Очаровательное захолустье
Шрифт:
– Не бойтесь, все уже обеззаражено!
– Повернувшись, он оглядел широкое, словно заснеженное поле.
Все рассаживались по машинам и разъезжались. "Сундук" с явным усилием, но все же отплывал.
– Представляете?
– Крот сиял.
– Вот здесь емкости для нефти будут возвышаться - огромных размеров. А знаете, как емкость разворачивается? Как обычный рулон! Так и привозят их в виде рулонов! В емкостях и анализ будет производиться, и отмер. А вот там, где сейчас УКПР отплывает, - терминал будет, танкеры станут подходить. И уверяю вас - полная чистота! Даже дождевая вода с терминала не будет в море попадать - сразу на флотацию,
– Он улыбнулся.
– Да я...
– Снова душили рыдания.
– Саяно-Шушенскую ГЭС смог воспеть. А она!
– Я взмахнул руками, частично охватывая и небо. Наверное, излишняя моя эмоциональность и подвела меня, вызвала подозрения.
– Так, - снова сухо заговорил он.
– Что нового? Связь с мэром удалось установить?
– Нет... Но зато с местной мафией установил!
– Это чувствуется.
– Он приблизился.
– Что пили? Виски? Джин? Текилу?
– Почему? Обычную водку. Отличную, кстати!
– Я вдруг вступился за отечественного производителя.
– Ф-фу! Зря я противогаз снял!
Ах, не нравится? Фингал, мой алый знак доблести, он даже не замечал... или толковал превратно.
– Ждут там, в разливе, вас!
– И Ленин там же?
– усмехнулся он, но уже как-то жестко.
– Извините, но на подобную ерунду у меня нет времени!
На народ у него нет времени!
– снова рыдания подступили к горлу.
– Простите, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь! Вот вам за труды! протянул мне бумажку - двадцать долларов - и побежал трусцой.
С плохо скрываемым омерзением я взял деньги. Вот так! Уделал. За весь мой самоотверженный труд!
Взлетел в номер к себе как птица, взял из сумки последнюю бутыль коньяку, к Любке поднялся. Обида, говорят, хорошо стимулирует секс. Спорный тезис.
Открыла. Но очков не сняла - как бы показывая, что не оторвется от дела ради такой чепухи.
– Ну что, опять наксерился?
– проговорила она.
– Странная терминология.
– Я стал вдруг очень обидчив.
– А что же с тобой?
– Вот. Подарок. От чистого сердца оторвал!
– Я протянул ей бутылку.
– ...Попозже, ладно?
– тронула за локоть меня.
Всюду бумаги разложены - даже на койке. Правильно она называет себя: ради денег крикнутая! Бумаги оглядел.
– Нулей-то, нулей-то! Что икры!
– ...Хочешь икры?
– Нет!
– ответил я гордо.
– Тогда давай работать! Садись.
Посмотрел на экранчике у нее... наполняет, видимо, свой журнальчик "Загар" - уже по всем пляжам раскинутый.
– Как лучше, - спрашивает, - магазин "Шило и мыло" или "Хоз-Мари"?
– Оба лучше.
– Да. Ты сегодня не в форме... А это как: "Подарки любимым по разумным ценам"?
– Гениально!
– Тогда садись за компьютер, пиши: "Овнам сейчас... рекомендуется получение взятки в особо крупных размерах"... Есть тут один такой. Ну что?
– Не буду!
– Тогда раздевайся.
– Это другой разговор.
– Стоп! Не надо.
– Пач-чему?
– Да так. Не стоит. Гляжу я на тучные поля за окном и думаю: что от тебя тут будет? Град? Ураган? У тебя ж так потрясения отмечаются?
– Да ну... ты преувеличиваешь!
– Я - нет. Ты - да. Одевайся!
Потом выпили с ней просто так и валялись, отдельно.
И
солнце, в море садясь, руками разводило: а что делать?– Семинар - дрянь, - с горечью сказал ей я.
– Какое он отношение к этой жизни имеет?
– А давай скажем все, что о них думаем, - но через недельку?
– А не забудем?
– А забудем - совсем хорошо!
– снова уселась за компьютер.
– На тебя заглядевшись учтиво, застрелился проезжий корнет!
– проговорил я и вышел.
Вошел в лифт. Хотел поехать наверх - еще малость семинар послушать. Но тут увидал, вглядевшись, что верхняя кнопка залеплена чем-то белым вроде жвачки. Это она всюду жвачку свою разбрасывает. Во, и у меня на локте! Злобно оторвал - от локтя сначала, потом - от кнопки. Вдарил в кнопку - и полетел! Долго что-то летел. Двери наконец разъехались. И я шагнул - в полную тьму! Обернулся - и сзади уже тьма, двери захлопнулись. Стал руками ловить - и никакой опоры вокруг: ни двери, ни стенки! Где это я? Чье-то сиплое дыхание рядом. Мое? Куда это я взлетел-то? Смерть, что ли, матушка выглядит так? А как же дыхание?.. Прервется сейчас? И точно - получил вдруг из тьмы зверский удар, прямо в лицо. Ах вот как здесь принимают? Махнул во тьму - ну и, естественно, в пустоту - и тут же получил зверский удар в затылок. И упал - видимо, на пол, хотя какая тут терминология, в точности неизвестно.
Недавно же били меня? Но там мне больше понравилось: был какой-то видеоряд, какой-то был смысл, хоть и минимальный! А здесь? Страшно - и все. Но и этого им (кому?) мало показалось, вздрючили на ноги меня, куда-то поволокли. Этот странный бой с невидимками кончился вдруг - передо мною расширился свет... Тоннель, что ли, тот пресловутый? Лифт! Кабина лифта! Что-то родное хоть!
Вбили меня в него, размазали об стенку. Стал я кнопки искать, гляжу - все стенки в крови! Я, что ли, успел так намазать? Или это такой спецлифт? Кнопки вот. Нажал для контраста на самую нижнюю - и по стенке сполз. И вниз рухнул. Разъехалась дверь. Надо подниматься на ноги. Немножко поднялся - и выпал на чью-то белую грудь, в медицинском халате.
Опять я - "самый понятливый"? Но что тут можно понять?
ГЛАВА 8
Открыв глаза, я увидел над собой светящийся череп. Смутно вспомнив происшедшее, я понял, что нахожусь скорей всего в какой-то амбулатории, а светящийся надо мной череп - скорей всего мой, снятый на пленку и подсвеченный изнутри. Некоторое время любовался им и даже восхищался, но потом тревога посетила меня: если его тут повесили - значит, изучали, значит, не все в порядке с ним? После полученных мной в темноте ударов это немудрено. Кстати, кто же мне их нанес? И за какие заслуги? Видно, я вторгся в какую-то область тьмы, в которую не положено вторгаться? Но я же на обыкновенном лифте туда доехал! Отчаяние заполняло меня все больше. Дурак и на лифте заедет на эшафот - был про это фильм, кажется, французский.
И так я лежал в свете своего черепа, довольно мерзкого на просвет, и предавался отчаянию. Больше ничего не разглядывалось в полутьме - мерцал, кажется, какой-то стеклянный шкафчик. Вдруг скрипнула дверь, и я различил приближающийся белый халат, холодные руки на моем лице, потом, тоже холодный, блеск пенсне.
– Кто вы?
– поинтересовался я.
– Профессор Мыцин.
– А!
– А вы...
Как бы половчее сказать:
– Я... племяш Зинаиды Ивановны!
– Я так и понял.
– Довольно холодный ответ на мое восклицание.