Оцеола, вождь семинолов(изд.1991)
Шрифт:
– Терпение, Пауэлл, терпение!Вы не поняли меня.По-моему,вы,вместе с другими вождями,не уяснили себе точного смысла этого договора.Вспомните, что он связывает вас только условным обещанием: уступить ваши земли белым и переселиться на Запад лишь в том случае,если большинство народасогласится на это.Сегодня стало известно, что большинство народа не согласно. Ваше согласие не изменит этого решения большинства!
– Это верно,– согласился пленник, начиная улавливать мою мысль.
– В таком случае,вы можете подписаться и не считать себя связанным этим, раз главные условия не выполнены.Почему бы вам не пойти на эту хитрость? Никто не назовет ваших действий
Может быть,мои доводы плохо согласовались с правилами поведения честного человека,но в тот момент они были продиктованы искренним волнением, а взоры дружбы и любви порой не замечают погрешностей против морали.
Оцеола молчал. Я понял, что он задумался над моими словами.
– Ну,вот что, Рэндольф,– наконец сказал он.– Вы, должно быть, жили в Филадельфии,знаменитом городе юристов.Ничего подобного никогда не приходило мне в голову. Вы правы– эта подпись,конечно, не свяжет меня. Но не думаю, чтобы агент остался доволен, если я подпишу договор.Он ненавидит меня – я знаю это и знаю причины его ненависти.Я тоже ненавижу его и тоже по многим причинам. Уже не в первый раз он оскорбляет меня! Удовлетворится ли он моей подписью?
– Полагаю, то да.Если можете, сделайте вид,что вы смирились. Подпишите, и вас немедленно освободят.
Я не сомневался в этом. Из всего того, что я слышал после ареста Оцеолы,я пришел к заключению,что Томпсон уже раскаивался в своем поступке. Все считали,что он действовал слишком опрометчиво и что эта опрометчивость могла привести к пагубным последствиям.Эти толки дошли до агента, и, услышав от узника о посещении адъютанта,я решил, что Скотт приходил по его поручению. Было ясно,что агенту самому хотелось как можно скорее развязаться со своим пленником и он был бы рад освободить его даже на самых приемлемых для Оцеолы условиях.
– Мой друг! Я последую вашему совету и подпишу договор. Можете сообщить агенту о моем намерении.
– Я скажу ему об этом, как только увижу его.А теперь уже поздно,прощайте!
– Ах,Рэндольф! Как тяжело расставаться с другом, единственным другом, оставшимся у меня среди белых! Как мне хотелось бы поговорить с вами о давно минувших днях! Но здесь не место и не время для этого.
Молодой вождь оставил свой сдержанный тон, и его голос зазвучал мягко, как в былые времена.
– Да, единственный друг среди белых, которого я ценю и уважаю, – задумчиво повторил он,– единственный, кроме…
Он вдруг замолк, словно опомнившись, что чуть не выдал тайны, которую не считал благоразумным открывать.С некоторым беспокойством я ожидал признания, но так и не услышал его.Оцеола снова заговорил, но уже совершенно иным тоном.
– Много зла причинили нам белые! – сказал он с гневом.– Столько несправедливостей, что даже трудно их перечислить… но,клянусь Великим Духом, я отомщу! До сих пор я не давал такой клятвы, но события последних дней превратили мою кровь в пламя.Еще до вашего прихода я поклялся убить двух своих злейших врагов.Вы не заставили меня изменить мое намерение – напротив, укрепили меня в нем, и я прибавил к числу моих недругов третьего врага. Теперь я еще раз клянусь Великим Духом,что не буду знать покоя, пока листья в лесу не обагрятся кровью этих трех белых негодяев и одного краснокожего предателя! Недолго тебе торжествовать, изменник Оматла! Скоро тебя настигнет месть патриота, скоро тебя поразит меч Оцеолы!
Я молчал, ожидая, пока уляжется его гнев. Через несколько секунд молодой вождь успокоился и снова заговорил дружеским тоном:
– Еще одно слово,прежде чем мы расстанемся. Кто знает, когда еще нам придется встретиться! Разные обстоятельства
могут помешать нам. А если и встретимся, то, как враги, на поле битвы. Я не скрываю от вас, что вовсе не собираюсь помышлять о мире.Нет,никогда! У меня есть к вам просьба, Рэндольф. Дайте мне слово, что вы исполните ее,не требуя объяснений. Примите от меня этот дар и, если вы цените мою дружбу,не таясь всегда носите его на груди. Вот и все!Говоря это, он снял с шеи цепочку с изображением восходящего солнца, о котором я уже упоминал. Он надел его на меня, и заветный символ заблистал на моей груди. Я принял его дар, не отказываясь, обещал выполнить его просьбу, а взамен подарил ему свои часы. Затем, сердечно пожав друг другу руки, мы расстались.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Как я и предполагал, добиться освобождения вождя семинолов не представляло особого труда. Хотя агент и ненавидел молодого вождя по причинам, мне неизвестным,но он не осмелился перенести свои личные отношения на официальные дела.Он уже и так поставил себя в затруднительное положение. И когда я сообщил ему о решении пленника, я убедился, что Томпсон очень рад так легко от него отделаться. Не теряя времени, он отправился на свидание с пленником.
Оцеола держал себя весьма тактично.Если вчера он дал волю своему гневу, то сегодня был уступчив и сдержан.Ночь, проведенная в заключении, как будто укротила этот гордый дух.Голодный и закованный в цепи, он теперь готов принять любое условие,которое возвратит ему свободу. Так представлял себе положение агент.
Принесли договор.Оцеола подписал его,не проронив ни слова. С него сняли цепи, дверь тюрьмы распахнулась, и ему позволено было беспрепятственно удалиться.Томпсон торжествовал, но это был лишь самообман.Если бы он, как и я, заметил ироническую усмешку на губах Оцеолы, вряд ли он так безоговорочно уверовал бы в свой триумф. Но Томпсону недолго пришлось пребывать в приятном заблуждении.
На глазах у всех молодой вождь гордой поступью направился к лесу.Но, дойдя до опушки, он обернулся к форту, вынул из-за пояса сверкающий клинок, взмахнул им над головой и вызывающе крикнул: «Ио-хо-эхи!» Этот военный клич трижды донесся до нашего слуха, а за тем Оцеола повернулся и одним прыжком скрылся в лесной чаще.
Было совершенно ясно,что это значит.Даже сам торжествующий агент сообразил, что этот клич означает призыв к войне не на жизнь, а на смерть. Немедленно в погоню по следам пленника были отправлены вооруженные солдаты. Но погоня оказалась бесплодной,и после целого часа напрасных поисков усталые солдаты вернулись назад в форт.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Мы с Галлахером все утро провели дома,ожидая приказа об аресте.Но,к нашему великому удивлению, такового не последовало.
Позднее выяснилось,что Ринггольд не вернулся в форт. После ранения он был отправлен к знакомому,жившему в нескольких милях от форта. Это отчасти сгладило скандальное происшествие.Второй противник,адъютант Скотт,вернувшись с рукой на перевязи, заявил, что его сбросила лошадь и он ударился о дерево. Вполне понятно,что раненый щеголь не рассказывал об истинных причинах своего ранения.А я мог только одобрить его молчание и, со своей стороны, не сказал никому ни слова о случившемся– никому, кроме своего друга. Вся эта история стала известна только гораздо позже. Впоследствии мы часто встречались с адъютантом Скоттом по делам службы,но, само собой разумеется, наши беседы носили чисто официальный характер и мы оба вели себя крайне сдержанно.