Обыкновенная прогулка

– В холодах зимы умираем мы... Забываемся, – бормотал, покачиваясь, Серый Человек, бормотал д л я с е б я, а не для Эдгара. – Но приходит май в наш унылый край... Возрождаемся... Зимний лед круша расцветет душа – и опять живем... После долгих слов бьют фонтаны слов... И опять поем... Песни в даль летят, в синеве парят, кружат хоровод... А потом опять будем засыпать – так из года в год...

Серый Человек замолчал, закрыл глаза, поставил локти на покачнувшийся столик и уперся лбом в сплетенные кисти. Шумно вздохнул.

– Но в какой-то час, роковой для нас, после злой зимы – хоть придет весна... Никогда от сна не проснемся мы... Прошуршит в ночи ветер вечности... И подхватит нас... Навсегда – зима и пусть кружит май – не откроем глаз... И думаешь... Думаешь... Вот исчезнешь ты, а кто о тебе вспомнит? Кто вспомнит?..

Серый Человек поднял голову и посмотрел на Эдгара туманным взглядом. Правый глаз его был почти полностью закрыт опустившимся отяжелевшим веком.

– Кто вспомнит, а? Никто не вспомнит. Потому что друзей у тебя не было никогда... И не нужен ты был никому. И неинтересен никому. Так-то, земляк. И не терзай себя своими Необходимыми Вещами. Не ищи. Бесполезно, я-то знаю. Ищешь, ищешь их где-то за горизонтом, за морями, да горами... А они вон, перед тобой. – Серый Человек потряс стаканом. – Стакан и содержимое. Можно и без стакана... Даже удобней. Вот тебе и все твои вещи... Добавим, земляк?

Эдгар отрицательно качнул головой и Серый Человек допил «Изабеллу», тяжело поднялся и пошел к стойке за добавкой.

Эдгар тоже поднялся, надел куртку и покинул столовую.

На стене вестибюля висело большое пыльное зеркало. Эдгар поправил шарф, попытался разглядеть в зеркале свое лицо, посмотрел налево, посмотрел направо – свидетелей не было – и торопливо шагнул в зазеркальные пространства.

Вместе с Отражением они вышли из столовой-ресторана и остановились на высоком крыльце. Слева от них находился фонтан, справа – скверик с производственными показателями ведущих предприятий города, прямо – неширокая улица. По улице шли люди. Все казалось тусклым, как и положено в пыльном зеркале, хотя зазеркальные пространства освещало не солнце, а самый яркий небесный объект, именуемый довольно сухо квазаром S550014+81. Квазар старался вовсю, но все равно безнадежно проигрывал в борьбе с пыльностью зеркала. Нелегко ему было бороться оттуда, с расстояния в добрый десяток миллиардов световых лет. Квазар изнемогал.

Отражение извинилось и умчалось по делам – и Эдгар остался один. Он пошел по улице мимо магазинов и ателье, мимо сберкасс и кинотеатра, мимо поликлиники и Дворца пионеров, мимо краеведческого музея и аптеки. Магазины и ателье были почему-то закрыты, на дверях сберкасс висели объявления, зеркально извещающие о болезни кассиров и поломке кассовых аппаратов, последний сеанс в кинотеатре, судя по афише, закончился час назад, а следующий ожидался только через два часа. В скверике парень и девушка, обняв друг друга за талию, внимательно изучали производственные показатели ведущих предприятий города.

Неуютно было в зазеркальных пространствах, хоть квазар и лупил лучами как мог. И ничего похожего на страну из повествования Л. Кэрролла.

Город был очень обыкновенным и тусклым.

Где прячутся от нас надежды? В краю, где даль светла – в бездонных зеркалах. Там воплощаются надежды. Их не покроет мгла в бездонных зеркалах...

Смешно. Так думают невежды. А там не меньше зла, не более тепла, чем здесь. Бездушны зеркала.

Проходя мимо краеведческого музея – старинного здания, увенчанного куполом, украшенного лепными карнизами, разъеденными эрозией львиными головами и полуобнаженными богинями, обнимающими с двух сторон круглую нишу с плохо заштукатуренным вензелем, – Эдгар остановился и толкнул массивную дверь с лаконичной табличкой «дохв». Дверь с натугой открылась и Эдгар заглянул внутрь. Внутри ничего не было. То есть, совершенно н и ч е г о.

– Та-ак, – протянул Эдгар и отпустил дверь.

Дверь со стуком вернулась в исходное положение, скрыв ничего, каковое за нею пребывало.

Поразмыслив, Эдгар понял, что так и должно быть, и больше не делал попыток заглядывать куда-либо.

В зазеркальных пространствах действовали свои зазеркальные законы.

Неуютно было Эдгару в зазеркальных пространствах. Возможно, потому неуютно, что дороги в этих пространствах никуда не вели. Вернее, вели в никуда. Превращались в ничто. И идущий по одной из таких дорог тоже вполне мог превратиться в ничто. Даже если дорога была городской улицей, обрамленной магазинами, ателье и сберкассами.

Эдгар очень быстро это уяснил и старался не отдаляться от ресторана «Ансев». Он еще раз прошел мимо скверика и услышал сзади торопливые шаги. Его догнал Голубой Рыцарь. Он по-прежнему был в джинсах, распахнутой черной блестящей куртке, надетой на голубую «олимпийку» и в голубой спортивной шапочке. На плече он нес знакомое копье.

– Салют! – воскликнул Голубой Рыцарь. Голосовые связки у него были уже в полном порядке. – Прошвыриваемся по стометровке?

– В некоторой степени, – уклончиво ответил Эдгар.

– Понял, что ты не понял. – Голубой Рыцарь сбросил копье с плеча, упер в асфальт и картинно отставил руку. – Стометровкой аборигены называют пять кварталов этой популярной улицы города, излюбленного места прогулок и встреч. Если ты никак не можешь застать дома приятеля или подругу, если не можешь дозвониться к ним на работу – выходи под вечер на стометровку и рано или поздно встретишь приятеля у коктейль-бара, а приятельницу в скверике вместе с другим. Таково странное свойство стометровки – здесь постоянно что-то теряешь и находишь. И если ты слоняешься здесь в ожидании той самой пассии из кафе, у которой я пакетик одолжил – правильно делаешь. Она обязательно будет здесь, а не будет ее, так будет другая. И не хуже.

– А вы откуда?

– А! – отмахнулся Голубой Рыцарь и указал копьем за спину. – Подурачились немного ради субботнего денечка. Там, в Камелоте, районном центре славном. Два перелома ребер, четыре вывиха и одно отрубленное ухо. И заметь, ни одного трупа! – Голубой Рыцарь с отвращением сплюнул. – Дожили! Скоро будем драться на шариковых ручках! На скоросшивателях! Будем бросать в воду кирпичи и по воде пойдут не круги, а прямоугольники. Ладно, не в этом дело. Живи, как я. Главное что? Главное – ни о чем не думать. Работа? Не спорю, работа, но такая, чтобы отработал – и забыл. Без проблем. Затем что? Спорт. Немного работы, немного спорта. Для себя. Для поддержания тонуса. Чтобы быть в форме. Копьем помахать. – Он помахал копьем. – Но не уродоваться, не делать культа. Теперь что? Теперь развлечения. Досуг. Для себя. Ты в гости – к тебе гости. Немного трепа, немного выпивки, немного музыки. В кабаке попрыгать. Но в меру. Опять же культа не делать, не пересаливать. Что еще? Все. Хватит по завязку, отвечаю. И никаких проблем! Поверь, опыт имею и, как видишь, процветаю. Живу, как лилии, как птицы небесные и мозги себе не забиваю. Кстати, и другим тоже. Так что настоятельно рекомендую. Будь здоров!

Столь неожиданно прервав монолог, Голубой Рыцарь взял копье наперевес и удалился бодрым шагом, насвистывая мелодию из репертуара ВИА ресторана «Ансев». Голубой Рыцарь приспособился жить без проблем.

Безмятежен, сомнений чужд человек с устоявшимся бытом. Но Америка наших душ, может быть, еще не открыта...

На высокое крыльцо ресторана вышли двое. Серый Человек, покачиваясь, держался за Двойника и что-то втолковывал ему с весьма унылым видом. Двойник рассеянно шарил взглядом по небу с изнемогающим квазаром и страдальчески морщил лоб.

Эдгар поспешно отвернулся, пересек тротуар и нырнул в ближайшую витрину, которая тоже была выходом из зазеркальных пространств.

*

Вероятно, что-то не в порядке было с витринным стеклом, потому что Эдгар очутился совсем не там, где предполагал выйти из Зазеркалья. Он очутился, во-первых, во дворе, который сразу узнал, во-вторых, в зимнем дворе, потому что все было покрыто снегом, а, в-третьих, в несколько странном дворе, потому что рядом, у высокой ограды, вздымался из большого снежного холма, сотворенного лопатой дворника, серебристый тополь с обломанной верхушкой, тополь, от которого на самом деле давным-давно ничего не осталось.