Обычный художник
Шрифт:
Мама кинула подушку на кровать и вышла в кухню, невидящими глазами шаря по полкам. Послышался звон разбиваемой посуды, падающих кастрюль и тихие причитания женщины, давно потерявшей свой моральный облик.
Нет, она не всегда такой была. Я ее помнила доброй, ласковой, нежной и любящей, читающей на ночь сказки, а по выходным гуляющей со мной в сквере. Все изменилось, когда ушел отец. Мне тогда было пятнадцать, а брату всего два года. Когда мама была беременна Ваней, ей не посчастливилось серьезно заболеть в самом начале. Врачи предупреждали, что могут быть осложнения, и предлагали прервать беременность, но отец так хотел сына, что настоял на продолжении. Ванечка родился в срок, с хорошим весом. Он рос обычным ребенком, кушал, наедал щеки, сидел, ползал, пошел вовремя. Но никак не реагировал на звуки. Его звали, а он продолжал
Около года мама держалась. Продолжала водить Ваню на процедуры и нашла специалистов. Все в один голос твердили о верности диагноза и только просили денег. «Чудо» случилось почти через год. Один из московских специалистов, случайно заехавший в наш город, проводил консультации за бешенные деньги. Мама, потеряв надежду, что отец когда-нибудь вернется, сдала все украшения, подаренные им, в ломбард.
Итак. Реальность оказалась другой.
Мой брат – не аутист. У Вани обнаружили тугоухость четверной степени. Это означало, что он слышит только очень громкие звуки, а простая человеческая речь ему недоступна. В тот вечер мама впервые напилась. Я понимала ее. И дала ей время принять эту новость. Принять то, что ее сын никогда не будет слышать. Да, конечно, если слуховые аппараты, есть какая-то операция по вживлению чего-то там. Но нет денег.
И в какой момент она превратилась из горюющей женщины в пьяницу, я уже не помню. Я училась в 10 классе, когда ее уволили из магазина, где она работала старшим кассиром. Мне срочно пришлось искать деньги. Директор моей школы случайно узнала обо всем и предложила подработать после уроков посудомойкой. Я согласилась. С утра отводила Ваню в садик (специализированных садов в нашем районе не было, и он ходил в обычный), затем бежала в школу, а после уроков до 18-45 мыла посуду. Нет, я не брезговала. Я была рада, что мне есть, чем покормить брата. Вечерами, правда, когда я его укладывала спать, и он переплетал свои пальцы с моими, я плакала. Но с утра я поднимала его с улыбкой.
Мама так и не пришла в себя. Ни я, ни Ваня ей не были нужны. Ее думы занимала только выпивка. Она продала из дома все, что можно было продать, и постоянно требовала денег, а когда я не давала, она приводила в дом непонятных людей и веселилась с ними до утра. В такие ночи я закрывалась в нашей с Ваней комнате и радовалась, что он этого не слышит.
ЕГЭ я сдала не очень, хотя учителя искренне пытались мне помочь. А мне было все равно. Тех денег, что я зарабатывала, нам хватало, а каких-то стремлений у меня не было. После окончания школы я попросилась у директора остаться, и меня даже повысили – теперь я стояла на раздаче обедов. Наверно, я так и стояла бы там, если бы не Александра Анатольевна, мой классный руководитель. Она знала, что я люблю рисовать, и у меня неплохо получается. Сколько я ей стенгазет оформила даже не вспомнить. Ее сын тоже рисовал, закончил нашу художку и устроился в рекламное агентство «ИТАЛ Групп». Однако, когда он собрался увольняться (амбиции вели его в Санкт-Петербург), начальник отдела не захотел его отпускать, пока он не найдет себе замену. И тут Александра Анатольевна вспомнила обо мне.
На собеседовании я произвела отвратительное впечатление. Без опыта, без образования, год назад окончила школу, даже ЕГЭ – среднячок. Но то ли им понравились мои рисунки, то ли сын Александры Анатольевны был слишком убедителен, через день мне позвонили и предложили прийти снова. Меня взяли на должность младшего помощника с испытательным сроком в три месяца, зарплатой на 1280 рублей больше, чем я получала, и требованием поступить в художественную школу.
Да если бы у меня попросили почку, я все равно была вне себя от радости. Такого подарка от жизни я не ждала.
Работала я усердно и много, если не сказать хорошо, никаких нареканий со стороны начальника ни разу не получила, единственное, я была не готова работать сутками и
уходила всегда в 18-45. Даже в режиме дедлайна. Но в душу никто не лез, считая, если я это делаю, значит, так надо.И вот случилось то дурацкое собрание, на которое меня выдвинули, потому что больше было некого. Начальник отдела болел, зам отдыхала в отпуске, а на носу была сдача огромного рекламного проекта ко дню города. Наш творческий отдел работал без перерыва на сон или обед, пытаясь закончить все в срок, и не имел привилегии разгуливать по собраниям. К тому же тема собрания «итоги второго квартала» едва нас касалась.
Но тем не менее присутствие было обязательным. Конференц-зал располагался на четвертом этаже, там же, где и кабинеты руководителей. Я там была только однажды, при трудоустройстве, и больше никогда не поднималась.
В зале у одной стены стоял длинный стол для генерального директора, его заместителей и начальников отдела, которых в «ИТАЛ Групп» было пять: творческий, за которым была закреплена идейная часть, и где трудилась я, производственный (своя небольшая типография), медийный по связям с общественностью, административный и по работе с клиентами. Один огромный слаженный организм сопротивлялся внешним и внутренним факторам, цепкими лапами выхватывая заказы у конкурентов. И то была в большей степени заслуга генерального директора, Александра Сергеевича.
У него было два заместителя. Тот, что помоложе, Глеб Андреевич, потрясал своим цинизмом и бессердечностью. Готовый идти напролом, он требовал от сотрудников иногда больше, чем они могли ему дать. И когда он не получал желаемого, летели головы. Я немного побаивалась его и старательно отводила глаза, находясь с ним в одной комнате. Ему было двадцать семь. Невысокий и широкоплечий, в идеально сидевшем костюме, сшитом специально под него, с выбритыми висками, уложенной темной челкой и аккуратной бородкой, Глеб Андреевич был представителем золотой молодежи, уверенный в себе, не терпящий возражений и верящий больше цифрам нежели людям.
Вторым заместителем генерального был Борис Евгеньевич, седой милый старичок, всегда вежливый и галантный с дамами, будь она даже уборщицей. В фирме его звали просто дядей Борей, и он на это не обижался, отчего становился еще милее. Никакие решения по ведению бизнеса он не принимал и занимал свою должность только потому, что был отцом одного из учредителей. Но дядю Борю невозможно было не любить.
Я поднялась в конференц-зал одной из последних. Стулья, стоящие напротив стола в пять-шесть рядов, были почти все заняты, но мне повезло. Место у окна в последнем ряду оказалось свободным. Пробираясь к нему, я невольно столкнулась взглядом с Глебом Андреевичем, холодным презрением окативший меня с ног до головы. Меня пробила дрожь, как будто я замерзла, и я отвернулась. Нужно будет потом уточнить у коллег, почему именно я пошла сегодня на собрание.
Глава 3. Глеб
В начале августа учредители попросили о встрече. Обычно они навещали компанию в марте, чтобы увидеть годовые отчеты, узнать размер прибыли и причитающихся дивидендов. Но в этот раз их вынудили приехать раньше тревожные новости, гуляющие по просторам сети (Борис Евгеньевич был ни при чем).
Учредили «ИТАЛ групп» трое теперь уже состоятельных мужчин: Иван Миронов, сын Бориса Евгеньевича, Антон Сокальский и Семен Волгов. Двое из них учились на одном курсе факультета маркетинга, а один с факультета журналистики. Три лучших друга. Время, конечно, разделило их. Иван постоянно проживал в Швейцарии, Антон – в Москве и только Семен Волгов не покинул родные края, искренне считая, что здесь пригодится больше. И оказался прав. Основные крупные заказы «ИТАЛ групп» получала от него. Правда, полгода назад он все же переехал в город покрупнее, за сто тридцать километров от своего детища.
Изначально, основывая рекламное агентство, трое друзей трудились в нем сами. Ночами не спали, искали клиентов, а, найдя, исполняли их самые смелые желания, за что их и любили. А еще они всегда выкладывались по полной, с ужасом ожидая ответной реакции, к слову, обычно положительной. Но все это было давно. Еще на пятом курсе института. Сейчас же всем троим было уже за тридцать. Они давно отошли от управления, лишь изредка интересуясь общим положением дел, да и штат компании почти перевалил за цифру шестьдесят. И все же каждый из них помнил, как все начиналось.