Обуреваемый страстями
Шрифт:
— Пятеро, — сказал он. — Трудная была неделька.
— Пожалуй, я лучше сам проверю кабинки. Покажите мне, какие из них заняты.
Он показал. В первой кабинке был труп, который я нашел на телестудии. В следующей — какой-то старик. Я открыл третью кабинку, и на меня уставились ошеломленным взглядом мертвые глаза Тельмы Дэвис. Я быстро захлопнул дверцу. В четвертой помещалось тело Говарда Дэвиса. Я подошел поближе и тут же заметил на белом покрове темное пятно.
— Неужели вы не заворачиваете каждого покойника в чистую простыню? — спросил я с отвращением. — Уж это-то можно было бы для них сделать!
— Ну
— Ну, этого вы надули, — сказал я.
— Как это? — сердито спросил он. — Я завернул его в чистейшую простыню, прямо из прачечной! — Он наклонился и внимательно осмотрел покров. — Эй! Да тут что-то неладно! — сказал он тихо.
Он схватился за край простыни и резко дернул ее вниз. И сразу же сдавленный крик застрял у него в горле. Я уставился на зияющее отверстие в груди Дэвиса. Когда я резко обернулся, Чарли стоял привалившись спиной к кабинке, глаза его буквально выскакивали из орбит, лицо позеленело.
Я захлопнул дверцу кабинки и одновременно с ним потянулся к бутылке. Он был так потрясен, что даже не стал возражать, когда я наполнил оба стакана. Выпив свою порцию, я посмотрел на Чарли. Виски ему нисколько не помогло. Лицо его изменило окраску, глаза выкатились из орбит.
— В чем дело? — спросил я. — Вообще-то это, конечно, потрясающе, но ведь вам приходилось видеть вещи и похуже, а?
Он молча покачал головой и попытался что-то сказать.
— О Господи! — нетерпеливо сказал я. — Вот уж не думал, что вы такой слюнтяй!
— Неужели вы ничего не заметили? — спросил он. Губы с трудом повиновались ему.
— Ну конечно, заметил. Не понимаю, к чему этому психу понадобилось вертеть дырку в груди у трупа.
Чарли слабо покачал головой.
— Значит, вы все же не разглядели! — прошептал он. — Вы не заметили, что пропало?
— Пропало? Что там могло пропасть?
— Сердце, — прошептал он с ужасом в голосе. — Он вырвал сердце из его груди и… и, наверное, унес его с собой!
Глава 10
Пруденс Калтерн открыла дверь своего номера и удивленно уставилась на меня.
— Тебе следовало бы предупредить, что собираешься навестить меня, Эл, — сказала она легкомысленным тоном. — Я бы заранее поставила котел на огонь.
— Значит, ты все же ведьма, — сказал я. — А может быть, правильно будет сказать «сучка»?
На ней под нейлоновым неглиже ровным счетом ничего не было.
— Что-нибудь стряслось, Эл? — невинно спросила она. — Бал в полицейском участке отложен?
— Интересно, когда те несчастные выпрыгивали в окно отеля в Майами, ты просто наблюдала со стороны? Или от души веселилась, слушая шмяканье их тел об асфальт?
— Похоже, что ты на что-то сердишься… — Она внимательно посмотрела на меня. — О, да ты весь разбит, Эл! Заходи же, я позабочусь о тебе!
Она взяла меня за руку и подвела к ближайшему креслу. Я опустился в него, она вышла и через минуту вернулась с кучей медикаментов, словно Флоренс Найтингейл [4] . Сунув мне в руку бокал с доброй порцией горячительного,
она занялась моей физиономией. Через пару минут ссадина была промыта, шишка смазана антисептической мазью. Пруденс даже хотела припудрить мои синяки, но я ей не разрешил.4
Найтингейл Флоренс (1820–1910) — английская медсестра, руководила санитарками во время Крымской войны (1853–1856).
Потом она убрала все медикаменты и, приготовив себе и мне новую порцию выпивки, уселась напротив меня на кушетку.
На лице ее было выражение живейшего интереса.
— Ну, расскажи мне, Эл, — сказала она, — что произошло?
— Неплохо! — одобрил я. — До чего же ты ловко изображаешь из себя сестру милосердия, промываешь мне раны и все такое! И все это при твоем дьявольском чувстве юмора! Просто цирк какой-то!
Ресницы медленно опустились на ее зеленые глаза, но в глубине их уже вспыхнула знакомая мне искра.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке, Эл? — спросила она с беспокойством. — Тебя, наверное, здорово отлупили. Твое лицо в жутком состоянии, а костюм просто в клочья разодран!
— Со мной все в порядке.
Я старался не морщиться от боли в шее. Поднявшись и подойдя к бару, я облокотился на него.
— Где же у тебя припрятана бутылка с формалином? Или, может, ты заготовила сосуд в форме ракетки?
Она нахмурилась:
— О чем это ты?
— О сердце Говарда Дэвиса. Гвоздь твоей коллекции. Если бы ты только видела труп после этой операции, всю ночь бы глаз не сомкнула.
— Я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она холодно. — Ты либо совсем сошел с ума, либо тебя слишком сильно стукнули по голове. Почему бы тебе не отправиться домой и не выспаться хорошенько?
— Джонатан Блэйк уже рассказал мне об одной из твоих шуточек, — разозлился я. — А на этот раз ты просто превзошла самое себя. Нанимаешь Вестника Джона, чтобы он раздобыл тебе новый экспонат в твою коллекцию, потом звонишь мне и измененным голосом сообщаешь, что кто-то собирается обокрасть морг, предоставляя мне возможность прослыть героем!
— Ты рехнулся! — выпалила она.
Я допил свой стакан и поставил его на крышку бара.
— Знаешь что, Пруденс Калтерн, я действительно рехнулся. Рехнулся от твоих дурацких шуток. К тому же я сегодня не настроен играть в развлечения. Ну так как же, наняла ты Вестника Джона, чтобы он раздобыл тебе очередное сокровище, или нет?
— Ты просто хам, Уиллер! — Тон ее был уже издевательским. — И ты начинаешь утомлять меня. Пошел вон отсюда и можешь плакаться в другом месте! Убирайся!
— Так я и сделаю, — сказал я, медленно пересек комнату, подошел к двери спальни, толкнул ее и вошел внутрь. Подойдя к бюро, взял в руки средневековый кирпич и размахнулся.
— Эл, — обеспокоено сказала позади меня Прю. — Что ты собираешься делать?
— Так ты признаешь, что организовала сегодняшнее нападение на морг? Или все еще утверждаешь, что я рехнулся?
— Мне ничего об этом не известно! Ты просто с ума сошел!
Я обрушил кирпич на крышку бюро, и на пол посыпались крохотные кусочки первой размозженной головы.