Очень плохая история

Кершоу раздраженно посмотрел на нее:

– Но он говорит, что не давал разрешения.

– Врет.

– С чего бы это?

– Чтобы прикрыть свою задницу, как он обычно делает.

– Ева, в протоколе об этом ни слова.

– Времени не было написать.

Он вытащил пузырек с таблетками из кармана пиджака, положил в рот две и запил остатками виски. Потом со стуком поставил стакан на стол.

– Ты говоришь, что Джейсон дал тебе эту информацию, но ты понятия не имеешь, каким образом она к нему попала. Так?

– Именно так, но я собираюсь это выяснить. И кто бы это ни сделал, он за это заплатит.

– Ничего такого ты не сделаешь, забудь. У тебя и так полно проблем.

– То есть меня подставили, и это не имеет значения? Ну так для меня имеет!

Кершоу нагнулся к ней через стол, обдав ее запахом виски:

– Хорошо. Возможно, кто-то хотел, чтобы ты облажалась, или, предположим, кому-то нужно было сорвать наблюдение. И для этого использовали тебя… Тебе не кажется, что версия притянута за уши?

– А что, такого не может быть?

– Давай еще раз. Ты ведь понятия не имеешь, откуда инфа, так?

– Нет. Пока нет.

– А теперь посмотри на это глазами комиссии на твоем дисциплинарном слушании. Ты ударяешься в авантюру, хочешь найти информатора, но при этом сделала то, чем официально запрещено заниматься…

– Я уже сказала: я несколько раз пыталась дозвониться до тебя. Не дозвонилась, но получила разрешение…

Кершоу сердито мотнул головой:

– Ты берешь с собой сотрудника, своего подчиненного, женатого парня, который…

– Мои отношения с Джейсоном тут ни при чем.

Он выставил вперед огромную ладонь:

– Дай мне сказать. Я не собираюсь морализировать. Джейсон Скотт не был святым, но ты старше его по званию, и ваши отношения не в плюс к твоей репутации. Итак, ты взяла сержанта, и вы встряли в крупномасштабную наркооблаву. Два месяца слежки псу под хвост, главный подозреваемый сбежал – возможно, и из страны, – а твой сержант убит. И теперь уже меня ждет втык сверху.

– Как я могла знать об этом?

– Могла, черт побери! Очень даже могла. Как я уже сказал, тебе просто наплевать. Вот в чем твоя проблема. А теперь, елки-палки, и моя тоже. – Он глянул на часы и поднялся. – Тебе придется признать вину. И все, лапки кверху. – Для убедительности он помахал в воздухе указательным пальцем. – Не трать время и силы на бредовую идею, что тебя, мол, подставили. И не привлекай к себе внимания. Я все сделаю, чтобы поддержать тебя, но чтобы таких идиотских выходок, как сегодняшняя, больше не было. Поняла?

Глава 4

Ева въехала на площадку рядом с домом на Хейзел-авеню, где она жила, сразу за Оксбридж-роуд. Заглушила мотор, взяла вещи и торопливо пошла к подъезду.

Она снимала квартиру в четырехэтажном здании – одном из многих в ряду практически одинаковых домов позднего викторианского стиля. Не так давно в доме был ремонт, и в подъезде стоял сильный запах краски, но даже он не мог перебить ноты сырости, долетавшие с улицы. Ее ящик был переполнен. Она подобрала с пола пару писем, а остальные положила на полочку над батареей. Жила она на последнем этаже. Подниматься пешком ей было нетрудно, да и квартиру под крышей она выбрала осознанно: никто не топал у нее над головой, докучал только голубь, поселившийся на чердаке, – ворковал с такой силой, что глухой услышит. Зато жилец из квартиры под ней часто отсутствовал, и это было дополнительным удобством, приятным бонусом к ее стремлению отгородиться от всех.

Поднявшись на свою лестничную площадку, Ева нагнулась и проверила маленькую полоску прозрачной пленки, которую она, уходя, наклеивала на низ двери и косяк. Пленка была на месте. Она проделывала так уже много лет, на автомате. Часто она говорила себе, что ее страхи иррациональны, что ей не о чем больше тревожиться, но в глубине души по-прежнему считала, что однажды эта маленькая хитрость спасет ей жизнь.

Уверившись, что с пленкой все в порядке, Ева отлепила ее, открыла дверь и вошла. Квартира была светлая, в ней было много воздуха. Сразу за прихожей располагалась гостиная, совмещенная с компактной кухней, дальше двери вели в спальню и ванную комнату. Из окон виднелся скучный бетонный двор с вкраплениями лоскутков грязноватых садиков, но она редко раздвигала шторы, предпочитая отделять себя от жизни других людей. Квартира предназначалась под сдачу и была обставлена в безликом функциональном стиле. На полу лежали ненавязчивой расцветки ковры, в целом преобладали нейтральные тона. Мебель была самой стандартной… Кое-где она сама добавила несколько акцентов: жесткий, с острыми углами диван смягчила шелковыми подушками оливкового цвета, на середину круглого обеденного стола поставила большую стеклянную вазу для цветов, а взамен старой сломанной кофеварки купила дорогущую кофейную машину. В обстановке ее квартиры не было ничего характерного или запоминающегося или хотя бы приятного глазу, но ее это совершенно не беспокоило.

Квартира была удобной, все что нужно – под рукой, но даже спустя десять месяцев ей все еще казалось, что она по-прежнему в процессе переезда. На самом деле она нигде не чувствовала себя дома. По-настоящему важно ей было постоянно ощущать одиночество и предсказуемость самостоятельной жизни. Мысль о том, чтобы разделять существование с кем-то еще, пусть на короткое время, внушала отвращение. Ей не нужно было, чтобы кто-то волновался о том, что с ней происходит, задавал вопросы, как прошел ее день, или просто наполнял пространство своим присутствием. Ей было хорошо и без этого.

Джейсона удивляло отсутствие в ее квартире каких-то личных безделушек. Ему хотелось больше узнать о ней, и он как-то сказал, что в комнатах ничего не говорит о ней, как если бы это был номер отеля. Сама она не видела в этом ничего плохого. Услышав фразу, что «здесь не хватает уюта», она подумала, что он имел в виду отсутствие ярких тонов, беспорядка и вороха ненужных вещей. Она пыталась объяснить ему, что не любит яркие тона и все эти вещички, которые для нее ровным счетом ничего не значат. Она не хотела видеть вокруг себя ничего связанного с прошлым. И намеренно избавлялась от вещей, которые цепляли бы струны ее души всякий раз, когда на них натыкается взгляд. Джейсон этого не понимал, как и многого другого.

Ева включила свет и принялась расшнуровывать грязные ботинки. Поставив их в раковину на кухне, чтобы позже помыть, сняла промокшую одежду и осталась в одном белье. Мокрые вещи она повесила сушиться на стулья рядом с батареей в гостиной.

В какой-то момент она вдруг ощутила присутствие Джейсона. Еще каких-то десять дней назад он был здесь. Расположился на диване в гостиной, согревая в ладонях бокал красного вина, и обсуждал с ней детали дела, которое они вели. Работа – единственное, что их связывало, хотя, возможно, утверждать так было бы не совсем справедливо. То, что началось как простое развлечение, каким-то образом переросло в нечто большее, во всяком случае, с его стороны. За то короткое время, что они встречались, Ева изо всех сил старалась не сближаться с Джейсоном, держать его на расстоянии, и все-таки какая-то крошечная его часть, видимо, нашла лазейку в ее душу.

Смерть играет в хитрые игры с сознанием. Ева не любила Джейсона, и тем не менее тяжесть потери – такой внезапной, такой жестокой – пробудила в ней самые разные воспоминания, от которых было не по себе. Без всякой причины она вдруг начинала слышать его голос, в памяти всплывали обрывки разговоров, в голове прокручивались яркие картинки. Она жалела, что его больше нет.

Не так давно он подарил ей свою фотографию в рамке, и теперь его глаза следили за ней со стеллажа, куда он поставил рамку. Все, что так привлекало ее в Джейсоне – его молодость, теплота, энергия, его беззаботная улыбка, – отразилось в этом снимке. Теперь, глядя на фото, она чувствовала боль.