Очаг и орел

«Боже! — подумала Эспер. — Это настоящее».

Когда-то давно в этой самой комнате она обрела такую же уверенность в своих чувствах. Но теперь она была старой и уставшей от улаживания проблем, связанных с душевными переживаниями других людей. Слишком уставшей, чтобы видеть Надрывающие сердце переживания Карлы.

«Я сама испытывала их на протяжении своей жизни, почему я должна разделять переживания этого ребенка?» — с болью в сердце думала Эспер.

— Марни, — нежно прошептала девушка, — прости. Не смотри на меня так. Я смогу выдержать это, ты знаешь. У меня есть сила и мужество.

Эспер вздрогнула, внимательно посмотрев на лицо внучки, приблизившееся к ее лицу. Оно утратило детскую наивность и доверчивость. Это было лицо женщины, переживающей душевную муку.

Губы Эспер тронула грустная улыбка. Она встала с кресла-качалки и прошла к телефону. Пусть Бог простит меня, старую дуру, вмешивающуюся не в свои дела, подумала она в то время, пока вертела ручку и просила центральную станцию соединить ее с Гатчеллами. Бог и Элеонора тоже, добавила Эспер с усмешкой.

Тони снял трубку сам. Он был удивлен, услышав голос миссис Портермэн, но сказал, что придет сразу после ужина. В его ожидании женщины выпили кофе, затем Карла поднялась в свою комнату и вновь спустилась вниз в простом сером шерстяном платье; Эспер увидела, что она сняла с себя жемчуг. Девушка была очень бледной, и ее синие глаза смотрели напряженно. Но вот они услышали шаги, приближающиеся по дорожке к дому, и лицо девушки внезапно постарело и осунулось.

— Встреть его, пожалуйста, — попросила Карла Эспер и отошла к очагу. Присев на скамью, она оказалась в тени.

Эспер открыла дверь.

— Добрый вечер, Тони, — поприветствовала она молодого человека. — С твоей стороны очень любезно, что ты пришел, — и она пристально посмотрела на него.

Тони был хорош собой — стройный, с вьющимися светло-каштановыми волосами, узким, загорелым лицом и серыми глазами. Его волевой подбородок и гордая посадка головы свидетельствовали о наличии чувства собственного достоинства.

— Рад, что вы пригласили меня, — невозмутимо произнес он. — Я не ожидал радушного приема в доме Портермэнов. Отец передает вам свой привет.

Сердце Эспер упало. Сквозь вежливый тон молодого человека угадывалась затаенная обида: «Что понадобилось от меня вашим родственникам? Давайте сразу приступим к делу».

Эспер молча провела его в большую кухню. Она отступила в сторону, и Тони, нахмурившись, оглядел слабо освещенное помещение. Наконец он увидел Карлу, сидящую на скамье.

— Привет, — сказала девушка нарочито небрежным тоном. Она слегка подалась вперед — Привет, Тони.

Эспер не могла видеть лица молодого человека. Она лишь увидела, как окаменела его спина. Тони стоял, не двигаясь, пристально глядя на Карлу.

Эспер задержала дыхание. Комната, казалось, начала сжиматься в повисшем напряженном безмолвии вокруг тихо гудящего огня в большом очаге.

Но вот в лице Карлы произошла перемена. Напряженная улыбка исчезла с ее губ. Девушка слегка вздохнула и, медленно поднявшись со скамьи, двинулась навстречу Тони с простертыми вперед руками Какую-то секунду молодой человек колебался, потом резким, прерывающимся голосом сказал: «Привет, малышка», — и заключил ее в свои объятия.

Эспер тихо повернулась и вышла из кухни, освещенной теперь не только огнем очага, но и особым светом первой юношеской любви. В глазах ее стояли слезы, но сердце ликовало; Эспер слепо прошла через гостиную и, подойдя к окну, устремила свой взгляд на море.

Последующие несколько дней сила любви Карлы привела всех в движение. Вновь обретя друг друга, двое молодых людей просидели в старой кухне далеко за полночь и решили множество вопросов. На следующий день Карла позвонила своему отцу в его офис, и Генри приехал в Марблхед послеполуденным поездом.

Они провели совещание втроем — Карла, Эспер и Генри. Отец и бабушка мрачно выслушали свое чадо. Когда Карла закончила, Генри повернулся к Эспер.

— Что ты думаешь об этом, мама?

— Я думаю, они любят друг друга и, поскольку они любят друг друга и поскольку они не считают, что бракосочетание должно состояться немедленно, советую тебе и Элеоноре быть тоже благоразумными и воспользоваться возможностью ближе узнать Тони.

Генри оставался серьезен, несмотря на то, что взгляд его смягчился, остановившись на одухотворенном, светящемся лице дочери.

— Но это будет тяжелым ударом для Элеоноры, — вздохнул он.

— Я не вижу причин для этого! — вскричала Карла. — Тони великолепно проявил себя в колледже. На будущий год он закончит обучение и будет в состоянии получить инженерную работу где угодно. А что касается того, что он является жителем Марблхеда, то ты и сам им был, отец!

Генри слабо улыбнулся.

— Был, но меня волнует; как твоя мать отреагирует на происходящее. Хорошо, мне, видимо, надо поговорить с этим молодым человеком. К сожалению, два года назад мы все поступили неправильно, а после того, как я увидел его... Не волнуйся, Карла. Я сам сообщу эту новость твоей матери. Но может быть, тебе лучше ненадолго остаться здесь, пока она не успокоится?

Карла засмеялась и поцеловала отца. Ее счастливый смех эхом отозвался в старых комнатах и взволновал даже Уолта. Он прекратил пить, вымылся, побрился, стал чаще бывать дома и оберегать свою племянницу от собственного цинизма, обычно вызываемого видом молодой влюбленной пары.

Карла съездила на пару дней в Бруклин. Вернувшись, она сообщила, что Элеонора все еще злится, но уже понемногу приходит в себя. Тони должен был провести часть рождественских каникул в Бруклине, на это он согласился только ради Карлы. В настоящее время он постоянно ездил на занятия в Бостон, однако продолжал видеться с Карлой по вечерам в гостиной — вполне подходящем месте для влюбленных, так как погода стала слишком холодной для традиционных свиданий вне дома. И вскоре радость Карлы и ее бьющая через край энергия потребовали своего выхода. Карла захотела устроить предрождественскую вечеринку.

— Соглашайся, Марни! В доме веселья не было уже давно. Это будет замечательно! Я все организую. Я не хочу, чтобы ты уставала и беспокоилась об этом.

Эспер и в самом деле чувствовала себя усталой; тупая боль в левом плече и груди уже подолгу не отпускала ее. Возможно, это из-за угнетенного состояния и усталости с такой неохотой она согласилась представить Карле возможность осуществить ее вполне естественное желание. Может быть, это было также из-за того, что Карла хотела устроить костюмированный вечер, чтобы там были представлены костюмы тех времен, которые пережил этот дом. Но чемоданы и сундуки на чердаке были заполнены старинной одеждой. А Карла была достаточно энергичной и умелой, чтобы сделать всё необходимое. Так обоснованных причин для отказа не было, и Эспер, конечно, дала согласие, несмотря на возникшие дурные предчувствия.

Вечеринку назначили на восемнадцатое декабря. Приглашенных было немного, так как Карла знала только нескольких молодых людей в Марблхеде, а гостями из Нека была молодежь из двух семей, открывших свои дома на рождественские праздники.

Однако все эти люди ничего не значили для Карлы, поскольку здесь был Тони. Ей неудержимо хотелось наполнить старый дом весельем, светом и музыкой и воспроизвести при этом дни его наибольшей славы.

Она провела день в Салеме, покупая дюжины ароматизированных свечей, красные ленты серпантина и продукты. Она заказала в Бостоне венки, гирлянды и ветки омелы. Она побывала в библиотеке «Эббот-Холл» и просмотрела книги о прошлом Америки. Карла неохотно отказалась от мысли иметь на столе сбитые сливки с вином и сахаром и горячий напиток из подслащенного пива со спиртом, яичными желтками и специями, но зато купила огромную индейку, которую следовало нафаршировать каштанами и устрицами и зажарить на вертеле старым способом прямо во время вечеринки, а кирпичная плита, долгое время бездействовавшая, должна была быть снова затоплена — на ней будут печься бобы. Карла разыскала рецепты Зильпы Ханивуд. Приготовлением рождественских кексов и рубленого мяса в коньяке она решила заняться сама, хотя предусмотренная старинными рецептами выдержка не могла быть достигнута.