Обстоятельства гибели

Не знаю, сколько времени продолжалось кровотечение, пока он лежал сначала в мешке, а потом в холодильной камере, но одно мне ясно: кровь шла не из раны. Я раскладываю рубашку — джинсовую, с длинными рукавами, размер S, — улавливаю слабый запах то ли одеколона, то ли лосьона и вижу темное засохшее пятнышко крови возле оставленного лезвием разреза. Похоже, Марино и Анна действительно не ошиблись — кровотечение изо рта и носа открылось, когда наш клиент, полностью одетый, лежал в мешке. Кровь стекала с лица в мешок, собиралась в лужу и, просачиваясь, капала на землю и на пол. Предположение подтвердилось, когда я заглянула в мешок, самый обычный, взрослого размера, черный с нейлоновой застежкой-молнией. По бокам у него плетеные ручки с заклепками. Если нет дыр, если все в порядке с термосваренными швами, то протечка случается именно в этих местах, особенно если мешок дешевый. Как, например, этот, за двадцать пять долларов, из толстого полихлорвинила.

Принимая во внимание то, что я видела на экране, очевидную быстроту и внезапность нападения и почти мгновенный разрушительный эффект, кровотечение выглядело совершенно нелогичным. И теперь еще более нелогичным, чем утром, когда Марино рассказал о случившемся в Довере. Обширное разрушение внутренних органов могло вызвать легочное кровоизлияние и кровотечение из носа и ротовой полости, но оно случилось бы почти мгновенно. Почему этого не произошло сразу, я не понимаю. Кровь должна была пойти и потом, когда санитары пытались реанимировать его, и тогда стало бы ясно, что дело не в аритмии.

Я выхожу из секционного зала и поднимаюсь наверх, припоминая, на что еще обратила внимание, когда смотрела видеофайл. Черные перчатки. Зачем он надел их, собираясь на прогулку в парк? И где они сейчас? Перчаток я не видела. Ни в сушильном шкафу, ни в шкафу для вещественных улик, ни в карманах куртки. Судя по записи, сделанной скрытой камерой, в момент смерти наш клиент был в перчатках. Что именно я видела на айпаде, когда ехала с Люси и Марино? Рука в перчатке появилась в рамке, как будто мужчина отгонял какое-то насекомое, шорох от контакта перчатки с наушником и голос — Какого?.. Эй!.. — голые деревья, летящая в камеру галька, глухой удар падения и мелькнувший край длинного черного пальто. И потом тишина… голоса окруживших его людей…

Дверь рентген-кабинета закрыта, все ушли, тихо, в полутемной комнате мерцает лишь белый экран сканера. Останавливаюсь, чтобы позвонить Анне, хотя если она уже в Маклине, в лаборатории нейровизуализации, то толстые бетонные стены не пропустят сигнал. Но, к моему удивлению, она отвечает.

— Где вы? — спрашиваю я и слышу музыку.

— Подъезжаем. — Анна, должно быть, в машине, Марино за рулем, включено радио.

— Когда ты убирала одежду, ты не видела пару черных перчаток? У него могли быть толстые черные перчатки.

Пауза. Слышу, как она обращается к Марино. Потом слышу его голос, но слов разобрать не могу.

— Нет, — говорит Анна. — И Марино их тоже не видел. Когда тело поступило в отдел идентификации, перчаток на нем не было. По крайней мере, Пит их не помнит.

— Расскажи подробно, что именно случилось вчера утром.

— Постой здесь минутку. Нет, не там, а то они выйдут. Охранники. Просто подожди здесь. — Анна разговаривает с Марино, потом снова со мной. — Ну вот. В начале восьмого в рентген-кабинет пришел доктор Филдинг. Мы с Олли, как вы знаете, всегда приезжаем раньше, к семи. К тому же он беспокоился из-за крови. Капли были на полу в холодильнике и около него. В мешке тоже было много крови.

— Тело оставалось в одежде?

— Да. Куртку и рубашку расстегнули санитары, когда делали реанимацию, но он был в одежде, и его никто не трогал, пока не пришел доктор Филдинг и не распорядился готовить тело.

— Что значит «готовить тело»?

Никогда раньше Филдинг — кроме разве что самых первых дней — не готовил тело к аутопсии, не снисходил до таких «мелочей», как выемка тела из холодильника и транспортировка его в рентген-кабинет. Заниматься этим он поручает тем, кого презрительно называет лаборантами, а я — техниками-прозекторами.

— Я знаю только, что он обнаружил кровь и сразу послал за нами, потому что ему позвонили из кембриджской полиции. Как вам уже известно, сначала предполагалось, что этот парень умер то ли от сердечной аритмии, то ли от «ягодной» аневризмы, то ли от чего-то еще.

— И что потом?

— Потом мы с Олли посмотрели на тело и позвонили Марино. Он приехал и тоже посмотрел. Было решено воздержаться от сканирования и вскрытия.

— Тело оставили в холодильнике?

— Нет. Марино предложил перевезти его в идентификационную, снять отпечатки и взять мазки, чтобы проверить по базе данных и попытаться установить личность. Никаких перчаток не было, потому что иначе Марино пришлось бы снимать их, чтобы взять отпечатки пальцев.

— Тогда где же они?

— Он не знает, и я тоже.

— Можешь передать ему трубку?

Пауза. Затем голос Марино:

— Да. Я расстегнул мешок, но его не вынимал. Крови было много.

— Что именно ты сделал?

— Взял отпечатки. Если бы были перчатки, я бы точно их увидел.

— Может, санитары сняли их, а потом сунули в мешок, а ты просто не заметил? И потом они куда-то подевались?

— Нет. Я там все осмотрел, когда забирал личные вещи. Часы, кольцо, ключница, двадцатка… Все карманы проверил. И мешок я всегда осматриваю, ты же знаешь. На случай, если санитары сунут что-нибудь лишнее, шапку там, очки или что еще. Те же наушники. И спутниковое радио. Они уже были в бумажном пакете и к нам попали вместе с телом.

— А что кембриджская полиция? Я знаю, что следователь Лоулесс привез «глок».

— Привез и сдал под расписку в баллистическую лабораторию в десять утра. Больше у него ничего не было.

— Значит, и у Анны, когда она вешала одежду в сушилку, перчаток тоже не было.

Он говорит что-то, и трубку снова берет Анна.

— Нет. Я не видела перчаток, когда вешала одежду в шкаф. Это было около девяти вечера, почти четыре часа назад. Готовила тело к сканированию и сняла одежду. Незадолго до того, как вы приехали. Шкаф предварительно вымыла, чтобы было стерильно.

— Приятно слышать, что хотя бы что-то стерильно. Мое рабочее место тоже нужно вымыть.

— Да, да, — говорит Анна, но уже не мне. — Подожди же, Пит. Господи… Держи.

— Были еще и другие дела, — бубнит мне в ухо Марино.

— Извини, что?

— Вчера утром были и другие дела. Может, кто-то и убрал куда-то перчатки, но зачем? Даже не представляю. Разве что подобрали по ошибке.

— Кто проводил вскрытие?

— Доктор Ламбот и доктор Буккер.

— А Джек?

— Кроме парня из Нортон’с-Вудс были еще двое. Женщина, ее сбил поезд, и старик без страховки. Джек мараться не стал, его как ветром сдуло. На место не поехал, и вот результат — тело потекло в холодильнике, а мы теперь доказывай, что парень был уже мертв.

9

Дирекция организации, которая ныне именуется Кембриджским центром судебной экспертизы и моргом, размещается на верхнем этаже, и в какой-то момент обнаружилось, что объяснить, как меня найти, когда здание круглое, довольно сложно.

Обычно я говорю посетителю, что ему следует выйти из лифта на седьмом этаже, повернуть налево и отыскать офис номер 111. Офис этот находится рядом с офисом 101, и осмысление этого странного факта требовало некоторых умственных усилий. Будь в здании коридоры и углы, мой кабинет занимал бы угол длинного коридора, но ни того ни другого здесь нет. Есть только один большой круг с шестью офисами, просторным конференц-залом, читальной комнатой с системой распознавания голоса, комнатой для отдыха и глухим, без окон, бункером, где Люси поставила компьютер и организовала лабораторию экспертизы документов.