Объявляется посадка на рейс...

Наконец прозвучала просьба пристегнуть ремни и выпрямить спинки кресел. Самолет загудел, словно норовистый зверь, медленно вырулил на взлетную полосу. Гудение нарастало с каждым мгновением, и вот оно достигло своего апогея, самолет задрожал, начал разгоняться и вскоре взмыл в небесную высь.

Глава 2 ЗАГАДОЧНАЯ РУССКАЯ ДУША

Двадцать с лишним лет назад родители Андрея Корешкова, он тогда учился в седьмом классе, погибли в автомобильной катастрофе, и с тех пор мальчика воспитывали две бабушки — Елизавета Львовна и Евдокия Дмитриевна.

Формально родной бабушкой была только одна из них, Елизавета Львовна. Евдокия Дмитриевна — ее двоюродная сестра, личная жизнь которой сложилась неудачно. У нее никогда не было собственной семьи, поэтому свои нерастраченные чувства добрейшая женщина направляла на разного ранга родственников. Все у нее складывалось не слава богу и в профессиональном отношении. Особой карьеры на работе не сделала. Евдокия Дмитриевна всю жизнь проработала в химической лаборатории, чья деятельность была связана с изготовлением новых образцов спичек. Хорошим жильем тоже не обзавелась, имела комнату в Черемушках, в многонаселенной квартире, где соседи были шумные и пьющие. Лишний раз там находиться — радости мало, поэтому при случае охотно ездила по гостям. Так постепенно получилось, что больше других сблизилась она со своей ровесницей Елизаветой Львовной, обладательницей просторной квартиры, и когда обе остались одинокими, то съехались и стали жить вместе. Все ж веселей.

Елизавета Львовна, баба Лиза, осталась одна после ранней потери мужа, крупного партийного работника, который в пятьдесят лет скончался от обширного инфаркта. Вскоре за этой трагедией последовала другая — в автомобильной катастрофе погибли сын и невестка, родители Андрея. Что же касается работы, то в своем деле она была весьма успешным человеком, известным геологом. В молодости помоталась по экспедициям, работала «в поле», многие известные нынче месторождения открыты с ее легкой руки. Когда стала тяжеловато переносить спартанские условия в экспедициях, перешла сначала на научную, а потом на административную работу — руководила отделом в союзном, а потом в российском Министерстве геологии. У Елизаветы Львовны — тьма тьмущая научных трудов, до сих пор в специализированной литературе мелькают ссылки на ее публикации, иногда коллеги по-прежнему обращаются к ней за консультацией, однако подобных звонков становится, увы, все меньше и меньше. Прогресс во всех отраслях, в том числе и в геологии, идет быстрыми темпами, многие новации теперь являются для нее китайской грамотой, и порой трудно найти общий язык с молодыми геологами. Поэтому основную часть времени энергичная баба Лиза посвящала дому, так же, впрочем, как и баба Дуся, тоже большая аккуратистка. Перемыть всю посуду, вытереть пыль, расставить вещи по своим местам, вынести мусор — все это неукоснительно выполнялось каждый день. Только два раза в год, весной и осенью, вызывались из фирмы мойщики окон, а все остальное далеко не молодые женщины делали сами, даже пылесосили.

Вечером накануне отлета Андрей приехал к бабушкам и привез им неимоверное количество продуктов. Делалось это не только потому, что у них нет денег или они сами не ходили в магазины. Ходить-то ходили, только покупали себе все самое дешевое. Не из жадности, а просто не привыкли к деликатесам. Внуку бы купили, а себе — нет.

Сегодня утром Елизавета Львовна почувствовала себя ужасно плохо, пришлось вызвать «скорую помощь». Евдокия Дмитриевна никогда не видела двоюродную сестру в таком состоянии, испугалась, что та умирает, и, когда ее увезли в больницу, в панике позвонила Андрею. По голосу звонившей бабушки он догадался, что дело плохо. Да и не стала бы она срывать внуку отпуск, если бы не экстремальная ситуация. Поэтому Корешков махнул рукой на рейс и помчался из аэропорта в Москву.

Когда он появился в квартире на Сретенке, Евдокия Дмитриевна воскликнула:

— Как быстро ты доехал! Неужели такси взял? Но ведь это такие бешеные деньги.

— Ничего страшного. Мы и дальше с тобой на такси поедем. Некогда мне за своей машиной заезжать.

Они приехали в больницу, находившуюся в глухом месте, на задворках станции метро «Тимирязевская». Елизавета Львовна была помещена в шестиместную палату.

— Привет, бабуля! — с наигранной бодростью поздоровался Андрей, ласково потрепав беспомощно лежавшую больную по плечу. — Ну, и напугала ты нас. Я прямо из аэропорта примчался.

— Еще чего не хватало! Отпуск испортил. Это все Дуська виновата. — Она сердито зыркнула глазами на сестру. — Говорила же тебе, не поднимай паники, не трезвонь во все колокола. Как-нибудь обойдется. Чай, не впервой.

— Вот что, Лизка, ты лучше помолчи. Побереги силы. Они тебе еще пригодятся.

Андрей сказал:

— Бабуля, я сейчас схожу и договорюсь, чтобы тебя перевели в одноместную палату.

— Да ты что! — возмутилась Елизавета Львовна. — Даже не думай. Здесь лучше — есть с кем поговорить. Есть в случае чего кому доктора позвать. А одна что я буду делать, в случае приступа?

— Нажмешь на кнопочку вызова.

— И-и, милый, — протянула бабушка. — Когда плохо, то и кнопочку-то не нашаришь. Не хочу в отдельную, буду здесь лежать, с коллективом.

— Капризничает, — с довольным видом констатировала Евдокия Дмитриевна. — Значит, пришла в норму.

— Ладно, бабуль. Не хочешь в одноместную — я тебя в двухместную переведу, — продолжал настаивать Корешков. — Будет у вас там хоть и маленький, да все же коллектив.

— Вы меня, конечно, извините, только в этой больнице нету одноместных и двухместных палат, — вступила в разговор моложавая женщина, лежавшая на соседней койке. — Уж у меня муж такой крутой, что дальше некуда, и то я вынуждена здесь лежать…

Посидев некоторое время с Елизаветой Львовной, Андрей разыскал лечащего врача. Это оказалась молодая, уверенная в себе женщина. Она совершенно искренне убедила Корешкова в том, что бабушке ровным счетом ничего не угрожает. Инфаркта нет, было состояние, напоминавшее предынфарктное, однако сейчас боли сняты, сердцебиение нормализовалось, и не нужно особенно беспокоиться за пациентку. Пусть несколько дней побудет под наблюдением врачей.

После больницы Евдокия Дмитриевна и Андрей вернулись на Сретенку. Они пообедали, и Корешков позвонил Мирдзе. Она только что приехала в стамбульский аэропорт, еще даже не посмотрела, задерживается прибытие рейса или самолет приземлится вовремя. Услышав от Андрея, что он вынужден был остаться в Москве, не могла скрыть своего разочарования.

— Когда же мне тебя ждать? Я скучаю по тебе.

— Постараюсь поменять билет на какой-нибудь ближайший рейс. Как только что-либо станет известно, сразу сообщу. Уж, наверное, я соскучился по тебе не меньше, чем ты.

— Это как сказать…

Потом Андрей позвонил Черевченко. Знал, что хотя их агентство по субботам не работает, директор часто приезжает в офис, чтобы, как он выражался, ликвидировать задолженность, то есть доделать дела, до которых не дошли руки в течение недели. Сегодня тоже намеревался быть там, так и оказалось.

— А ты откуда звонишь, из Анталии? — в свою очередь, поинтересовался Алексей Степанович.

Андрей рассказал ему, почему был вынужден остаться в Москве.

— Неужели совсем отменил отпуск?

— Нет, если достану билет, то завтра улечу.

— Может, сейчас подскочишь ко мне, — предложил Черевченко. — У меня есть вопросы по твоим делам.

Корешков согласился. Он и сам любил иной раз появляться в офисе по выходным, когда никто не мешает сосредоточиться, людей нет и ежеминутно не наяривает телефон.

Они сидели в кабинете Алексея Степановича. Было тихо, лишь из портативного радиоприемника доносилась спокойная музыка, иногда прерываемая информационными выпусками. Корешков не прислушивался к словам дикторов, однако в какой-то момент тон говорившего показался встревоженным. Андрей насторожился и услышал:

— По сообщению нашего корреспондента, самолет британской компании «Пэнион», вылетевший сегодня утром из Шереметьева рейсом на Стамбул, потерпел крушение, упав через тридцать пять минут после взлета на территории Украины, в Харьковской области…