Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Авалон

— Любовь вянет, а вместе с ней завянет и роза.

Иолар сказал что-то очень тихо, и Торувьель звонко рассмеялась.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь! Твоя любовь — иллюзия, и она развеется, как только ты вернёшься домой. Если я уйду с тобой, то что я буду делать в ваших горных пустынях, когда ты разлюбишь меня?

Тишина, шорох листьев.

— Нет, мне не нужна твоя роза! — воскликнула Торувьель.

— Ты не веришь моим словам, поверь хотя бы цветку.

— Послушай… — я не видела эльфов, но показалось, что тени в беседке слились и изогнулись, будто Торувьель положила руки на плечи Иолара, а он обнял её за талию и притянул к себе. — Забудь меня и забери розу. Я разрушена войной. Я стара и мертва. А ты молод, у тебя впереди вся жизнь…

— Возьми, я не требую ничего взамен. Я уйду, а роза, которая не завянет никогда, останется у тебя. Она скажет правду.

Снова тишина, такая глубокая, что стало слышно далёкое журчание водопадов по ту сторону дворца.

— Я возьму твою розу, но это ничего не изменит, — сказала, наконец, Торувьель. — Будет так — на балу ты пригласишь меня, и мы будем танцевать. Потом пойдём ко мне, и будет последняя ночь. А потом ты уйдёшь в свои края, не оглядываясь… Ты уйдёшь и забудешь обо мне.

Иолар тихо возразил что-то.

— Не перечь и не порти эту ночь. Нам пора.

Эльфы ушли. На чёрные листья упали оранжевые отблески — на верхних этажах дворца зажгли свечи.

***

Коридор был погружён во тьму и пустынен. Подсветив дорогу Игни, я прошла мимо двери в комнату Моны. Эльфийки ушли на бал, и за дверью было мертвенно тихо.

В холле перед парадной лестницей расставили высокие столики с вином и закусками, группками между ними расхаживала разодетая публика. Непроизвольно я поднесла руку к груди и сжала в ладони ведьмачий медальон — я выглядела прекрасно, на все сто или даже на сто двадцать, учитывая элегантное платье Эйлин и сногсшибательно заплетённую Моной косу, и между тем чувствовала себя незваной Золушкой, простолюдинкой на балу аристократов. Понимание Старшей Речи вновь сыграло со мной злую шутку:

— Наверняка она украла платье, — сказала эльфийка, усыпанная жемчугами. — Слышала, что ведьмаки тащат всё, что могут унести.

Её соседка пригубила вино.

— Посмотри на крой. Такого платья не найдёшь в Северных Королевствах. Наверное, кто-то из наших поделился с ней из жалости.

«Валить, срочно валить на все четыре стороны в мой мир! — думала я со злостью, поднимаясь по ступеням. — Туда, где меня ждут».

Чем ближе я подходила к танцевальному залу — тому самому, с портретами, тем больше вокруг было эльфов, и уже слышалась музыка, и тем сильнее росла моя нерешительность. У дверей было не протолкнуться, и, к счастью, меня заметила Лина, выбравшая-таки себе другое платье — тоже красное, но по росту и без декольте, и за руку повела сквозь толпу. Горели свечи: не так много, как в Ард Доле, сказывался режим экономии, однако их было достаточно, чтобы поразиться великолепию этого дворцового зала. Тогда, в ночь переворота, в темноте я заметила лишь портреты, сейчас же в бликах хрусталя роскошных люстр открылся далёкий потолок с фресками и лепным декором, балкон второго яруса с лёгкой решёткой ограждения из золочёных звёзд. В алькове наверху играл оркестр, а по блестящему, полированному воском паркету кружили пары. Вдоль стен толпились, похоже, все эльфы Дол Блатанна. В зале было жарко, гигантские панорамные двери на балкон в сад были распахнуты, и с бокалами в руках там теснилась изящная публика.

Лина покинула меня, и я пробиралась по стеночке, тайно надеясь найти Иорвета и рассматривая танцующих. В центре Исенгрим, одетый в неприметный, но изысканный кафтан, кружил Иду, которая по сравнению с ним казалась яркой райской птицей. Иолар обеими руками оплёл талию Торувьель, она обнимала его за шею, и они, прижавшись и глядя в глаза друг другу, танцевали медленно, не в такт мелодии. Яевинна не было видно. Моны с Роэлем тоже. Я взяла бокал вина — белого, конечно же, и мыслями была наполовину тут, следуя музыке флейт, а наполовину на балу в Ард Доле, когда всё только-только начиналось. Балы — время начала и время конца.

— Бабушка просила напомнить о себе, — к моему бокалу со звоном прикоснулся другой, и Рагнар, подмигнув, пригубил вино.

Он был весь в чёрном — грациозная и изящная гора мышц с выбритыми висками и толстой косой, спускающейся на спину.

— Я помню о своём обещании, но…

— Она будет ждать столько, сколько нужно, — сказал Рагнар и протянул руку. — Танец?

Я положила ладонь ему на плечо, и он увлёк меня в круг танцующих. Он вёл уверенно и деликатно, и на миг я забыла, что он эльф, а я нет, и отдалась течению танца.

— Ты сказал Францеске, — начала я, когда мы проплыли полный круг по залу, — что Иорвета ждёт экстрадиция в Ард Дол…

Рагнар улыбнулся кончиками губ, ладонь крепче прижалась к пояснице, люстры сделали оборот, и зал прокрутился перед глазами. Мы вынырнули из виража и поплыли дальше среди пар.

— Думаю, это не слишком хорошая идея, — ответил он.

— Владыки мудры, — улыбнулась я.

Мы обогнули Торувьель, которая вела Иолара за руку к выходу, потом сияющего Айвора, обнимавшего свою арддолскую зазнобу. Я рыскала глазами по залу, потому что чувствовала, что за мной наблюдают, и в очередном обороте увидела Иорвета, который стоял, привалившись к стене. Его взгляд неотрывно следовал за мной сквозь толпу. Вместо карминового платка, как и на балу в Ард Доле, его отсутствующий глаз скрывала чёрная пиратская повязка, и на миг наши взгляды встретились. Оборот, другой, и вот уже он не смотрит на меня, а рядом с ним стоит Верноссиэль, небрежно держащая в отведённой в сторону руке бокал.

Мы с Рагнаром поклонились друг другу, и выпорхнувшая невесть откуда Мона увела моего кавалера. Я ринулась на балкон, к свежему воздуху.

За спиной грохотали музыка, голоса, смех, а по ту сторону сырой речной прохладой стелилась ночь. Я вдыхала её.

— До сих пор я не выполнил своего обещания, — хрипло сказал низкий голос.

Исенгрим облокотился на парапет рядом со мной.

— Кахве? — спросила я. — Ночью?

— Ночь будет долгой, — ответил он, протянув руку ладонью вверх. — Прошу.

Он не спрашивал разрешения, он повелевал. Прижатая, словно тисками, железной рукой к груди Исенгрима, я следовала за ним в танцевальных па. Насколько танец с Рагнаром был свободным и естественным, настолько в объятиях нового короля я чувствовала себя скованной, несмотря на то, что вёл он безупречно. Пока мы летели по залу, я ловила на себе изумлённые и завистливые взгляды, а в спину между тем неприятно впивались стальные пальцы.

Исенгрим довёл до двери в библиотеку, отпустил мою талию и, отворив створку, практически втолкнул меня внутрь. Плотно закрыл за нами дверь.

— Прошу, — учтиво сказал он, недвусмысленно приказывая следовать за ним.

В бывшем кабинете Францески горели свечи, потрескивал камин. На обитой шёлком стене темнел прямоугольник на месте исчезнувшего ростового портрета королевы. Исчезли безделушки и сервизы, в алькове стулья были сдвинуты вокруг овального стола, на котором остались полупустые бокалы и бумаги. На тумбе по одну сторону бюро появилась небольшая горелка, на которой стояла джезва. По другую сторону — шахматный столик. С противоположных концов доски смотрели друг на друга две одинокие фигуры — белый ферзь и чёрный король.

Исенгрим ухватился за ручки кресла и по паркету, на котором не осталось ни капли крови Эдвара, со скрежетом придвинул тяжёлое кресло ко мне. Я молча села, а он также молча зажёг в основании горелки толстую свечу и аккуратно насыпал в джезву пару ложек кофе из фарфоровой банки.

— В Дол Блатанна я шёл умирать, — заговорил он и долил воды из кувшина. — Я ошибся.

Он обернулся, и я молчала, рассматривая ровное спокойное пламя свечи.

— Когда ждёшь смерть, а вместо этого в руках оказывается жизнь, то не знаешь, что делать, — продолжил он, придвинул ко мне ещё одно кресло и опустился в него.