Очаровательная проказница
Шрифт:
— Есть перемены, дорогая? — спросил Амхерст. — Хоть какие-нибудь?
Но Джонет лишь покачала головой и рухнула в кресло.
— Сейчас с ним Стюарт, — едва слышно сказала она. Робин, кажется, без сознания, но… но доктор Бевинс не уверен. Он хочет поговорить со мной здесь.
Эванджелина, весь день державшая Зоэ за руку, сжала ее пальцы. Отбросив руку мачехи, Зоэ подошла к креслу, где сидела мать Робина, и встала на колени.
— Джонет, простите. — Голос перехватило от рыданий. Я только хотела остановить его. Я его не подгоняла. Честное
Джонет положила ладонь на ее руку.
— Это ужасная трагедия, — с трудом выговорила она. Ты виновата не больше всех нас. — Робин просто… — Они повернулась к мужу, лицо ее сморщилось. — О Господи Коул, он такой упрямый!
Жалобный стон сорвался с ее губ, она зажала рот рукой. Амхерст обнял ее за плечи, она смотрела на него с безмерным горем.
— Все в порядке, Зоэ, — пробормотал он, глядя не на нее, а на жену. — Никто тебя в случившемся не винит.
— Мерсер винит. — Зоэ, повесив голову, поднялась. — Он думает, что я подначила Робина.
Френсис Уэр сорвался с места.
— Это я виноват, — произнес он, его взгляд метнулся к Джонет. — Миледи, правда, я пошутил. Но Робин… он просто взорвался… а я… застыл.
Джонет подняла полные слез глаза.
— Френсис, пожалуйста, не…
Но в этот момент дверь спальни снова открылась. Зоэ увидела, что Мерсер неподвижно застыл у кровати Робина, сжав за спиной руки и склонив голову. Так он простоял весь день.
Вышел доктор — в руках потрепанная коричневая сумка, на лице печать усталости и печали.
— Есть новости, Бевинс? — в тревоге поднялся Амхерст. — Хоть какие-нибудь? Признаки сознания?
Доктор покачал головой:
— Нет, сэр. Но Бог милостив. Лорд Мерсер помог мне вправить вывихнутое бедро. Однако если лорд Роберт очнется…
— Если?! — вскрикнула Джонет. Амхерст притянул ее ближе.
— Если он очнется, миледи, — спокойно продолжал доктор, — тогда боль будет серьезной. Какое-то время он не сможет ходить. Что касается руки, думаю, она сломана, это не так страшно, за что мы должны благодарить Бога. Но образуются кровоподтеки, и завтра… я боюсь, что вы должны подготовить себя, леди Килдермор. Лорд Роберт будет выглядеть ужасно.
— Но ушибы… — с трудом выговорила она. — Ушибы ведь заживут?
Доктор медленно кивнул.
— Остается надеяться, — пробормотал он. — Но что внутри… неизвестно. Органы могут быть повреждены, и если это так… гм, мы узнаем это до конца ночи.
— Если он очнется, Бевинс, — пронзительным голосом спросил Амхерст, — как надолго затянется выздоровление?
Но по выражению лица доктора было ясно, что он серьезно сомневается в благополучном исходе. Новая волна горя захлестнула Зоэ, она опустилась в кресло и снова безудержно задрожала.
— Боюсь, это невозможно знать, — подстраховался доктор. — Лорд Роберт получил ужасный удар по голове, и, похоже, одно копыто здорово задело его лицо. Отсюда рана, и глубокая. Но я хорошо ее зашил, и кровотечение остановилось.
— Есть ли опасность инфекции? —
спросил Амхерст. Начнется ли лихорадка?Зоэ знала, что лихорадка самый большой страх солдата. Раненные в сражениях часто умирали от инфекций, которые возникали позднее.
На лице доктора промелькнула обреченность.
— По правде, говоря, сэр, инфекция меньше всего меня тревожит, — наконец ответил он. — Лицевые ранения не склонны к инфекциям, как сабельные или огнестрельные раны.
— Слава Богу. — Плечи Амхерста расслабились.
— Я оставил настойку опия, леди Килдермор. Лорд Роберт начнет метаться, — сказал доктор. — Я объяснил вашей сиделке, как давать лекарство.
— Она знает, — быстро ответила Джонет. — Няня очень квалифицированная.
— Да. — Бевинс слабо улыбнулся. — Она отправилась готовить какие-то припарки, которые, как она верит, помогут.
— Помогут? — Рука Джонет взлетела к горлу.
— Во всяком случае; не повредят, — спокойно сказан доктор. — Я готов принять любую помощь.
С этими словами Бевинс уехал, пообещав вернуться на следующее утро, если ночью ничего не произойдет. Вскоре за ним последовали сэр Уильям и Уэры, выразив поддержку и сочувствие. Джонет попросила остальных спуститься к обеду, а сама снова вернулась к Робину.
Зоэ шла неохотно, ее захлестывало горе и ощущение, что она должна остаться, сделать… хоть что-нибудь. Но что? И для кого?
Мерсер явно не хотел ее присутствия. Когда он удостаивал ее взглядом, его нежелание нельзя было выразить яснее. Они — семья. А Зоэ — не ее член. Мерсер не обратился к ней даже за самой малостью. И Зоэ его не винила. Это она виновата, виновата во всем. Френсис Уэр может говорить что угодно, но она-то знает правду.
Каждое ее действие, казалось, каждый вздох с той ужасной ночи на Брук-стрит неуклонно вели их всех к этой трагедии.
Теперь единственное, что имеет значение, — это Робин, а он лежит при смерти, и его тело так же разбито, как его сердце. Даже если он очнется, захочет ли он жить? Она должна сделать все, что может.
— Извините, — сказала Зоэ родителям, выйдя к лестнице. — У меня аппетита нет.
— Идем, дорогая, — обняла ее за плечи Эванджелина. — Просто поддержи компанию.
— Нет, — покачала головой Зоэ. — Мне нужно кое-что сделать. Кое-что… срочное.
Ее родители странно переглянулись. Мачеха убрала руку. Отец крепко обнял Зоэ.
— Тогда спокойной ночи, милая, — пробормотал он. — Будем надеяться на лучшее.
Зоэ вернулась в тишину своей спальни и легла на кровать. Темнота окутывала ее, слезы текли беспрерывным потоком. Когда волна горя немного схлынула, Зоэ начала тщательно анализировать свои мысли, отделяя то, что должна сделать, от слепой паники.
И когда в уме все было улажено, когда появился план, Зоэ поднялась, умылась холодной водой, подошла к письменному столу и зажгла свечу. Вытащив из ящика лист бумаги, она окунула перо в чернильницу и начала искупать грехи.