Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира
Шрифт:
Мы углубились в торговые ряды: с ковров наперебой кричали купцы и расхваливали товар, в жарком воздухе запах специй сплавился в дурманящий аромат. Из открытых мешков чуть не высыпались разноцветные порошки пряностей, сухофрукты, засушенные бутоны роз и сиреневые соцветия лаванды, поверх связками громоздились трубочки корицы. Лотки продавцов сладостей благоухали мёдом, и вокруг коршунами кружили, сверкая пыльными пятками, дети. Чуть дальше в загоне толпились овцы, которых тут же стригли, пахло нагретой шерстью и животным духом. Стопками лежали рулоны тканей, старушка, сидящая поверх горы ковров, потянула Иорвета за рукав. Тот отцепился и невозмутимо
— Начнём с этого края и обойдем рынок по кругу.
— Я не понимаю, как куда-то может упасть тень от месяца. Месяц сам светит, — сказала я.
— Я тоже, — согласился Иорвет. — Либо эта ведьма загадала загадку, а ведьмы это любят, либо вся эта история — выдумки старожилов.
Мы пошли вдоль крайних лотков, осматривая каждую дверь, выходившую на площадь. Дома в этом квартале были выкрашены в слепящий на солнце белый цвет. Мы сделали полный круг, и Иорвет опять пошёл вдоль домов, а я засмотрелась на верблюдов, покрытых нарядными циновками со свисающими разноцветными кисточками и бубенцами. Рядом стояли худощавые, будто выточенные из тёмно-серого дерева женщины в кирпичного цвета накидках с глубокими капюшонами. Их мужчины сидели полукругом возле горы сырных голов.
— На этих дверях нет никаких опознавательных знаков, — сказал вернувшийся Иорвет.
— Можно проверить все двери…
Мы пошли к ближайшей, Иорвет постучал. Дверь распахнулась, в лицо ему полетела пыль из вытряхнутого половика, и низенькая женщина свирепо замахнулась веником. Я ретировалась с поля боя, и ноги понесли на запах свежеиспеченного хлеба к лавке пекарей. Около лотка толпился народ. Бойкая девушка вытаскивала щипцами из дровяной печи пыхающие жаром рогалики, а юноша, как две капли воды похожий на неё, месил рядом тесто. Над навесом на длинном шесте возвышалась реклама в виде рогалика из изогнутой палки, обмотанной овечьей шерстью.
— Иорвет! — крикнула я.
Эльф, отряхивая одежду, подошёл.
— Месяц! — я показала на рогалик.
— И?
— А вот тень месяца, — в паре метров от нас вытянулась на земле серповидная тень рогалика.
Иорвет, прищурившись, посмотрел на солнце.
— К закату тень выползет с земли на стену. Но там нет никакой двери. Да и глупо древней ведьме привязывать загадку к тряпичному рогалику. Сегодня эта палатка здесь, а завтра может быть где угодно ещё.
— Посмотри на печь, она совсем чёрная. Может, это первое строение в крепости.
Иорвет фыркнул, и мы протолкались к прилавку. Девушка тут же переключилась на всеобщий:
— Подходи, дорогой, возьми медовую радость для твоей госпожи!
Она ловко выхватила пару рогаликов и уложила на салфетку.
— Сколько берёшь? Два? Четыре?
— Шесть, — ответил Иорвет и показал на печь. — Давно здесь торгуете?
Парень оторвался от теста и гордо произнёс:
— Волею богов от начала времён. Когда и крепости-то никакой не было, наша праматерь отыскала родник Шала и построила дом. Дом тот сожгли, но она из кирпичей сложила эту печь. Так и живём.
Девушка засмеялась.
— Пророчество нам было даровано — пока наш род печёт в этой печи, всё хорошо будет. А мы и печём, не жалуемся! Вот, держи, и пусть у тебя тоже всё хорошо будет, и жена любит, и детишки малые…
Тут уж Иорвет не выдержал, схватил салфетку с рогаликами, и мы бежали.
— Я же говорила! — воскликнула я.
— Болтовня, — буркнул
он. — Сейчас увидишь.Мы купили сочных, немного мятых персиков, купили сыра и лепёшек, и Иорвет нашёл старика, торгующего табаком, и добрую вечность придирчиво выбирал нужную смесь, и каждый торговец, кто знал хоть слово на всеобщем или нильфгаардском, утверждал, что лавка его тут от начала времён, его праматерь первой нашла родник и его предкам было дано похожее пророчество.
— Убедилась? — насмешливо спросил Иорвет, и я кивнула: похоже, что маркетинговую стратегию всем торговцам сочинял один и тот же человек. — Я одно место приметил, можем перекусить там.
Мы вернулись по улочке обратно к резиденции Хранительниц, и Иорвет, уже прекрасно ориентировавшийся в городе, свернул в переулки и вывел к ступенькам, ведущим на внешнюю стену касбы. Проход по верху стены едва позволял разминуться паре человек, и мы уселись между зубцами, свесив ноги наружу. Перед нами расстилалась пустыня, справа зеленели деревья, в тени которых стояли шатры торговцев, и виднелись холмики опустившихся на землю верблюдов.
Я достала рогалик и откусила хрустящий зажаренный кончик.
— Эх, а идея с тенью была такой красивой, — вздохнула я.
— Завтра проверим, — благодушно ответил Иорвет. — Сегодня на закате нам будет не до того.
Он, прищурившись, смотрел в горизонт, где пустыня расплывалась в дымке и незаметно переходила в белёсое небо, и мне передалось его спокойствие и уверенность. Казалось, что всё опять стало как прежде, и мы были командой и были вместе, чтобы разгадывать загадки и прикрывать спины друг друга. Всё-таки и безо всяких любовей в прошлом мире о таком партнёре и таких приключениях я могла только мечтать.
— Так странно, — сказала я, — в прошлой жизни с утра до вечера я сидела перед светящимися экранами, а верблюдов видела живьём только в зоопарке. А теперь я ночую под звёздами и ем рогалики с видом на пустыню и живых верблюдов.
— Тебе недостаёт тех экранов? — спросил Иорвет.
— Экранов нет. Недостаёт семьи. Я потеряла её.
— Но ты не умерла для них.
— И это единственное, что держит на плаву. Эта боль только моя, не их, не той меня. Вторая я осталась с семьей. Не так страшно умереть, как страшно то, что станет с теми, кто тебя любит. Мне проще — главное сохранить жизнь той Яны. А здесь я живу, лишь пока не найду путь домой. Смотрю в небо, ем рогалики.
— Пока мы не найдём Филиппу?
Я утвердительно замычала с персиком в зубах, пытаясь не дать соку стечь по рукам.
— А если ты останешься?
— Выбор простой — или я вернусь, и та я будет жить, либо мы умрём обе. Любой вариант не слишком приятный для меня, но что поделать, таковы правила игры. Мне надо радоваться, что вообще выпал шанс пожить ещё одну жизнь.
— Жизнь человека коротка, и когда люди умирают от старости, эльфы только-только вступают в зрелость. А твоя жизнь коротка даже для человека.
Он смотрел на меня, и я постеснялась слизнуть с запястья убежавшую каплю. Швырнула персик далеко в колючие кусты под стеной и затрясла руками.
— И вот зачем ты мне это рассказываешь? Я стараюсь не вспоминать об этом.
— О смерти стоит помнить каждый миг.
Иорвет прислонился спиной к каменному зубцу, подтянул к себе колено и слегка покачивал другой ногой. Потом запрокинул голову и блаженно подставил лицо солнцу.
— Легко думать о смерти, если знаешь, что до неё тебе жить столетия, — проворчала я.