраться, – Вера незаметно подмигнула Александру Николаевичу – Молодой доктор всю ночь бился, сестру милосердия на помощь призвал, а ничего не вышло. Как думаешь, справишься?

– Всю ночь с сестрой милосердия бился? – добродушно хрюкнул Матвей Макарович. – Это оно, конечно! А со штукой окажу всякое содействие, – помимо воли он весь раздулся от гордости. Профессор, княгиня, а не брезгует помощи у простого человека попросить, уважает квалификацию, а не нашлёпки на мундирах. – Это хорошо! Это мы всегда пожалуйста, с огромным нашим удовольствием! Со штуками, с ними управиться можно. У штук, у них горла нет! – сверкнул он глазами в Александра Николаевича. Тот, было, рыпнулся, но получил от Веры кулаком в бок.

Завела Вера Игнатьевна в рентген-комнату Матвея Макаровича как дорогого гостя, долгожданного специалиста. Сзади плёлся Александр Николаевич, сообразивший, что ему выпала роль восторженного подмастерья, и сыграть он обязан пристойно.

Зря Саша надеялся, что рентген-аппарат поразит мастерового. Матвей Макарович со скепсисом оглядел шедевр технологии, исполненный по всем канонам декоративно-прикладного искусства.

– Знаком мне этот агрегат, – с прохладцей мастера, знающего себе цену, заявил Матвей Макарович. – В девяносто шестом году мы в Кронштадтском госпитале работали. Так я инженеру Попову аккурат такой помогал собирать. У вас тут хоть и буквочки заграничные, – Матвей Макарович подошёл поближе, совершенно по-свойски, – и декор побогаче. А так: точь-в-точь [19] .

19

Матвей Макарович истину глаголет. В Российской империи первый отечественный рентгеновский аппарат был сконструирован профессором А. С. Поповым в Кронштадтской военно-морской академии через год после знаменательного открытия Вильгельма Конрада Рентгена. В качестве излучателя Попов использовал трубку фирмы «Сименс».

У Александра Николаевича отвисла челюсть.

– Попову?! Александру Степановичу?!

– Ему.

– Почётному инженеру-электрику, ректору Санкт-Петербургского императорского электротехнического института Александра Третьего? Статскому советнику Попову?!

– Что ж вы, доктор, заголосили, не иначе как на поминальной службе? Ему, батюшка, ему! Кому же ещё? Он человек простой, не кичился, что знает всё про всё! – зыркнул он в Белозерского. – Я с ним знаком с тысячу восемьсот восьмидесятого. Он парень был совсем, моложе вашего. Денег у него не было, чтобы учёбу продолжать, так он подвизался объяснителем на электротехнической выставке. Господам праздношатающимся про всякие чудеса рассказывал. Очень смышлёный. Я его там и приметил, мы выставку-то монтировали, и к себе в «Электротехник» монтёром пристроил [20] . Так он меня не забыл, и если чего не понимал, всегда запросто нашу-то артель и звал. Благодарный простой человек, понимать надо! Не запамятовал, как я ему, мальчишке, помог. Не зачванился ни кандидатом, ни профессором, – Матвей Макарович тайком смахнул слезу. И скорее чтобы скрыть искренний сентиментальный порыв, нежели действительно выговорить Белозерскому, наворчал на него: – Без вашего вот этого… про то, что мы в организме, ишь, не понимаем. Электротехника – это вам не ножичками тыкать!

20

И здесь Матвей Макарович говорит чистую правду. Годы учения на физико-математическом факультете университета были для Попова не самыми простыми. Он болел. Накопилась академическая задолженность, после чего ему было отказано в освобождении от платы. Он продолжил учиться, подрабатывая «объяснителем» на электротехнической выставке в Соляном городке в Санкт-Петербурге. После чего был принят на работу электромонтёром в товарищество «Электротехник», занимавшееся освещением на улицах и в общественных местах.

Вера Игнатьевна еле сдерживала смех. Ошарашенный Белозерский опустился на табурет, невзирая на присутствие дамы.

– Вы поспособствовали молодому Попову! – восхищённо выдохнул он. – Вы добрый человек, Матвей Макарович.

Памятуя о роли, прописанной ему княгиней, молодой ординатор не стал ничего говорить вслух, но про себя поклялся, что теперь он уж точно обязан разобраться с анизокорией Матвея Макаровича и помочь ему, с чем бы это ни было связано.

– А то ж, не дурной! – мастеровой заслуженно насладился триумфом. Но и перегибать палку не стал. Добрый мужик, он и меру знает во всём. – Что вам, господа хорошие, не ясно с этой штуковиной?

Последовало минут сорок подробных разъяснений, весьма дельных, ибо Матвей Макарович действительно знал аппарат Рентгена – Попова как свои пять пальцев. И не без удовольствия, признаться, повозился с устройством заграничной модели. Сам предложил стать объектом испытаний. Чего, собственно говоря, Вера и добивалась.

– Я вам шайтан-машину наладил – на мне и пробуйте, – Матвей Макарович снова впал в амплуа простоватого русского умельца, хотя очевидно, что образован был будь здоров! Впрочем, и в образе недовольного мужика он нисколько в себе не сомневался. Но поболтать после на совесть устроенного – любил. – Вот всё у нас так: кто дело делает, тому и ответ держать. А ничего не делай – и будешь всегда правым и безо всякой за то ответственности! – наигранно ворчал он, устраиваясь на столе.

– Се ля ви! – поддакнул Белозерский.

– Отож! – подтвердил Матвей Макарович. – Или, как говорится по-нашенски, жить широко – хорошо, но и уже – не хуже!

– Я вас оставлю, господа, – сказала Вера. – Ты, Матвей Макарович, часика полтора отдохни. Александр Николаевич при тебе побудет. Ты не шевелись…

– Да знаю я процедуру! – весело перебил княгиню мастеровой. – У меня от Александра Степановича уже есть сувенир: скелет моей руки. Тёща, древняя колода, страсть боится. Чуть ли не жила у нас, хотя я ей домик справил. А как я из Кронштадта фото костяной кисти привёз – так только по большим праздникам! А уж как я череп на стену водружу в рамке – так и вовсе, поди, перекинется. Хотя куда там! Девяносто шесть годов, а как разговеется – мужикам на зависть! – не без гордости сказал Матвей Макарович. – Вы идите, Вера Игнатьевна. Мне и Александр Николаевич без надобности. Пущай щёлкнет тумблером и отправляется по делам, коли они у него есть.

Ох, попал ординатор Белозерский мужику на зуб, не скоро выпустит.

– А я подремлю. Я умею спать по стойке «смирно!» Доводилось. – Матвей Макарович закрыл глаза.

Спустя положенное время Вера Игнатьевна и Александр Николаевич рассматривали у неё в кабинете пластину со снимком головы Матвея Макаровича. Двух мнений быть не могло.

– У него гигантское новообразование правой половины и основания черепа.

– Безо всяких признаков нарушения мозговых функций! Он интеллектом и крепостью членов многим фору даст.

– Что будем делать? – Белозерский уставился на Веру, как мальчишка, ожидающий чуда.

– Ничего, Саша, – она развела руками. – Ничего.

Взяв у него снимок, она подошла к столу, взяла перо, обмакнула в чернильницу и каллиграфически вывела надпись:

Матвею Макаровичу Громову от главы университетской клиники «Община Св. Георгия», профессора Данзайр, с благодарностью за помощь в техническом обслуживании аппарата Рентгена – Попова.

Поставила дату и летящую подпись.