Объятия времени - Амнезия

– Люди в дикарей превратились. Те, что свободные, еще как-то сами живут. Группировки получше экипировку имеют, но там обязательства, законы, порядки и свое «начальство». Причем их не мало, но все на свое ориентированы. Кто-то сбором занимается. Бегают по руинам и собирают все то, что осталось. Продают, обменивают. Другие как раз торговлей. Ничего не делают, только перебегают из лагеря в лагерь и торгуют. У этих дороги всегда и всюду открыты, но руки связаны. Другие типа оружейников. Создают новое оружие или старое собирают, выкупают, переделывают и модернизируют. Броню делать могут, снаряжение улучшают. Даже майку тебе могут пуленепробиваемой сделать, если связи есть и деньги хорошие. Есть типа исследователей. Этим факты нужны. Они, как правило, заказы делают стрелкам, чтоб им мутанта труп достали того или иного, нашли что-то, сфотографировали, документы притащили. Доходы у этих от медицины. Продают препараты, подлечивают, пули достают и так далее. Стрелки – это что-то вроде наемников. Берутся за любую грязную работу. И не только грязную. Но они хороши в открытом бою. Их обратная сторона – охотники. Эти тварь любую даже живьем поймать могут. Мясо с них добывают.

– С мутантов? – удивился я.

– А с кого ж еще? Животных сейчас найти – дело, мягко сказать, очень непростое. А некоторые мутанты имеют хорошее и безопасное мясо. Да и много разных группировок еще. Но есть элита, - он поднял палец вверх, - эти в суперсовременной броне расхаживают с таким оружием, что почти любую сталь пробьет. У них там и ученые лучшие и знания обширные. У этих даже техника рабочая есть. К счастью, их почти не видно. Говорят, что они хотят новое государство отстроить.

– А что с другими странами? Там ситуация такая же?

– А черт его знает. Только я лично думаю, что там все по-другому. И знаешь, легенды то разные ходят. Есть, говорят, страна еще, где все уцелело и люди живут счастливо и хорошо. Но точно никто этого не знает. Говорят, что где-то, как на луне, а где-то болота сплошные. Пустыни выжженные есть.

Мы просидели в тишине, доедая последние остатки обеда. Говорить больше не хотелось. Нужно переварить все то, что я услышал. Мир уже не станет привычным – это понятно, но чего же теперь ждать? За что бороться? Какую можно иметь цель?

– Фил, что можешь сказать об этом? – я снял жетон с шеи и протянул старику. Он долго осматривал украшение, молча уставившись в знак. – Фил?

– О, да… прости, - он кинул мне жетон в руки. – Задумался о чем-то своем. Понятия не имею, честно сказать. Похоже на какой-то птичий череп. Помнишь зеленый у того бандита? Это что-то типа знака группировки. Возможно, ты раньше принадлежал к одной из них. Или военный трофей. Узнаем, как вернешь память. На будущее: не советовал бы тебе это показывать кому попало. Если эта группировка занималась темными делишками – тебя пристрелят на месте и еще награду за голову получат.

– Понял. И это… - я немного смутился, - Фил, а почему ты мне помогаешь?

Старик посмотрел на меня таким взглядом, какого я раньше не видел. В этот момент мне показалось, что я знаю его всю жизнь. Его глаз выражал собою все миролюбие и даже какую-то отцовскую любовь. И что-то в нем такое родное, болезненное, ущемленное. Видно, что он не совсем был готов к такому вопросу. Он отвел взгляд в сторону и прокашлялся, разбавляя обстановку. Я понял, что сейчас он мне искренне не ответит. Ну, или, в крайнем случае, скажет не все.

– Я расскажу тебе небольшую историю, - Фил стал серьезным и мрачным, - я переходил один лагерь работорговцев, стараясь не попадаться на глаза. Не то чтобы это было сложно физически, просто там у них была небольшая семья. Жена, муж и трое детей. Мне не нужно рассказывать тебе то, что они делали с женщиной на глазах у ее родни. Да, именно они. Их было семеро. Потом еще трое достали из клетки мужчину и отрезали ему конечности. По кусочку. Постоянно приводя в чувство, с помощью препаратов. Они смеялись и гоготали. А дети остались у них на продажу. Их родители не выдержали пыток и скончались у меня на глазах. Для меня это был страшный удар. Я ничего не смог бы сделать. Но вот уже потом я подумал: а что, если бы этот мужчина мог постоять за себя? То ничего бы особо не изменилось, разумеется. Просто велика вероятность, что напав на них с самого начала, он бы показал своим примером жене дальнейшие действия и они, возможно, погибли бы во время их захвата, а детям всяко было бы проще, если бы они не видели пыток отца и надругательства над матерью. И еще была одна мысль. А что, если бы я был не один? Что, если еще один крепкий вояка был рядом? Мы бы зашли с двух сторон и вырезали тварей по одному. А уже в самом конце вышли на тех уродов возле клеток. Шансы на то, чтобы сделать все это, были где то один к четырем, но это не мало, особенно в наше время.

Он замолчал. Его намерения были понятны, логичны и чисты. Но все равно он что-то недоговаривал. Во всех его жестах, в мимике, по словам уже понятно, что он усердно старается что-то скрыть. Я не верю Филу. Во всяком случае, не во всем. Однако он – мой союзник и в этом сомневаться не стоит. Не настолько же он глуп, чтобы предоставлять мне убежище, припасы, оружие, чтобы потом передать меня кому-то. Нет, я еще даже и не сомневаюсь, что он будет обучать меня. Но в чем мораль на самом деле?

– Тебе нужен напарник?

– Тебе нужен наставник. Остановимся на этом.

Он встал и снял толстовку с курткой. Его мышцы не походили на стариковские. Четкие, рельефные, в меру накачанные. После он скинул повязку с глаза и все остальное обмундирование, оставшись только в штанах, ботинках и борцовке. Под стеклом его глаз оказался вполне здоровым и ничем не отличался от первого.

– Что и зачем это? – спросил я, указав на черное стеклышко глазной повязки.

– Приспособление для… - он осекся, - для осмотра особых мест. Скажем так: его мне подарила одна организация, которая была заинтересована в моих навыках. Со временем ты сам поймешь. Сбрасывай все лишнее и идем.

Я последовал его примеру, оставшись в брюках, ботинках и футболке. Мы прошли во двор и встали прямо по центру, где не было ничего, кроме мягкой травы.

– Когда на тебя вылез этот тип в маске, ты показал мне, что твое тело может больше твоего разума. До амнезии ты точно был кем-то серьезным, кто мог не только постоять за себя, но перекромсать одному целый взвод неплохо тренированных солдат. Я буду стараться тебя ударить, а ты отключи мозг и дай своему телу делать все за тебя. Но не забывай: это тренировка, сделай все возможное, чтобы не убить меня. И запоминай, если твой мозг выкрутит очередной «финт». Чем раньше ты научишься управлять своим телом – тем лучше для нас обоих.

Я закрыл глаза и отключился от своего сознания, стараясь полностью освободиться от мыслей и ни о чем не думать. Это было довольно сложно, но выполнимо. Мне потребовалось около десяти минут. Фил ждал все это время, терпеливо осматривая мои попытки. Потом я открыл глаза, но не успел ничего сказать, как услышал шум. Противник наступал.

Фил сделал короткий шаг и попытался ударить меня в левый бок. Отскакиваю и, схватив ладонью его кулак, отшвыриваю в противоположную сторону. Старик тут же бьет коленом, но я выворачиваю бедро, и тот промахивается. Не учел я только того, что откинутая рука вернется мне сильным ударом прямо в шею. После этого отвлекающий удар лучевой костью в челюсть и я опрокинут ногой в живот на землю.

– Ты не сконцентрирован. Отрекись от мысли, что я твой союзник. Настрой себя на то, чтобы не убить меня, но нейтрализовать. Представь себе, что я объект, который знает коды от вражеской базы и меня нужно допросить. Вперед!

Он замахивается мне в лицо ботинком, хватаю его. Выворачиваю руками ногу и откидываю, резко вскочив на ноги. Он делает подсечку, я приподнимаю одну ногу, а второй отскакиваю. Фил пользуется моментом и поддевает поднятую ногу, меня опрокидывает, стараюсь удержаться на ногах, но сильный удар в печень выбивает из меня дух. Скрючиваюсь, что делает меня уязвимым для повторной подсечки уже под заднюю сторону колен.