Обскура, или Записки блуждавшего во тьме

– Меня, например, трогает научность, а не босоногость каких-то детей.

– Ты – как руководство страны, которое запускает ракеты в космос, пока народ этой страны натурально помирает с голоду.

– Между прочим, Советский Союз был сильнейшим государством…

– …которое развалилось. Слушай, успокойся уже. Между прочим, та девочка-победительница - сама детдомовская.

– Вот оно что! Так я и знал, что это не из-за того, что её доклад был хорош!

– Просто она может радоваться первому месту, а ты можешь радоваться тому, что у тебя живы оба родителя. Но это всё равно несопоставимо, так ведь?

Устами Костика будто говорила сама судьба, намекавшая, что надо учиться радоваться тому, что имеешь. «Усмири гордыню и возвеселись, чёрт возьми!» Но я не мог возвеселиться не только в этом случае, который я привёл здесь, но и во многих других. Удивительно даже, как такой чудесный ребёнок, который когда-то молился о счастье для всех и каждого, и чтоб никто не ушёл обиженным, теперь имел столь воспалённое эго.

А эго тем более тешилось, сколь дальше продвигались успехи с «вытаскиванием» из сновиденного пространства Чёрной книги, текст которой я приводил выше.

Когда совместный сон наконец соизволил случиться, после тех разговоров о студенческой конференции утекло уже немало воды.

Тот сон начался вполне обыденно, я находился в комнате, которую совершенно не запомнил, но, по крайней мере, мне удалось понять, что это – не мой дом, а незнакомое место, и что я точно не знаю, как сюда пришёл, а значит, происходящее – не что иное, как сон. Я был там не один, но с Другом (далее будем называть его так). То был настоящий человек, не спрайт, я сразу понял это.

Нередко мы видим во снах своих знакомых, но они являются лишь спрайтами (духами), неразумными существами, массовкой. Если вы, будучи осознанным, попытаетесь заговорить с таким спрайтом, он сразу же продемонстрирует вам свою абсурдность. Однажды я спросил у спрайта, есть ли у населённого пункта поблизости какое-то название, так тот ответил мне ругательным словом. Но, быть может, это и не название города, а выражение личной неприязни спрайта ко мне.

Кроме спрайтов, во снах встречаются образы настоящих людей, чаще неосознанных. Они отличаются от спрайтов некоей внутренней светимостью, которую сложно описать. Чаще всего, если попытаться объяснить такому встречному, что он спит – тот «вылетает», то есть, просыпается в реальности.

Наконец, третьей категорией обитателей сновиденных миров являются «местные» жители. Они разумны, в отличие от спрайтов, и изучены хуже всего. Их можно классифицировать как на однозначно зловредных (нападают, питаются осознанностью сновидцев), нейтральных и положительных. Положительные обитатели, видимо, происходят из нейтральных, но иногда, если сновидец вызывает у них интерес, они готовы показать что-то необычное, даже научить чему-нибудь или защитить от зловредных коллег. Я называю их «учителями».

Но хватит теории. Итак, я был в осознанном сне, а рядом со мной – живой человек.

– Хочешь, покажу что-то классное? – спросил я. Он согласился. – Держись за мои плечи. А теперь побежали!

Я рванул к окну с разбега, и около самого подоконника прыгнул вверх. Естественно, никакой гравитации тут не было, и тяжесть человека, что держался за меня, не ощущалась. Но, стоило мне подумать о тяжести, как мой полёт начал снижаться. Я спланировал вниз на тёмную улицу.

Друг неопределённо хмыкнул. У меня возникло ощущение, что он ни черта не соображает, будучи неосознанным. Если бы я ему брякнул, где мы сейчас, он бы тут же «вылетел» из сна, поэтому я решил удивлять его, пока сам не сообразит.

– Могу показать тебе другой мир, - сказал я. – Опять держись за меня.

Я опасался, что он потеряется, если я попробую заставить нас мгновенно переместиться в другое место, поэтому решил использовать проверенное средство – прыжок. Ещё я подумал, что раз теперь из-за мимолётной мысли о тяжести компаньона снова буду снижаться, простой прыжок мало поможет, и нужен разбег (тут моя осознанность на некоторое время тоже снизилась, поэтому мысли возникали не самые гениальные).

– Я вижу гору перед нами, - сказал я, и тут же выросла гора, прямо посреди улицы. – Посередине – длинный прямой желоб на самую вершину. Ты видишь то же, что и я?

Ответа Друга я не запомнил, но решил удивить его. Фантазии моей с каждой минутой становилось всё меньше, я опасался, что энергия, которой достаточно сейчас, начнёт утекать как вода сквозь пальцы, если я сейчас остановлюсь и начну мудрствовать; поэтому у меня хватило ума только на то, чтобы усеять склоны кленовыми листьями, больше тех, что мы можем увидеть в реальности, и разных цветов – вплоть до фиолетового. На вершине склона я создал сосны по обе стороны от края желоба, высоченные – но вместо игл на них были эти листья, и сосны роняли их вниз.

– Красиво?

Последовал вялый ответ типа «Нормально». Только сейчас, в процессе написания этого текста, я понял, что неплохо помню свои слова, но совершенно не помню его слов – только общий смысл.

Удостоверившись, что Друг крепко держится за меня, я снова взял разбег – вверх по желобу. Добежав до самой вершины, я снова оттолкнулся. Впереди было только чёрное небо без звёзд. Мне вспомнилось, как в одном своём сне я так же пытался лететь вверх, и достиг таки границы небосвода. Вот отрывок из того воспоминания:

«Немалая часть моих снов — вода и небо. 

Второе, по понятным причинам, вызывает больший интерес для исследований, нежели первое. Однажды я решил лететь так высоко, как только смогу — то было дневное небо, голубое, с игривыми облаками. Когда я поднялся в самую высь, то протянул руку и смог потрогать небосвод. Я бы не так расстроился, если бы оно было выкрашенным в голубой цвет куполом с подвешенными комьями ваты. Нет, оно было шершавым, нарисованным на старой бумаге, и облака тоже были нарисованы. Разочарование. Потом я думал, что древние люди поэтому и верили, что небосвод — это большой колпак над землёй. Быть может, я повторил опыт древнего сновидца».

Как сейчас помню, как в ту ночь гладил шероховатую поверхность «неба» и чувствовал себя… вроде как обманутым, но вместе с тем было очень смешно. Но на этот раз чёрное небо не выглядело бутафорским. Вокруг было черно, хоть глаз коли. Вид моих рук на фоне бескрайней глубины без отголоска какой-либо краски был потрясающим. Я будто оказался выброшен за текстуры. Небо казалось бесконечным, как настоящее. И я, который был настолько полон сил, что создал довольно статичную картину с горой и соснами – не изменившуюся, когда я на секунду отвернулся – верил, что даже если мы врежемся в границу, то прорвём её и узнаем, что на той стороне.